Драматург Александр Гладков, прочитав «Воспоминания» Надежды Мандельштам, назвал ее «великой вдовой». При всей видимой комплиментарности такого определения его нельзя принять полностью. Великими вдовами была Елена Булгакова, Антонина Пирожкова (Бабель) и другие «декабристки» – русские женщины, сохранявшие верность своим погибшим мужьям, сделавшие все для сохранения их литературного наследия и написавшие или не написавшие мемуары о совместной жизни с ними. С таких позиций Надежда Яковлевна Мандельштам воспринимается в этом ряду. И тем не менее при всей неоценимой роли вдовы в сохранении наследия великого поэта, при всем трагизме ее судьбы, ставшей словно бы продолжением его судьбы, собственное ее литературное творчество выходит за рамки мемуаристики, создавая поразительный по точности и глубине мышления портрет времени, духовной жизни поколения. При этом ее повествование словно вступает в перекличку с нашим сегодняшним днем, его реалиями и драмами.
Это особенно остро понимаешь, читая недавно вышедший двухтомник сочинений Надежды Мандельштам, куда вошло почти все написанное ею: «Воспоминания», «Вторая книга», «Об Ахматовой», эссе, статьи, заметки – а также обстоятельные комментарии. Собственно, основные тексты Надежды Яковлевны приходят к заинтересованному читателю уже добрые 40 лет – сначала посредством тамиздата, самиздата, а в постсоветские времена – в книгах, выпущенных московскими издательствами. Но сейчас перед нами наиболее полное комментированное собрание сочинений, подготовленное Мандельштамовским обществом (С. Василенко, П. Нерлер, Ю. Фрейдин) на основе всех выявленных к настоящему времени опубликованных и архивных материалов и выпущенное екатеринбургским издательством «Гонзо».
Само существование этой мандельштамовской «структуры» надо расценивать не только как дань уважения к памяти и творчеству поэта, литературоведческого интереса к его творчеству, но и как одну из реалий гражданского общества. Ведь воплощенная в поэзии судьба Мандельштама, его аресты, ссылка и гулаговская гибель – все это факты трагической истории нашей культуры, судьбы нашего общества, воплощающейся и в событиях нынешних.
Я пишу эти строки, а телеэкран транслирует заседание президентского Совета по культуре, на котором Путин мрачно слушает клоунаду Жириновского, Зюганов перечисляет даты, которые предстоит отметить в ближайшие годы, и среди них столетие Солженицына, и другая великая вдова – Наталья Солженицына – внимает коммунистическому лидеру, сидя рядом с Никитой Михалковым. Все смешалось в доме Облонских, но как чудовищно смешалось – конформизм и забвение прошлого, люди с разным грузом этого прошлого – на государственной сцене, освящающие своим присутствием настоящее, словно поворачивая историю вспять, принимая имперский замах, и «крымнаш», и того гляди – вот-вот раздастся: «Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин…»
Cлышен ли в этом хоре возникающий из небытия голос женщины, повествующей о скитаниях, нищете, гибели великого поэта, о времени, когда рушился ее мир и дичали люди, его населявшие? Но бьют в душу строки ее последнего письма к погибшему уже мужу: «Ося, родной далекий друг! Милый мой, нет слов для этого письма, которое ты, может, никогда не прочтешь. Я пишу его в пространство… Ты помнишь, как мы притаскивали в наши бедные бродячие дома-кибитки наши нищенские пиры? Помнишь, как хорош хлеб, когда он достался чудом и его едят вдвоем? И последняя зима в Воронеже. Наша счастливая нищета и стихи… Каждая мысль о тебе. Каждая слеза и улыбка – тебе. Я благословляю каждый день и каждый час нашей горькой жизни, мой друг, мой спутник, мой слепой поводырь… Не знаю, жив ли ты, но с того дня я потеряла твой след. Не знаю, где ты.

Михаил РУМЕР

Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном выпуске газеты «Еврейская панорама».

Подписаться на газету вы можете здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь

Написать письмо в редакцию