Беседа с политологом и историком Вячеславом Лихачевым  

Июнь 28, 2019 – 25 Sivan 5779
«Героизация ультраправых не конвертируется в поддержку на выборах»

Согласно распространенному мнению, Революция достоинства и российская война против Украины стали катализаторами роста там ультраправых движений. Они стали более массовыми, заметными и, вероятно, более влиятельными. О том, действительно ли это так и почему поддержка не помогает ультраправым приблизиться к власти в Украине, политолог, историк и исследователь правых движений в Украине и России Вячеслав Лихачев рассказал корреспонденту сайта PolUkr.net.

– Уважаемый Вячеслав, существует ли шкала измерения правых движений в Украине: как выглядит градация от умеренно-консервативных структур к ультрарадикальным?
– Общепринятой шкалы нет. Часто, когда речь идет о правых движениях, на самом деле подразумевают ультраправые, которые следует отличать от умеренных или правоконсервативных. В Украине идеология не очень влияет на реальное политическое поведение или голосование в парламенте. В Верховной раде прошлого созыва провели исследование относительно того, насколько идеологические принципы соотносятся с реальным голосованием. Оно показало, что лишь в случае ультраправых и ультралевых (в парламенте созыва 2012 г. это были «Свобода» и коммунисты) идеология влияет на вопросы, которые ставятся на повестку дня. В отношении всех прочих, независимо от их идейных основ, невозможно было спрогнозировать, как они проголосуют по конкретным вопросам.
Для меня критерием отличия умеренно правых от ультраправых является отношение к экстремизму, то есть к политически мотивированному насилию. Если группа, движение, партия допускает апологию исторических случаев насилия, считает его применение целесообразным и систематически практикует его в отношении оппонентов, то такая партия является экстремистской. Конечно, в украинском контексте нужно сделать поправки на то, что страна фактически находится в состоянии войны и поляризация в обществе высокая. Контекст меняется со временем – например, в период Майдана в насильственных столкновениях принимали участие представители и сторонники почти всех политических сил. Поэтому критерий насилия не всегда так четко срабатывает. Но если речь идет о последних пяти годах, то по критерию отношения к политическому насилию к крайне правым движениям можно отнести партии «Свобода», «Национальный корпус», «Правый сектор» и некоторые более мелкие не всегда политически формализованные группировки.
В прошлом году мы наблюдали вспышку политически мотивированного насилия на крайне правому фланге. Это были насильственные срывы мирных собраний защитников прав ЛГБТ-сообщества, нападения на стихийные поселения ромов – в этих акциях принимали участие представители почти всех ультраправых партий, движений и группировок. Поэтому данный критерий разграничения между ультраправыми и консерваторами или политическим мейнстримом кажется мне целесообразным.
– Вы говорите о прошлогодней вспышке насилия со стороны ультраправых. Правозащитные организации время от времени тоже издают заявления, указывая, что в Украине наблюдается рост правых движений, а значит, и рост насилия. По вашему мнению, это системный рост или краткосрочная вспышка?
– Мне не кажется, что стоит говорить о росте. Как его измерить? Прежде всего речь идет об электоральной популярности, особенно если говорить о периоде выборов. Есть ежемесячные замеры рейтингов, результаты первого тура президентских выборов. Что мы здесь имеем? Мы имеем единого кандидата от националистов – Руслана Кошулинского с его 1,6%. О чем это говорит? Во-первых, это тот же показатель, что у лидера «Свободы» Олега Тягныбока: 1,4% в 2010-м и 1,16% – в 2014-м То есть такова их естественная электоральная ниша – от 1 до 2%. В 2012 г. «Свобода» имела бешеный успех (более 10%), обусловленный конкретной ситуацией, но это уже дело прошлого.
Если говорить о постмайданном, постреволюционном контексте, то мы наблюдаем, что, во-первых, электоральная популярность ультраправых незначительна. Во-вторых, она не растет. Можем даже говорить о некотором ее снижении.
Если попытаться применить какие-то другие критерии, то они будут не столь четкими. Но их тоже надо учитывать. Когда мы слышим заявления правозащитных организаций о росте влияния ультраправых, в основном речь идет не о том, что они удачнее участвуют в выборах, а о том, что они заметнее. Они заметны на улицах, в телеэфире. Фиксируется рост их активности, в том числе противоправной, как это было в прошлом году. Что это означает? Во-первых, после Революции достоинства и особенно после начала войны состоялась общественная легитимация ультраправых в глазах если не большинства, то значительной части украинского общества. До Революции достоинства рядовой украинец даже не знал таких фамилий, как Ярош или Билецкий. А если и видел этих парней на улице, то они ассоциировались у него с агрессивными асоциальными подростками, каковыми они, кстати, и были.
Благодаря участию сначала в Революции достоинства, а потом, что важнее, в добровольческом движении сопротивления российской агрессии ультраправые нашли для себя место в общественной повестке дня. Символика, которая 10 лет назад была как бы собственностью ультраправых, стала общераспространенной. Но это также означает, что за последние пять лет они утратили монополию на ее использование. Ультраправые легитимировали себя в глазах общества. Они больше не главари подростковой субкультуры, а ветераны войны, командиры добровольческих формирований. Это вызывает уважение и иногда восхищение. Произошла не только легитимация, но в некоторой степени даже героизация этих личностей и движений, которые за ними стоят. Но эта легитимация не ведет к поддержке ультраправых как политической силы. То есть общество чтит и уважает, что ультраправые были частью защиты Украины от российской агрессии, но оно не готово поддержать их политическую платформу, потому что не очень понимает, в чем ее суть. Конвертация общественной легитимации в электоральную поддержку не состоялась.
– Почему, на ваш взгляд, так случилось: с одной стороны, общество их считает героями, а с другой – оно за них не голосует?
– Оказалось, что они не способны предложить интересную обществу повестку дня, не имеют внятного политического профиля. И это для ультраправых проблема не последних пяти, а последних 25 лет. Радикально-националистическое движение, провозглашавшее: «Добейся создания украинского государства или умри в борьбе за него!», несколько растерялось после того, как это государство состоялась, причем не благодаря их усилиям. С тех пор они не могут произвести что-то интересное, чтобы предложить обществу. Если вернуться к современному этапу, к контексту войны... Например, есть главнокомандующий (теперь уже бывший. – Ред.), который эксплуатирует тему защиты отечества как одну из главных в электоральной кампании. В 2014 г. все партии пытались на какие-то заметные места в своих избирательных списках взять комбатов, принимавших участие в этом добровольческом движении. Ультраправые в этот момент ничего, кроме камуфляжа, не могли предложить. Для общества они не имеют собственного лица. А попытки соревноваться в милитаризме с главнокомандующим бессмысленны.
Иногда у них возникают интересные идеи относительно видения геополитического места Украины в восточноевропейском контексте, который, с одной стороны, должен быть евроскептичным, а с другой – обеспечивал бы Украине четкие позиции. Но это, во-первых, слишком сложно, во-вторых, ультраправые не умеют их артикулировать и качественно коммуницировать с обществом. А в-третьих, общество по-прежнему понимает внешнеполитическую проблематику как дихотомию между евроинтеграцией и продолжением пребывания в российском культурном и экономическом пространстве.

Беседовал Роман РАК

Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».

Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь

Социальные сети