Осип Эмильевич Мандельштам – еврей по происхождению и русский поэт по призванию и дару – родился в Варшаве 15 января 1891 г., отмеченного в России очередным недородом и началом массовой еврейской эмиграции. Был у Мандельштама и еще один «пятый пункт» – назовем его «европейскостью» и обозначим тем самым осознанную причастность к широкой культурной традиции, к ощущению Европы, при всей ее мозаичности (и даже благодаря ей!), как высокой и светлой духовной цельности.
Не переоценить тех месяцев, недель и дней, что юный поэт провел за границей. За три года – с осени 1907-го по осень 1910-го – «выездной» Мандельштам побывал самое меньшее в четырех странах: Франции, Италии, Швейцарии и Германии. И он ясно видел, что Россия, с ее чертой оседлости и скрученным, несмотря на освобождение, в бараний рог крестьянством, была чем-то иным, коль скоро толкала его в 1906 г. к эсерам и в революцию, а в 1911 г. понудила к кальвинистскому крещению. Примиряющий эти полюса консенсус правоты и свободы отыскался исторически в Чаадаеве как первом русском европейце и внеисторически – в Пушкине как в первом русском поэте, сполна отвечающем критериям акмеизма как гармонии логоса и мелоса, гармонии, дышащей где хочет и когда хочет.
Блистательным был литературный дебют 19-летнего Мандельштам: в сентябрьской книжке «Аполлона» за 1910 г. появились пять его стихотворений, среди них и знаменитое «Silentium». В новом поэтическом голосе сразу же поразила чистота тембра и органическая неспособность к фальши. Этот голос, поначалу фарфоровый, понемногу креп и мужал.
Первые послереволюционные годы – годы скитаний по российским и украинским столицам, по врангелевскому Крыму и меньшевистской Грузии – стали настоящею «сменою вех» в поэтическом развитии Мандельштама. Как же отличаются протяжные и взволнованные, словно морской солью пропитанные, стихи «Tristia» от сухих, сдержанных и безукоризненно отделанных стихотворений «Камня»!
«Камень» – вот книга, уже своим названием претендующая на то, чтобы быть акмеистическим манифестом. Это отсюда – пафос зодчества и строительства, уважение к мастерству и ремеслу, к цеховой средневековой структурности.
Последней прижизненной поэтической книгой стали «Стихотворения» (1928) – итог и ретроспектива целого двадцатилетия поэтической деятельности. В том же году вышли еще две книги Мандельштама, и каждая в своем роде итоговая – прозаическая (сборник «Египетская марка», в который вошла и автобиографическая проза «Шум времени») и критическая («О поэзии»).
Все эти книги вышли одна за другой в самый разгар... поэтического молчания Мандельштама! За пять с лишним лет между стихами к Ольге Ваксель весны 1925 г. и «армянским» циклом осени 1930 г. – ни одного нового стихотворения, не считая детских! Поэтический эфир улетучивался из воздуха эпохи. Печататься становилось все трудней, и казалось, что переводы и есть та отдушина, где поэт сумеет отдышаться и сохранить себя.
Но еще до стихов пришла великая проза, названная «Четвертой», произведение, «вдохновленное» разыгравшейся травлей и обозначившее недвусмысленный разрыв поэта как с «советскими писателями», так и с «матушкой филологией», которая «была вся кровь, вся нетерпимость, а стала пся-крев, стала всетерпимость».

Павел НЕРЛЕР

Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».

Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь