После обеда профессор Штефан Норман (основной труд: «Патентное право в Австрии») рассказал о своем сне.
Прошлой ночью ему приснилось, будто он оказался на родине, чтобы уладить там кое-какие свои дела.
Вена, которую он увидел во сне, выглядела ужасно. Не город, а привидение.
– А наша улица еще существует? – спросила фрау Хильдебрандт.
Хильдебрандты, бывшие в тот воскресный вечер в гостях у Норманов, земляки Норманов и жили в Вене по соседству с ними.
– Да, я первым делом туда и отправился, в чем вы, надеюсь, не сомневаетесь.
– А филиал «Королевских пирожных» на углу еще есть?
Большая кондитерская на углу принадлежала некогда фрау Хильдебрандт. Теперь она выпекала дома пирожные с орехами и с маком для эмигрантов-лакомок. Те, что с орехами, пользовались большим спросом.
– Насчет филиала кондитерского заведения не скажу. Этим я не интересовался.
Фрау Хильдебрандт даже обиделась немножко.
– Когда вам опять приснится, что вы попали в Вену, полюбопытствуйте на сей счет – хотя бы ради моей жены, – сказал ее муж.
Профессор продолжил рассказ о том, что с ним приключилось во сне. Иногда ему чудилось, будто он увидел приятеля или просто старого знакомого. Но когда он подходил поближе, они таяли в воздухе, и он понял, что это фигуры из царства теней. Никого из живых он не знал. И только когда оказался перед своим домом с каменным дельфином над воротами и пятисотлетним кленом во дворе, он увидел отлично знакомое ему живое существо – господина Бургера, старого привратника из дома номер семь.
– На голове у него была фуражка с засаленной золотой окантовкой, мой синий костюм, а на животе у него была золотая цепочка, которую я вместе с часами подарил ему на Рождество.
– Сколько чаевых он от нас получил и сколько подарков! – вставила фрау Мари Норман. – А в тот самый день, когда пришли немцы, он донес на нас: мы, мол, ругали нацистов.
Профессор только рукой махнул в ее сторону и снова заговорил:
– Увидев меня, он сделался бледным, как... вот эти штуки, – он указал на целую горку льняных лоскутов, из которых фрау Норман делала запасные воротнички для прачечной Армстронга, где мужские рубашки принимались для стирки и мелкого ремонта.
– Я достал мой револьвер. Бургер упал на колени и стал умолять меня простить его. Издалека до меня донесся стук сапог по брусчатке и песня марширующих солдат. Это его спасло. При мысли, что войне конец и что эти марширующие и горланящие свою песню молодые солдаты вернутся домой живыми, у меня отлегло от сердца. И вот, значит, у меня пропало всякое желание пристрелить эту свинью. Сунув револьвер за пояс, я приблизился к нему на шаг. Его маленькие глазки испуганно шныряли туда-сюда, словно собрались сбежать с этого лица, только не знали, в какую сторону. Он в испуге закрыл лицо рукой. Я эту его руку отбросил в сторону.
Фрау Норман полюбопытствовала:
– Тебе самому-то не было больно при этом?
– Нет, – он погладил одну ладонь другой. – На заводе кожа рук у меня загрубела.
Профессор Норман, пока у него со зрением было все в порядке, работал сортировщиком в фирме Максвелла по переработке воловьих шкур.
По Третьей авеню протарахтела надземка, кофейные чашки в шкафу задребезжали, лицо господина Хильдебрандта исказилось гримасой.
– К шуму постепенно привыкаешь, – сказала хозяйка дома. В Вене она затыкала парафиновыми шариками уши, чтобы не слышать, как щебечут птицы на ветвях клена под окном.
Профессор вернулся к своему рассказу.
Отношение доктора Михаэля Ламберта, книготорговца, к религии выразить в виде прямой линии нельзя. Он был слишком слаб и слишком труслив, чтобы в религии усомниться. Когда книготорговец заболел неизлечимой болезнью, его старый друг пастор Джон Мак-Пратт приложил много усилий, чтобы вывести его из состояния существа, оказавшегося между жерновами мельницы, и привести к набожному благочестию и кротости. Пастор отправился к праотцам прежде, чем достиг задуманного. Но как бы там ни было, с тех пор как Михаэль знал, что дни его сочтены, в его взбудораженной фантазии стали все большую роль играть разные замысловатые картины предстоящего.
В последних видениях, посетивших его, он увидел самого себя в образе мертвеца, бесцельно блуждающего по хорошо знакомому городу, в том числе и мимо книжного магазина, в витрине которого стоял его портрет с траурным крепом на уголке. Эта траурная полоска повергла его в тоску. Перед людьми, которые деловито сновали по улицам туда-сюда, он испытывал тот же страх, что в реальной жизни испытывал перед покойниками. Встречались ему и сами покойники, личины которых так же пропускали насквозь свет, как и его собственная, их бесплотные контуры были словно очерчены паутиной. Воображение Михаэля никогда выразительной силой не отличалось; поэтому сейчас оно подбросило ему образы исхода в виде появляющихся в некоторых кинофильмах на экране духов и привидений.
– С каких пор, Михаэль? – спросил его один из покойников, принявший вид его умершего друга Мак-Пратта.
– Не очень-то давно, – ответил книготорговец. – Во всяком случае, мое нынешнее состояние мне совершенно чуждо... Мы останемся у живых?
– До тех пор, пока они нас забудут, – ответил пастор, у которого при этих словах по лицу скользнула тень улыбки. – Выходит, что не очень-то долго. Но кому их вид претит, может хоть сейчас испытать счастья на границе.
– На какой границе?
– Она проходит между «тут» и «там». А за ней открывается благодать.
Михаэль всегда был большим эгоистом, людям, которые имели с ним дело, приходилось туго. Он всемерно затруднял их жизнь, чтобы облегчить свою. Поэтому он догадывался, что с переходом границы у него будут трудности.
– А почему ты сам еще не там? – спросил он. – Тебе, по-моему, бояться нечего!
– Я не тороплюсь, – сказал пастор. – В неизбежном всегда есть что-то угнетающее.
А Михаэлю хотелось перебраться через границу как можно скорее.
– Как туда попасть?
– Это на твое усмотрение. Направление юго-западное – северо-восточное.
Книготорговец, как мы уже упоминали, творческой фантазией не обладал. Поэтому он, конечно, вообразил, будто граница проходит по течению реки. И, конечно, в его мозгу что-то сразу щелкнуло: он представил себе лодку и седого гребца, переправлявшего усопших на другой берег.
– Харэ! – поздоровался он, учившийся в гимназии еще в те времена, когда мертвые языки были предметами обязательными. – Я туда попал?
– Время покажет.
– Ты Харон? И это твоя лодка?
Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».
Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь
© 2015 Еврейская Панорама. Все права защищены.
