Среди фотографий, иллюстрирующих текст этой книги, есть и такая. Мужчина средних лет, с крупным властным лицом держит пухлую ручку и нежно смотрит в глаза двухгодовалой девочки, сидящей на руках у матери. А рядом – друг и шеф отца ребенка. Действующие лица этой трогательной семейной сцены – Гитлер, Геринг, его жена и дочь.
«Ярким осенним днем привели 600 еврейских мальчиков возраста от 12 до 18 лет, одетых в полосатую лагерную одежду, очень легкую и изорванную в клочья... Дети выглядели такими красивыми, такими светлыми, так хорошо сложенными, что они светились сквозь лохмотья. Была вторая половина октября 1944 г. Их вели 25 до зубов вооруженных эсэсовцев. Они поднялись во двор, и начальник команды отдал приказ: раздеться во дворе. Дети разглядели дым из труб и быстро сориентировались, что их ведут на смерть. Дико перепугавшись, они начали бегать кругом по двору, туда-сюда, вырывая на себе волосы, не зная, как спастись. Многие разразились страшными рыданиями, поднялся чудовищный стон. Начальник коммандо со своим помощником сильно избивали растерявшихся детей, чтобы они раздевались. У него даже сломалась палка во время удара, он достал вторую и продолжал прорубаться в головы. Сила своего добилась: дети разделись из-за инстинктивного страха смерти. Голышом и босиком они прижались друг к другу, чтобы защититься от ударов… Многие мальчики стремительно подбежали к евреям из зондеркоманды, упали им на шею, умоляя: „Спасите меня!“ Другие разбежались по большому двору, как бы убегая от смерти… Эсэсовцы преследовали их, догоняли и пороли до тех пор, пока те не покорялись положению, и, наконец, загоняли их внутрь».
Это цитата из рукописи Лейба Лангфуса – члена зондеркомманды, составленной нацистами из евреев для уборки, сожжения трупов и других вспомогательных операций, связанных с конвейером массового убийства в Освенциме. Рукопись, так же как и тексты других зондеров, была закопана в яме с пеплом, найдена после войны и вошла в книгу Павла Поляна «Свитки из пепла». Лангфус был очевидцем этой страшной сцены убийства детей, ибо зондеров заставляли не только сжигать трупы, но и присутствовать в раздевалке газовой камеры перед отправкой туда людей.
***
Как можно было выдержать всё это, зная, что твои близкие прошли этот путь и тебе самому вскоре предстоит пройти его, сказать невозможно. Некоторые не выдерживали, бросались в печь, но такие случаи были редки. Лейб Лангфус, религиозный еврей из местечка Маков, у которого недавно погибли в газовой камере жена и маленький сын, выдержал и рассказал о пережитом в рукописи, найденной после войны.
Книга состоит из двух частей. Первая содержит очерки, посвященные Освенциму, количеству жертв, информированности о них стран коалиции, освобождению лагеря. В этой же части показана жизнь, работа и гибель зондеркомманды, реконструированы поиски и публикации рукописей, найденных в пепле. Во второй части представлены девять уцелевших и прокомментированных текстов. Это своего рода антология произведений, являющихся центральными и беспримерными документами Холокоста.
Надо было обладать известным мужеством, чтобы взяться за такую работу. Знаю это по себе, по тем ощущениям, которые испытывал, когда собирал материал и писал книгу о жизни и гибели Варшавского гетто, временами невольно отождествляя себя с его героями. Мне снилось гетто – его звуки, запахи, голоса. Я жил в стылой выморочной пустоте его комнат, в толчее его улиц. Я испытывал тоску и голод, тревогу за близких, переходил от надежды к отчаянию. И непрестанная душевная боль мучила меня. Не было сил писать об этом. Перед каждой главой я снова и снова просматривал документы. И словно падал в глухую темную бездонную пропасть, где нет ничего, кроме душного запаха смерти.
Польский писатель Богдан Войдовский в своей книге «Хлеб, брошенный мертвым» показывает колонну, идущую на умшлагплац – место сбора обитателей Варшавского гетто перед отправкой их в Треблинку.
«– Мама, далеко еще идти?
– Пустите меня... Господин жандарм, у меня швейцарский паспорт!
– Хаим, ты взял термос с чаем?
– Марширен, марширен!
– Мама, я хочу писать.
– Дорогой мой, мы должны быть вместе. Белла, Регинка... Возьми их за руки.
– У кого есть „свинки“? Быстро на левый тротуар. Быстро.
– Ты взял зонтик, Арон? А если дождь?
– Рыбонька, золотая. Иди, иди. Так надо.
– Марширен, марширен!
– Господин жандарм, дорогой, минуточку. У меня официальный сертификат на выезд в Палестину. Почему же я должен ехать с вами?
– Шма Исроэль, Адонай Элогенум, Адонай эхад!
– Kто там плачет? Ты, Розочка? Не надо, не надо».
***
Павел Полян не только опубликовал «свитки из пепла», организовал перевод на русский язык и откоммментировал их, что само по себе было бы уже достойным вкладом в литературу о Холокосте, – он осмыслил беспримерное психоэтическое явление, каковым являлось зондерство, раскрыл его психологическую подоплеку, расширив тем самым наше понимание человеческой природы.
Их отбирали сразу же на железнодорожной рампе Освенцима, куда прибывали эшелоны из гетто. Отбирали самых здоровых и молодых мужчин. Им предстояла работа, от которой стремились избавить лагерную охрану: они извлекали трупы из газовых камер, сбрасывали их в костры или в печи, ворошили и хоронили пепел сотен тысяч людей, перемалывали кости, вырывали золотые зубы, отрезали и мыли волосы для последующей их утилизации... Что они чувствовали?
Яков Габай: «Я не мог даже осознать того, что видели мои глаза, а именно: от человека остается всего лишь какие-то полкилограмма пепла. Мы часто об этом задумывались, но что из этого всего толку? Разве у нас был выбор? Побег был невозможен, потому что мы не знали языка. Я работал и знал, что вот так же погибли и мои родители. Что может быть хуже? Но через две, три недели я к этому уже привык. Иногда ночью, присев отдохнуть, я опирался рукой на труп, и мне уже было всё равно. Мы работали там, как роботы. Я должен был оставаться сильным, чтобы выжить и иметь возможность всё рассказать, что в это аду происходило. Действительность такова, что человек ужаснее зверя. Да, мы были звери. Никаких эмоций. Иногда мы сомневались, а осталось ли в нас еще что-то человеческое?.. Мы были не просто роботы, мы были звери. Мы ни о чем не думали»
Конечно же, они не были зверями. Зверь не осознает своего зверства, его поведение естественно для его природы. Зондеры же оставались людьми, но только людьми, пытавшимися убить в себе всё человеческое, превратить себя в роботов, в которых, тем не менее, вспыхивало нечто человеческое, доставлявшее им невыносимые страдания. Они гнали от себя всякую мысль, чувство, но мысли и чувства приходили снова и снова, оборачиваясь вопросом: что же всё-таки делать? Бежать? За всё время существования Освенцима было зафиксировано 667 побегов, пишет Полян, из них еврейских – всего 76. Местное польское население охотно помогало польским беглецам, менее охотно – русским. А еврейских, как правило, выдавали немцам или грабили и убивали сами. Так что же оставалось? Восставать, идти на верную смерть, лишь бы почувствовать себя человеком? В конце концов это и произошло, правда, когда зондеркоманда практически сама была у порога газовой камеры. Некоторые видели свое предназначение в том, чтобы описать для потомков ад, в котором они жили.
«Пусть будущее вынесет нам приговор на основании моих записок, – пишет Залман Градовский, автор наиболее объемных записей, откопанных в ямах с человеческим пеплом, – и пусть мир увидит в них хотя бы каплю того страшного трагического света смерти, в котором мы жили».
И будущее вынесло им приговор. Павел Полян подробно и глубоко анализирует отношение к зондерам и зондерству в послевоенном мире, назвав одну из глав первой части книги «Преступники или герои». Их нередко ставили в один ряд с членами юденратов и еврейскими полицаями в гетто, объявляли коллаборантами, соучастниками массовых убийств своих единоплеменников. Принадлежность к зондеркоммандо была каиновой печатью. И особенно это ощущалось в молодом еврейском государстве, которое, говоря словами автора книги, испугалось своей предыстории и не захотело, а отчасти не смогло разобраться в страшных страницах недавнего прошлого. Этим ощущением каиновой печати объясняется, по-видимому, и то, что некоторые выжившие члены зондеркоманды избегали давать интервью и встречаться с историками. Над ними висело обвинение: выжил – значит, виноват. Такое же отношение было к остарабайтерам и военнопленным, отмечает Полян.
В любом случае нацисты преуспели еще в одном: убив шесть миллионов евреев, они вбросили в уцелевшее еврейство ядовитые кристаллы раздора, бытового противостояния и вражды. И в свете этой ситуации тем более важна книга, воссоздающая объективную картину содеянного, словно вызвавшая из небытия этих живых мертвецов. Что может быть более инфернального, чем их образы, их жизнь, их записки?
***
В «Докторе Фаустусе» Томаса Манна дьявол объясняет Адриану Леверкюну, что такое ад: «Там всё прекращается – не только словесные обозначения, вообще всё – это даже главный его признак, существеннейшее свойство и одновременно то, что прежде всего узнает там новоприбывший, чего он поначалу не может постигнуть своими, так сказать, здоровыми чувствами и не желает понять, потому что ему мешает разум или еще какая-нибудь ограниченность понимания, – словом, потому что это невероятно, невероятно до ужаса, хотя по прибытии ему как бы вместо приветствия в самой ясной и убедительной форме сообщают, что „здесь прекращается всё“ – всякое милосердие, всякая жалость, всякая снисходительность, всякое подобие респекта к недоверчивому заклинанию: “Вы не можете, не можете так поступить с душой“. Увы, так поступают, так делают, не давая отчета слову, в глубоком, звуконепроницаемом, скрытом от божьего слуха погребе – в вечности».
В этом представлении об аде – трагический опыт человека, воспитанного в гуманитарно-либеральной традиции XIX века и познавшего тоталитаризм века XX. «Вы не можете так поступить...» Отчего же, можем. Можем уничтожать народ, сжигать детей, хлестать по щекам стариков. И не нужно слов, слова тут ни к чему. Мы «в скрытом от божьего слуха погребе». Ад – это конец всему, это непреклонность, безысходность, четкость фашизма как системы. Вот на какие мысли наводит книга «Свитки из пепла».
Михаил РУМЕР
Подписаться на газету вы можете здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь.
П. Полян. Свитки из пепла
М., «Феникс», 2013
ISBN 978-5-222-22090-0