Апрель 28, 2017 – 2 Iyyar 5777
Беженец из Судана

Жить в Бердичеве становилось все труднее: заработки мизерные, продукты все дороже, квартира-хрущевка уже давно нуждалась в ремонте – стены отсырели, трубы проржавели и текли, при малейшем дожде с потолка начинает капать… Текло отовсюду, кроме кранов: воду им давно отключили за неуплату. Жить стало невыносимо. Да и антисемиты активизировались. Недавно в автобусе Григорий услышал диалог двух мужчин:
– Не вздумай покупать израильские презервативы.
– Чего это вдруг?
– А ты сам подумай: для чего евреи шлют нам свои презервативы? Чтоб христиане не размножались.
Стоящие рядом несколько мужчин одобрительно отреагировали. Именно тогда Григорий твердо решил: надо удирать в Израиль.
План был продуман и утвержден всей семьей: он прилетает в Израиль как турист и сразу идет «сдаваться» – просить израильское гражданство. Это будет быстрее, чем начинать здесь, с нашими бюрократами. Потом к нему прилетает жена и, когда она тоже получит гражданство, они вызывают сына и дочку с зятем.
Основанием для получения гражданства должно было послужить свидетельство о рождении покойной бабушки. Правда, она была записана украинкой, и имя, и фамилия у нее были отнюдь не еврейские – Авдотья Черненко. Но он подготовил письмо от соседей, подтверждающих, что ее настоящее имя – Дора, а фамилия – Шварцер. В юности, чтобы поступить в институт, она поменяла и имя, и фамилию, и национальность. И потом уже все дети и внуки прикрывались этой фамилией.
Письмо было заверено нотариусом, но в МВД Израиля его не приняли: «Нужны юридические доказательства, что бабушка – еврейка». Григорий позвонил домой и потребовал от жены любыми путями добыть эти доказательства. Через три недели он получил свидетельство о рождении прабабушки, в котором было написано, что она, Ривка Исааковна Шварцер, – еврейка. Уверенный в успехе, Григорий помчался в МВД, но его опять ждала неудача:
– Ваша прабабушка имела бы право на репатриацию, а вы нет.
– Но если прабабушка еврейка, то ее дочь, моя бабушка, ведь тоже еврейка!
– Да, но нужны юридические доказательства, что Авдотья Черненко – это и есть Дора Шварцер, а Дора Шварцер – дочь Ривки Шварцер.
Григорий понял, что попал в тупик. Надо срочно возвращаться домой, найти в архиве нужного человека, дать ему взятку и получить нужный документ, но… Легко сказать – возвращаться, а где взять деньги на билет? Из дому денег не пришлют: фирма, в которой работала жена, обанкротилась, жену уволили, зять не может найти работу, и они все сейчас живут на подачки родственников. У Григория оставались 20 шекелей, которые он не тратил, хранил их на черный день. По пятницам на рынке подбирал оставленные продавцами овощи и фрукты. По вечерам он посещал различные презентации, где не нужно было покупать билеты и всегда выставлялось легкое угощение: бутерброды, пирожки, печенье... Приходил он в спортивных шароварах, которые завязывались внизу. Бутерброды и выпечку незаметно запихивал в карманы, в которых проделал большие дырки. Продукты проваливались вниз, но завязки не давали им выпасть, они накапливались. Постепенно ноги Григория разбухали и превращались в две колоны. Двигаться становилось труднее, он больше стоял, как колосс на продуктовых ногах. Но это давало ему возможность прожить до следующей презентации.
Однажды в сквере он погнался за большим попугаем, надеясь в перспективе его продать или, в крайнем случае, поджарить. Гонялся долго, пока попугаю не надоело – он крикнул преследователю «Дур-р-рак!» и улетел домой. В отличие от попугая, у Григория не было дома. Из комнаты, которую он снимал, хозяин за неуплату выставил его со скандалом, выбросил все его вещи, благо их было так немного, что все они поместились в рюкзаке. Последние несколько ночей он спал в парке на скамейке, подстелив вытащенные из урн старые газеты. Газеты были на иврите, поэтому он ничего не понимал, только рассматривал фотографии. Но однажды ему попалась русскоязычная газета, в которой правозащитные организации яростно призывали к защите нелегалов из Африки и отчитывались, как они борются за их права. Григорий внимательно перечитал эти отчеты, и его осенило.
Утром за шекели, оставленные на черный день, он купил черный крем для обуви, зашел в общественный туалет, закрылся в кабинке и тщательно обмазал этим кремом щеки, лоб, нос, уши, шею… Потом зачернил еще и кисти рук, которые высовывались из-под манжетов куртки. Выйдя из кабинки, покрутился у зеркала, внимательно осмотрел себя, остался доволен и направился в одну из правозащитных организаций, которая активнее всех призывала африканцев обращаться к ним за помощью.
Первая правозащитница, встретившая его, была худой и непричесанной. Лицо ее, мятое и неглаженное, явно нуждалось в утюге. Она напоминала Черепаху Тортилу, которая после своего трехсотлетия махнула рукой на личную жизнь и занялась общественной.
– Шалом! – поздоровался с ней Григорий.
– Шалом! – ответила она и жестом указала ему на стул.
Григорий сел и заговорил:
– Ани… ми Судан… Ани… раце… бевакаша… – запас ивритских слов был израсходован, поэтому он добавил по-русски, но с «африканским» акцентом. – Помогаль мине… Пожалюста…
Инстинктивно сжался, готовя себя к разоблачению и скандалу. Но ему повезло: Тортила оказалась репатрианткой из России.
– Вы знаете русский? – она радостно всплеснула руками. – Откуда?
Григорий на секунду растерялся, но тут же сообразил:
– Я учился в Университете имени Лумумбы.
– Боже мой! – она была в экстазе, вскочила, забегала по комнате, потом громко позвала: – Соня! Шула! Скорее идите сюда!
В комнату вбежали ее коллеги-борцы, точнее, борчихи.
– Он окончил университет в Москве, он умеет говорить по-русски!
Коллеги не знали русского языка, но понимали, что африканец не знает иврита, поэтому одна из них задала ему вопрос почему-то на идише:
– Ди хэйбст вайб ин киндер?
Григорий в школе учил сперва немецкий, затем английский, потом французский. Дело в том, что в его школе все преподавательницы иностранных языков очень быстро беременели и уходили в декретный отпуск – это связывали с повышенной сексуальной активностью преподавателя физкультуры. Поэтому директор школы, чтобы забить образовавшуюся брешь, лихорадочно искал замену и брал на работу любых свободных «язычниц»: и «англичанок», и «немок», и «француженок».
Конечно, Григорий в итоге не выучил ни один язык. Но, услышав «вайб ин киндер», понял, что его спрашивают о семье, и выдал весь свой запас иностранных слов:
– Натюрлих! Бьютифул! Мерси! Окей!
– Видите! Он образованный человек, – воскликнула экзальтированная Тортила и воздела руки к небу. – И таких людей эти шовинисты не пускают в нашу страну!..
Когда коллеги ушли, она села за стол и стала заполнять какой-то бланк.
– У вас есть паспорт?
Григорий был готов к этому вопросу, он развел руками и печально сообщил:
– Все мои документы отобрали бедуины, которые переводили нас через границу.
– Бедненький! Как вас зовут?
Григорий не знал африканских имен, он лихорадочно напряг память, вспомнил, как мама в детстве читала ему «Хижину дяди Тома», и ответил:
– Том.
– А фамилия?
Тут он уже не растерялся: по принципу создания русских фамилий Иван – Иванов, Степан – Степанов, он создал свою, суданскую:
– Томпсон. Том Томпсон. Можно просто – Томми.
– Где вы сейчас живете, Томми?
– Я снимал комнату в Южном Тель-Авиве, но хозяин меня выгнал.
– Проклятые расисты! –запылала она интернациональной ненавистью. – Значит, так: документы мы вам восстановим, предоставим проживание, питание и медицинское обслуживание… А я пока займусь вашей легализацией.
– Я соскучился по семье… я устал… я хочу домой, к себе в Южный Судан. Я хочу подать прошение о возвращении на родину…
– Очень жаль. Но я вас понимаю: довели, мерзавцы, довели! –чуть не заплакала она. – Хорошо. Подпишите этот бланк, и мы все ускорим.
Через неделю отдохнувший, отъевшийся Григорий сидел в самолете, периодически ощупывая в кармане пачку с 3500 тысячами долларов, полученных за согласие покинуть Израиль, и подсчитывал: «До Джубы, столицы Южного Судана, бесплатно, от Джубы до Киева около 700 долларов – значит, чистыми остаются 2800 зелененьких. Хороший заработок, иметь бы его хотя бы раз в квартал, к концу года можно было бы арендовать ларек на рынке, у себя в Бердичеве. Но второй раз меня уже в Израиль не пустят. Хотя стоп! Можно следующим отправить сына, он уже совершеннолетний. Потом зять-бездельник, который сидит на моей шее, – пусть поработает на семью. Есть еще брат, и сват, и кума… Она чернявая, кудрявенькая, чуть подмазать – вылитая суданка…»
Самолет пробил облака, врезался в синеву неба и взял курс на Джубу. Григорий сидел у окна, прикидывал, подсчитывал и радостно улыбался: жизнь открывала перед ним заоблачные перспективы.
Да здравствуют борцы за права африканцев!

Александр КАНЕВСКИЙ

АНЕКДОТИЧЕСКИЕ СТРАСТИ

Те, кто тоскует по Сталину, хотят его не для себя, а для соседа.

– Софа, экономь деньги! Думай за завтрашний день...
– Моня, а почему я должна думать за завтрашний день плохо?

Члену партии «Патриоты России» полностью окунуться в политическую борьбу мешают постоянные семейные проблемы: то сына надо отправить на учебу в Англию, то дочку – рожать в Германию, то жену – на отдых в Ниццу, то тещу – в Швецию, чтобы вставить зубы.

Собеседование по поводу приема на работу:
– У вас есть финансовое образование?
– Я вас умоляю, у меня бабушка еврейка! Вам что, этого мало?!

Почему Афганистан обратился к руководству РФ с просьбой восстановить экономику и объекты инфраструктуры, а граждане России – нет? У граждан России нет своего посольства в РФ.

– Яша, как жизнь?
– Сокращается.

Трибуна стадиона – единственное место, где бедные могут материть миллионеров и смотреть на них свысока.

Одесса, Привоз:
– А эти креветки доедут до Киева по такой жаре?
– Конечно, доедут. А если не доедут – привозите назад, я их еще раз продам.

Кабаева – Путину:
– Володя, а давай уже распишемся.
– А чем тебе сейчас плохо?
– Надоело, как дуре, в депутатах. Хочу быть первым вице-президентом...

Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».

Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь

Социальные сети