Как университетский курс у будущего нобелевского лауреата помог в генеральской карьере, чему украинская армия может поучиться у ЦАХАЛа и каково это – быть элитой в Израиле – в интервью с племянником Моше Даяна, легендарным командиром спецназа Генштаба, в прошлом – главой Совета национальной безопасности Израиля генералом Узи Даяном.
– Узи, вы родились в одной из тех семей, которые в Израиле принято называть «солью земли». Каково это – ощущать себя элитой страны?
– Я не чувствовал, что расту в элитарной семье. У меня было два отца. Зорик, павший в Войне за независимость, когда мне было три месяца, – папа, которого я не помню. И папа Моше Рабинович, который меня вырастил.
Детство прошло в крохотном мошаве Йогев на севере страны – там собрались 90 семей из 26 стран. Электричество появилось, когда мне исполнилось восемь лет, в деревне долго не было дороги, а в домах – полов, но… мы были счастливы.
Понимание того, что ты принадлежишь к именитой семье, пришло со временем, но разница между тем, что называют элитами сегодня, и тогдашними элитами огромна. В 1950-е у элиты была миссия – служение обществу, как это ни высокопарно звучит. Поэтому на людей, живших в Тель-Авиве, в Йогеве смотрели как на слабаков. Мы в самом деле ощущали себя элитой, но из этого следовала лишь необходимость тяжело работать и желание призваться в лучшие подразделения ЦАХАЛа – вот то, что нам казалось правильными жизненными ценностями. Так что происхождение вызывало у меня смешанное чувство – гордости и большой ответственности.
– Вся ваша сознательная жизнь так или иначе связана с армией. Оказал ли влияние на выбор вами жизненного пути ваш дядя – легендарный Моше Даян?
– Весьма незначительное. Начнем с того, что я призвался в подразделение, которое он мне отсоветовал. Я пришел к дяде: так и так, есть особый отряд, говорят, лучший в ЦАХАЛе, – «Сайерет маткаль» (спецназ Генштаба)… А он начал меня отговаривать. Тогда я с тем же вопросом сунулся к его шурину Эзеру Вейцману, главкому ВВС (племянник первого президента Израиля Хаима Вейцмана и сам президент страны в 1993–2000 гг. – Ред.). «Стоит идти?» – спрашиваю. «Смотри, – говорит Вейцман, – служи там мой сын, я бы очень гордился и… очень волновался». Ну, раз Эзер волновался бы, я решил, что надо идти.
Мы с дядей стали ближе после того, как я – уже офицер «Сайерет маткаль» – принимал участие во многих операциях в его бытность министром обороны.
Нельзя сказать, что близость к Моше Даяну совсем не повлияла на мою жизнь. Были плюсы, но иногда это мешало. Например, отношения с Ариком Шароном (премьер-министр Израиля в 2001–2006 гг. – Ред.), у которого я был советником по национальной безопасности, не сложились. Отчасти из-за моей фамилии, отчасти потому, что я называл его коррупционером…
Тем, кем я стал, в первую очередь я обязан семье и мошаву, в котором вырос. Я всегда помнил, что я сын Зорика Даяна. У Бялика в одном из стихотворений есть строка: «Своей смертью они завещали нам жизнь». В детстве это меня очень напрягало, я пытался понять, в чем оно – завещание отца. В конце концов, пришел к выводу, что отец ничего не завещал, но наша жизнь должна быть достойна его жертвы.
– Вы были студентом профессора Роберта (Исраэля) Аумана – будущего нобелевского лауреата по экономике, признанного специалиста по теории игр. Пригодилось в дальнейшей карьере?
– Отличный вопрос! Я учился у Исраэля в Иерусалиме, а потом в Стэнфорде, в первом наборе студентов, изучавших operations research. На самом деле изучение математики – я получил первую академическую степень по математике и физике в Иерусалиме и продолжил специализироваться в прикладной математике – очень повлияло на меня во всех смыслах. В свое время я был главой отдела планирования ЦАХАЛа, заместителем начальника Генштаба, возглавлял Совет по национальной безопасности. Я научился с юмором относиться к реальному влиянию системы на нашу жизнь. Одна из формул, которые мы разбирали в Стэнфорде, ставила личное счастье в зависимость от отношения ожиданий к достигнутым результатам. Есть два способа быть счастливым: понижать планку ожиданий до нуля, как предпочитают некоторые, или – и я в их числе – прикладывать усилия для достижения наилучшего результата. Вообще, мне кажется крайне важным освоение на базовом уровне точных наук, что не мешает впоследствии с юмором относиться к полученным знаниям.
Беседовал Михаил ГОЛЬД
Двора Затуловская со старшим сыном Моше
Двора Затуловская появилась на свет 23 сентября 1890 г. в единственной еврейской семье деревни Прохоровка Полтавской губернии. Отец – успешный торговец лесом – был весьма образован, владел русским и ивритом. До восьми лет девочка занималась дома с частным учителем, затем окончила гимназию в Кременчуге и факультет педагогики Киевского университета. Еврейское движение ее тогда мало интересовало – Двора присоединилась к народникам, а потом социал-демократам, от имени которых работала на Кавказе и в Крыму. В 1910 г. она участвовала в похоронах своего любимого писателя – Льва Толстого, чувствуя глубокую сопричастность к русской культуре и судьбе русского народа.
Год спустя, во время войны на Балканах, девушка покинет университет, добровольно став медсестрой в одной из российских частей на болгарском фронте. Именно здесь она засомневалась в правильности избранного пути и вскоре вернулась в Украину, где возобновила учебу в университете. Однако чувство отчуждения нарастало. «Я ошиблась тогда, – вспоминала Двора много лет спустя. – Народ, которому я хотела посвятить всю свою энергию, не был моим народом, и я была ему чужой». В январе 1913 г. она отплывает из Одессы в Палестину.
В Эрец-Исраэль девушка присоединяется к первопроходцам, встречает будущего мужа – уроженца Жашкова Шмуэля Даяна. Здесь, в кибуце Дгания, рождается в 1915 г. их первенец Моше.
В начале 1920-х чета Даян – среди основателей мошава Нахалаль, Шмуэль занимается общественной деятельностью, семья живет в палатке, Двора часто болеет, но не отказывается от тяжелой работы. В 1922-м появляется на свет дочь Авива, а в 1926-м – сын Зоар (Зорик), отец Узи Даяна.
По вечерам после тяжелого дня Двора пишет для женского журнала. Это было началом ее карьеры на поприще публицистики – карьеры женщины, символизировавшей новый тип еврейской матери, работавшей на земле и разделявшей ценности халуцианского общества. Работу в редколлегии она совмещала с деятельностью по приему новых репатриантов.
Гибель в 1948-м младшего сына Зорика опустошила Двору. С этого дня она еще больше погрузилась в заботы о новых репатриантах, в частности преподавала на курсах для женщин из стран Востока.
Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».
Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь