Почему «русские» не спешат растворяться в израильском «плавильном котле», какие стереотипы о выходцах из бывшего СССР давно стали мифами, есть ли будущее у русско-израильской идентичности – обо всем этом мы говорим с известным политологом, профессором Университета Ариэль в Самарии и преподавателем Университета Бар-Илан, главным ученым Министерства абсорбции Зеэвом Ханиным.
– Насчет тонкого ручейка вы правы, но примерно с 2009 г. наблюдается перелом. Конечно, до масштабов начала 1990-х гг. далеко – евреи в такой концентрации, как это было в СССР, остались лишь в развитых странах Запада, и мы не желаем им таких катаклизмов, которые привели к Большой алие. Мы никоим образом не заинтересованы в том, чтобы еврейские общины переселялись в Израиль потому, что им в диаспоре плохо. Мы будем рады, если они переберутся в Израиль потому, что им у нас хорошо. Это концептуальный момент, отличающий современный сионизм от сионизма классического. Неосионизм исходит из центральной роли Израиля в еврейском мире, но полагает, что Израиль и диаспора – это две стороны одного и того же феномена, и друг без друга им сложно существовать. Так же как Израиль заинтересован в сильной диаспоре, так и еврейские общины мира понимают, что без Израиля нет современной еврейской идентичности.
– В этом году мы ожидаем 25 тыс. репатриантов, а в течение ближайших пяти лет – порядка 100 тыс. выходцев из СНГ. Еще один фактор, о котором мало кто знает, – репатриация русскоязычных евреев из Германии, США и Канады. За последние несколько лет Израиль принял 35 тыс. таких лиц. Ну и не будем забывать, что мы живем в постмодернистскую эпоху, когда второе поколение эмигрантов причисляется к общине родителей. Так или иначе, но «русские» – это вторая по величине еврейская община Израиля после уроженцев страны, и с учетом всех процессов, идущих в ее среде, – интеграции, ассимиляции, геттоизации, интеграции без аккультурации, эмиграции и т. п. – так вот, несмотря на все эти тенденции, 990 тыс. израильтян в той или иной степени идентифицируют себя с общиной выходцев из СССР-СНГ, и эта цифра в последние годы не меняется. Поэтому алия или ее отсутствие, йерида (эмиграция из Израиля. – М. Г.) или легенды о ней (за границей живет порядка 10% репатриантов 1990-х – это меньше, чем в среднем по стране, и вдвое-втрое меньше по сравнению с репатриантами из стран Европы и Америки) – это не единственный фактор, обуславливающий существование «русской» общины.
И тут я вынужден развенчать стереотип, определяющий общину выходцев из СССР как гетто. Согласно всем опросам, в конце 1990-х гг. обитателями гетто ощущали себя 20–25% репатриантов, около 30% видели себя полностью интегрированными израильтянами и чуть меньше 50% были носителями тенденции интеграции без аккультурации, то есть сидели на двух стульях, с одной стороны комфортно чувствуя себя в местном обществе, а с другой – осознавая свою иную культурную базу. «Русские израильтяне» – это понятие культурологическое, а не социально-классовое или этнонациональное.
К концу первого десятилетия XXI в. гетто сократилось вдвое – до 10% «русских» евреев почти никак в культурном плане не идентифицировали себя с израильским обществом, порядка 40% говорили об интеграции без аккультурации и 50% считали себя интегрированными израильтянами. Это значит, что в условиях современного постмодернистского общества ты не должен отказываться от своего культурного наследия. У нас есть русскоязычная субкультура, но нет русского гетто. Субкультура эта, во-первых, еврейская, во-вторых, израильская и только в-третьих – русская.
В Израиле идет процесс консолидирования ашкеназов – выходцев из СССР и особенно их потомков, и мостиком здесь служит так называемое полуторное поколение – те, кого привезли в возрасте от 4 до 16 лет, то есть стопроцентные израильтяне по всем повадкам и ужимкам, при этом комфортно чувствующие себя в мире родителей. Именно это поколение наряду со стариками сохраняет русско-израильскую субкультуру, не сообщая ей при этом характера гетто. Гетто – это нечто изолированное от общества, замкнутое в своей среде, какие-нибудь турецкие кварталы в Мюнхене, арабские – в Марселе или марокканские – в Брюсселе. В Израиле этого почти нет, хотя многие кивают на «русский» квартал Йуд в Ашдоде или Ганей-Авив в Лоде – это тоже правда, но не вся правда и даже не большая ее часть.
Разумеется, такая большая община не может быть монолитной, это слишком большой айсберг, чтобы не расколоться в наших морях. Размежевание идет между «русскими» ашкеназами и, условно говоря, «русскими» сефардами – «кавказцами», «бухарцами» и выходцами из Грузии. Они все меньше идентифицируют себя с «русской» общиной, сближаясь с выходцами из стран Востока по всем параметрам – уровню религиозности, культурным моделям и моделям голосования. В итоге Министерству алии и абсорбции нередко приходится придумывать для них специфические программы.
– Если говорить о консолидации, то у североамериканских евреев нет традиций самоорганизации, и все попытки, например, проявить свое общинное политическое лицо в Израиле не увенчались успехом.
Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».
Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь , заказать ознакомительный экземпляр здесь