Про этот эпизод из новейшей истории нигде особо не вспоминают, да и не любят вспоминать – ни на Западе, ни на Востоке. Разве что памятливый Путин в своей мюнхенской речи в феврале 2007 г. с яростью вопрошал: что, мол, «стало с теми заверениями, которые давались западными партнерами после роспуска Варшавского договора?» Однако никто ему не ответил и жажду знаний не утолил.
Не верь, но бойся и проси
Из разных источников вроде бы известно, что президент Буш, встречаясь с Горбачевым на Мальте в 1989 г., устно пообещал ему не принимать в НАТО государства, которые уходят из Варшавского договора. Однако никакие соглашения на сей счет не подписывались. И когда Советский Союз прекратил свое существование и в Североатлантический альянс устремились бывшие союзники этого бывшего государства, а также прибалты, перед западными лидерами встал вопрос: что делать?
С одной стороны, они едва ли хотели огорчать симпатичного Горби, хоть он и ушел на пенсию. С другой стороны, поляки и латыши, румыны и эстонцы рвались в НАТО, буквально расталкивая друг друга, словно боялись опоздать на последний поезд, и как было им отказать. Правда, упавшему с луны независимому эксперту хотелось понять: куда они спешили? От кого бежали? Вопросы эти только на первый взгляд казались сложными.
На самом деле это были риторические вопросы, то есть вопросы, уже содержавшие ясный ответ.
Ну да, на востоке располагалась Россия, но это была совершенно другая страна, в корне отличавшаяся от той, что веками прессовала своих соседей. Россия свободная, демократическая, дружелюбная, невезучая. Россия, которая отпустила их на все четыре стороны. Россия, погруженная в свои глубоко личные проблемы. Россия, более не помышлявшая о том, чтобы оказать братскую помощь и осчастливить мир.
Тем не менее все они как угорелые бежали на Запад – под крыло Вашингтона и Брюсселя, под ядерный зонтик НАТО. И это легко было объяснить любому упавшему с луны, если бы он тогда погнался за ними вслед, осыпая риторическими вопросами. Любой венгр или чех мог бы объяснить ему на пальцах, что они бегут, используя уникальный исторический шанс. Что они ничего не имеют против русских и нынешней России и желают ей всего наилучшего, но не верят ни на грош и боятся, как не верили и боялись вчера и позавчера. Только вчера они могли себе позволить лишь тайные мечты о свободе, а сегодня мечты сбылись и надо всё сделать для того, чтобы гарантировать себе независимость на веки вечные. И если грядущий Путин, покуда никому не известный, будет предъявлять им и новым их покровителям свои исторические счеты, то они знают, что предъявить в ответ.
Историческую память, например.
Вечные разделы Польши. Безвыходную судьбу, зажатую между Молотовым и гитлеровской наковальней. Танки в Будапеште и Праге. И плевать им на устные договоры, заключенные бывшим президентом США с бывшим президентом бывшего СССР. Потомки не простят, если они не воспользуются шансом. И будущее в лице нового правителя новой России, который назовет освобождение закрепощенных народов «крупнейшей геополитической катастрофой прошлого века», подтвердит их моральную и политическую правоту.
Отношения России и Украины не сравнишь с польско-российскими или иными из предъявленного списка. Несмотря на разные трения, непонятки, конфликты и так называемого Бандеру, эти отношения были братскими и по-настоящему скрепленными кровью в тех войнах, где русские и украинцы сражались плечом к плечу. И запорожцы свое знаменитое, ныне запрещенное Роскомнадзором по причине обилия мата письмо писали не российскому султану, а турецкому. Вообще на разноплеменной этой земле трудно отыскать два более близких народа.
Хроника одного предательства
Свидетельством этой близости было и знаменитое Беловежское соглашение, заключенное после того, как 1 декабря 1991 г. 90% жителей советской Украины проголосовало за независимость. Три руководителя трех славянских республик, собравшись в Вискулях, констатировали смерть коммунистической империи и тот непреложный факт, что «Союз ССР как субъект международного права... прекращает свое существование». После провала августовского путча стал очевиден и провал советского эксперимента: республики, некогда образовавшие СССР, солидарно покидали это государство. Помимо прочего, подписанный документ являлся актом взаимного доверия трех братских народов, трех руководителей государств. Тех же прибалтов Горбачев освобождал после путча. Русские, украинцы и белорусы освобождались сами, завершая историю принудительного совместного существования под скипетром царей и генсеков.
Закономерно также, что одним из гарантов Будапештского меморандума (1994) «О гарантиях безопасности в связи с присоединением Украины к Договору о нераспространении ядерного оружия» стала РФ. Документ предусматривал отказ Киева от ядерного статуса в обмен на нерушимость границ, и Россия, которая сохраняла все свои боеголовки в неприкосновенности, казалась идеальным гарантом. По той простой причине, что речь опять-таки шла о близком народе, о многовековых исторических связях, о породненности. О том, что превыше всяких печатей и подписей. О том, что в политике называется «особыми отношениями», а в жизни – «братством».
Эти связи заметно ослабели в 2004 г., когда Путин безостановочно поздравлял Януковича со славной победой и воспринимал «оранжевую» революцию как личное оскорбление. Эта дружба была отравлена в эпоху Януковича, которого Кремль считал своим ставленником. Эти отношения были разорваны весной 2014-го, когда Россия, грубо нарушив статьи Будапештского меморандума, вмешалась в чужие внутренние дела и затеяла многоходовую спецоперацию, целью которой является погружение Украины в хаос.
Оттого совершаемое ныне Путиным, который, воспользовавшись слабостью соседа, отобрал у него Крым и наслал в Донбасс полчища людей в камуфляже, реконструкторов Гражданской войны, – это не только акт агрессии, ничем не спровоцированной. Это покушение на общую историю и смачный плевок в будущее. Предательство по отношению к обоим народам, и уже сегодня, в суете и смуте текущих дней, можно догадаться и понять, кто пострадает больше. Кто вырвется на свободу, а кто будет вновь избывать свое политическое одиночество. Как бы даже и не понимая, почему младший брат навсегда ушел в чужую семью народов.
Всё ведь повторится, и будущий российский реформатор, занимаясь депутинизацией страны после ухода горячо любимого руководителя, начнет ломать голову в поисках друзей, экономических партнеров и дипломатических френдов. Однако к тому времени, боюсь, не останется ни одного, и не только украинцы, потрясенные аншлюсом, устремятся в Североатлантический союз. Все побегут. И белорусы после Батьки, и казахи после Назарбаева. И никто уже не поверит новому вождю, который будет в Кремле освобождаться от проклятого имперского прошлого и развенчивать культ пацанистой личности.
Народы – они ведь вольнолюбивые эгоисты, и кому охота рисковать, крепко связывая свою судьбу с ненадежным брутальным соседом. Сегодня он добрый и перестраивается изо всех сил, а завтра опять встанет не с той ноги, принарядится зеленым человечком, возьмет подствольный гранатомет, сядет в танк, полетит бомбить. Умом его не понять, сам признавался.
Собственно, еще не поздно остановиться. И Путину, и тем, кто его окружает, втайне, быть может, ужасаясь тому, что творит бодрый, моложавый, уверенный в себе вождь. Собирающий земли в своей песочнице и не задумывающийся о крупнейшей геополитической катастрофе ХХI века, которую он в эти дни готовит России. По схемам и образцам всех прежних катастроф, которые так славно укладываются в рамки непоправимой и неизменной национальной традиции.
Публичное одиночество
В Нормандии, на празднествах в честь юбилея высадки союзников, мы увидели репетицию этого одиночества. Миру предстал новый Путин, очень усталый и даже как бы сконфуженный. В репортажах из Франции всё больше рассказывалось о том, кто с ним сразу поздоровался за руку, а кто не сразу, как его рассаживали, чтобы ни с кем не усадить, да как засекали на секундомере те исторические 15 минут, которые он провел по отдельности с Обамой и Порошенко.
Ситуация и впрямь была поразительная: праздник открытия Второго фронта западные лидеры отмечали в одной компании с человеком, против которого были вынуждены объединиться нынешней весной. А это навевало слишком уж мрачные исторические ассоциации, вот многие геополитические партнеры и шарахались от него, как от зачумленного. Разумеется, спрошенный про Украину тогда и позже, он повторял свои бесконечные мантры про необходимость диалога с сепаратистами и о том, что Россия ни к чему не причастна, но выглядел каким-то неприкаянным. Всё-таки публичное одиночество – тяжелая штука, это ведь политика, а не театр. Тем более публичное унижение. Может, он и рад бы остановиться или даже переиграть украинский сюжет, но не может.
Ибо государство определенного типа, выстроенное в России, редко останавливается на достигнутом. Начав с подавления инакомыслия и сепаратизма у себя дома и убедившись в полной своей безнаказанности, это государство рано или поздно приступает к захвату чужих территорий. Собственно, государство определенного типа тогда и возникает, когда в нем клокочут старые обиды и унижения, а страны, его окружающие, до поры с равнодушием или даже некоторым пониманием наблюдают процесс становления.
Да, это еще называется «собиранием земель»: нечто иррациональное, вроде приступа многолетней неспровоцированной ярости. Это какой-то неумеренный, патологический аппетит, который у них, вождей и фюреров государств определенного типа, всегда приходит во время еды. Это необъяснимый экспансионистский голод, охватывающий порой целые народы, которые потом, сидя на руинах своих государств определенного типа, не могут постичь, что с ними случилось. Но случайно оставшиеся в живых национал-предатели слишком малочисленны и запуганы, чтобы разъяснять обстановку вопрошающим. И братьев не осталось ни одного, чтобы вступиться или хоть приласкать и утешить.
Илья МИЛЬШТЕЙН
Подписаться на газету вы можете здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь.