Спокойно разглядывать офорты художника Лазаря Рана из серии «Минское гетто» невозможно. Чересчур реалистично. Слишком больно. И в то же время очень нужно – особенно молодым, знающим о войне преимущественно из фильмов.
Вот, казалось бы, одна из наименее жутких работ под названием «Скрипка»: интеллигентный скрипач-еврей будто бы чего-то ждет… Меж тем из воспоминаний выживших обитателей гетто известно, что музыкантов и певцов постоянно приводили на площадь расстрелов (по иронии судьбы ныне здесь, на ул. Мельникайте, находится Национальная школа красоты) и заставляли играть и петь во время казни других заключенных.
Или офорт «В малине», на котором семья оплакивает покойника. Однако до конца не ясно, кому хуже: отмучившемуся или его родным. В самодельных схронах повально умирали от голода, холода, болезней. Да и эсэсовцы, полицаи со временем научились «выбивать» оттуда людей – стреляли по стенам.
Очередной пронзительный лист – «За колючей проволокой»: еврейский мальчишка обреченно смотрит из фашистской неволи на мир огромными невидящими глазами… Говорят, Ран таким образом увековечил память погибшего в Минском гетто сына Саула. Кто знает, возможно, это реквием всем детям-мученикам. Гитлеровцы ведь не щадили никого. «Ребятню в детском доме на улице Заславской, что находилась на территории гетто, уничтожили без единой пули. Шомполами, – читаем свидетельства узницы Майи Крапивиной. – Когда люди вошли туда после погрома, были в ужасе – подушки разбросаны, перья летают, всё в крови…»
В графической серии Лазаря Рана «Минское гетто» – 17 черно-белых офортов-эпитафий, над которыми мастер трудился более 20 лет. «Эти работы были созданы большей частью в 1960–1970-х гг., но отец продолжал работать над ними до самой смерти, – подчеркивал сын художника Станислав. – Есть много и таких, которые не были доведены до стадии офорта, – это рисунки, наброски. Первая семья моего отца погибла в гетто (жена и трое детей, а также мать и сестра. – О. С.), сам он уцелел потому, что начало войны застало его в Москве, куда он был вызван в командировку. Это мучило его всю жизнь, заставляло испытывать подспудное чувство вины, и он постоянно мыслями возвращался к этой трагедии».
При том, что знал: его в прямом смысле слова выстраданные офорты останутся «не у дел» – поднимать в творчестве в любом виде еврейскую тему было тогда не только трудно, но и небезопасно.
Ольга СМОЛЯКОВА
Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».
Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь