Август 28, 2015 – 13 Elul 5775
Шик с коричневым отливом

image

Нацизм и германская мода, «освобожденная» от евреев  

В 1939 г. Марлен Дитрих в ответ на просьбу Риббентропа вернуться в Германию ответила: «Я не ношу коричневого».

«Мода» – слово легкое и веселое, но и оно может иметь мрачные аспекты, если, используя его как линзу, заглянуть в историю нацистской Германии.

«Новая мода» для «особой женщины»
Шел 1933 г. Национал-социалисты только что пришли к власти. Видный член НСДАП Фридрих Кребс становится бургомистром Франкфурта-на-Майне. Назначение Гитлера на пост рейхсканцлера он рассматривает для себя как возможность быстрой карьеры и удовлетворения собственных амбиций. Кребс подхватывает идею своего советника по культуре Михеля и выдвигает проект превращения Франкфурта, известного своими достижениями в области прикладного искусства, в главный центр моды Третьего рейха. Если город станет средоточием модных показов и выставок одежды, то сюда потекут заказы на пошив партийной униформы, он привлечет внимание жен нацистских начальников, а может быть, составит конкуренцию самому Берлину. Успех города – залог благоденствия его бургомистра.
И Кребс принялся за дело. В декабре того же года франкфуртский магистрат выделил огромную сумму в 10 тыс. рейхсмарок на создание Имперского управления моды – Модеамта. Деньги должны были быть переданы в распоряжение советника по культуре. Кребс немедленно увольняет с этой должности еврея Михеля и назначает «истинного арийца» Келлера. Главой нового Института моды становится профессор Маргарете Климт.
Изящные проекты этого института будут печататься во всех женских журналах Третьего рейха, они получат признание за рубежом, а профессор Климт станет безусловным авторитетом в мире высокой моды. Элегантные модели повседневной одежды, роскошные вечерние платья, изысканные костюмы для прыжков с парашютом, обувь из рыбьей чешуи – весь этот шик будет ориентирован на верхушку немецкого общества. Большинство немецких женщин в это же время столкнутся с карточной системой, реальной нехваткой одежды и отсутствием денег на ее приобретение. Такова будет военная действительность. А пока Модеамт создается, обустраивается, набирает модельеров и учениц…
Словосочетание «немецкая мода» очень много значило для идеологов Рейха. Начиная с 1920-х гг. они увязывали воедино понятие «немецкая мода» с культурным превосходством немцев над другими народами, откуда вытекала и необходимость доминирования немецкой нации во всем мире. Как и любая тоталитарная система, национал-социализм предполагал контроль над всеми сферами жизни – от политики до искусства, от туризма до повседневной одежды. Все элементы должны были подчиняться политическим установкам.
Выдвигается лозунг об «особой немецкой женщине» и, соответственно, идея создания «новой немецкой моды» для «особой немецкой женщины». Скромность, естественность (что означает – никакой косметики), добропорядочность, простота в одежде, полный запрет на украшения, на алкоголь и курение – всему этому должна была следовать идеальная немецкая фрау. Магда Геббельс, почетный председатель Модеамта, сама разъясняла женщинам, одежду какого рода нацистская партия считает для них «полезной и патриотичной».

«Стиль для своего жизненного пространства»
Под флагом «оздоровления» немецкой моды начинается передел собственности в этой сфере. Пунктом первым в программе создания Имперского управления моды предусматривалось «выведение» еврейских торговцев текстилем, шелком, кожаными изделиями «за рамки германской экономики» – именно так формулируется задача в документе 1933 г. Завершением процесса очищения отрасли должна была стать передача бывших еврейских предпринимателей «в руки арийских властей». Чуть позже этот процесс станут называть «ариизацией экономики».
Тот факт, что «немецкая мода» во Франкфурте, да и во всей Германии создавалась и была прославлена как раз людьми неарийского происхождения, ничуть не смущал руководителей франкфуртского Модеамта. До 1933 г. около 70% этой сферы в городе контролировались еврейскими предпринимателями, и из 364 предприятий, связанных с легкой промышленностью, им принадлежало 253. Это нужно было как минимум принять к сведению, затевая грандиозную ломку сложившейся и успешно работавшей отрасли. Но нет, им не до этого: одержимые идеей национального превосходства, рулевые Третьего рейха мчатся вперед.
Тут очень вовремя подоспел один франкфуртский бизнесмен и призвал власти и горожан начать травлю шести основных «женских домов», которые принадлежали евреям. Что возмущало этого «энтузиаста» больше – то, что эти студии имели просторные помещения и большие красивые витрины, или, как он написал в своем воззвании, то, что «евреи установили свою монополию во всем Франкфурте», – нам неизвестно. Но Модеамт одобрил этот призыв и поддержал антисемитскую кампанию. В результате исчезли все предприятия легкой промышленности, принадлежавшие евреям.
Прошло немного времени, и речь зашла уже не о «немецкой моде» для немецких женщин, а о «немецкой моде» для всего мира. «Для всего своего жизненного пространства, – говорится в программной статье Модеамта 1940 г., – Германия разрабатывает свой собственный стиль. Наша мода и наш стиль во многом определяют также победу нашего оружия». Управление моды однозначно связывает себя с политическими целями нацистской партии.
В 1938 г. управлению, работавшему в масштабах всего Рейха, потребовалось новое большое здание. Оно было найдено, но новоселье в нем связано с двумя трагедиями. Здание принадлежало еврейскому предпринимателю Паулю Хиршу. Он был любителем музыки и коллекционером, в его доме хранилась уникальная нотная библиотека из 20 тыс. старинных партитур. Здание у Хирша отобрали. К счастью, он сам с семьей успел бежать в Лондон. Второй трагедией стало самоубийство архитектора Вальтера Леффлера, по проекту которого осуществлялась реконструкция здания. Когда работа уже шла к концу, гестапо обвинило Леффлера и его жену в сочувствии коммунистам. Супруги предпочли самоубийство концентрационному лагерю и, поручив заботы о шестилетнем сыне надежным людям, добровольно ушли из жизни.
На торжественном открытии нового Института моды имя автора проекта Леффлера даже не упоминалось, хотя все отмечали изящество его замысла. А за списком гостей строго следил сам обер-бургомистр Кребс: там не должно было быть ни одного еврея, ни одного иностранца, а в сопровождающей показ музыке – ни единой ноты джаза. Столь же тщательно отслеживались позже биографии модельеров, работавших в институте, и их учениц, а также фотомоделей, манекенщиц, фотографов – наличие «сугубо арийского происхождения» было важнее художественных способностей. Снимаемая модель не только не должна была быть еврейкой, но и «по визуальным признакам не могла быть похожей на расово чуждый элемент». Много талантливых фотографов предпочли тогда эмигрировать из Германии и работать в модных журналах других стран. Те же из «расово чуждых», кто не покинул родину, погибли в концлагерях.

Наталья УХОВА

Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».

Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь

Написать письмо в редакцию

Социальные сети