Хотел всего лишь написать заметку об открытии в Бишкеке, столице Киргизии, нового здания синагоги и еврейского общинного центра «Бейт Рахель». Но после разговора с раввином Арье Райхманом планы мои изменились: появилась потребность рассказать о возрождении еврейской жизни в этой не чужой мне среднеазиатской республике, о роли и месте в этом процессе молодого посланника «Хабада», связавшего свою жизнь с евреями Бишкека.
***
Память моя унеслась почти на семь десятилетий вспять, когда меня, маленького мальчишку, мой дедушка Хаим водил в старую фрунзенскую синагогу. Там, в длинном одноэтажном, больше похожем на барак деревянном доме со ставнями на окнах старые евреи, облачившись в белые покрывала-талесы что-то шептали, тихонько переговаривались на идише и даже, кажется, пытались петь. В ожидании дедушки я бродил по узкому, без травы и деревьев двору синагоги, где пожилые женщины громко и тоже в основном на идише обсуждали свои проблемы, а между ними бегали такие же, как я, маленькие еврейские мальчики и девочки, игравшие в свои детские игры и говорившие на русском языке.
Потом мы с дедушкой медленно возвращались домой. При этом он иногда доверял мне нести свой талес и молитвенник, а придя домой, выпивал стакан крепкого чая с ломтем подового хлеба, намазанного медом, и тут же засыпал за столом. А я, почуяв свободу, стремглав убегал во двор – играть с ребятами.
Еще одно мое воспоминание связано с ночным и, по-видимому, тайным походом в синагогу с мамой, которая вместе с другими женщинами готовила мацу к Песаху. Помню огромный железный стол. Мама в косынке, обсыпанная мукой, раскатывает деревянным валиком шматки белого теста. Жарко, капельки пота выступили на мамином лице. Она, прикусив по привычке кончик языка, нависла над скалкой, стремительно гоняя ее по тесту, которое на глазах утончается и расплывается по кругу. А потом маленьким железным колесиком с зубчиками мама наносит на сырое тесто узкие дорожки из дырочек. В те годы – наверное, до середины 1950-х – фрунзенские евреи мацой обеспечивали себя сами. Как я любил эту тонкую круглую мацу, которую мама приносила под утро из синагоги в белом мешке-наволочке!
Увы, после смерти дедушки Хаима в 1955 г. наша связь с синагогой ослабла, да и сама она захирела по причине естественной убыли стариков-прихожан и сознательного ограничения еврейской религиозной жизни правившей в стране партией большевиков и советским правительством.
Какие-то конвульсивные потуги сохранить свое еврейство, свою иудейскую веру в нашей семье предпринимались, особенно моей мамой – незабвенной Марой-Гитой Баршай, даром что она состояла в той самой большевистской партии. Она упрямо постилась в Йом-Кипур, о дате которого выведывала у стариков, знала, когда наступает Рош а-Шоне и Пурим, а на Хануку давала мне «хануке-гелт». Кур мама всегда покупала на базаре живых и резала их у старого шойхета Абрама, кажется, единственного на весь 600-тысячный город Фрунзе. А когда старик умер, мама на праздники резала курицу сама. На Песах мы всегда ели мацу – уже казенную, квадратную, привезенную из Москвы или Ташкента. Этим, пожалуй, и ограничивалась наша связь с традициями и верой отцов. Никакого кашрута, никаких суббот мы не соблюдали, и даже, честно говоря, мое поколение уже и не знало, как это делается.
Понятное дело, что и в синагогу мы больше не ходили, да и не знали, существует ли она еще во Фрунзе. Говорили, что ее снесли, поскольку на этом месте построили фабрику «Пищевкус». Вроде бы есть где-то на окраине города маленький полуподпольный молитвенный дом, где молятся несколько бухарских евреев, которые держали традиции гораздо крепче нас – ашкеназов.
А потом вообще наступили глухие времена формирования «новой исторической общности – советского народа», когда вспоминать о национальности, тем более о вере, да еще еврейской, было в высшей степени неприлично, а порой даже и опасно. Все люди были братья, все советские, а если ты татарин, узбек или еврей, то это лишь не очень существенный вторичный признак, который вскоре совсем сотрется. Недаром моя тетя, которая, безусловно, имела глубокую еврейскую душу, иногда громко заявляла на людях: «Ну, какие мы евреи? Мы советские!»
***
Все резко изменилось в годы перестройки – как будто рухнула плотина и хлынул на свободу мощный поток человеческого достоинства, людской памяти, национального и религиозного самосознания. Одним из первых в Киргизии было создано национально-культурное объединение – общество еврейской культуры «Менора», немало сделавшее для консолидации еврейской общины Киргизии, изучения традиций, истории, языка и культуры еврейского народа. Ассамблея народов Киргизстана объединила в те годы более десятка таких национально-культурных центров – немецкий и дунганский, татарский и уйгурский, узбекский и украинский, корейский и русский, белорусский и греческий…
С помощью «Джойнта» и посольства Израиля в Казахстане и Киргизии в Бишкеке было создано еврейское благотворительное общество «Хесед», которое много лет возглавляла неутомимая Роза Фиш, а ныне эстафету из ее рук приняла врач Алла Волкович. «Хесед» делал и делает очень много для помощи пожилым и больным людям, для развития еврейского образования, укрепления традиций.
Чуть позже в Киргизию приехал гражданин Бельгии Хаим Хохштейн – бывший польский беженец, оказавшийся в годы войны в горной республике. Хаим, тронутый приемом еврейской общины и в знак благодарности стране, приютившей его в годы войны, решил внести свой вклад в развитие еврейской диаспоры Киргизии. Вначале с помощью его фонда десятки, если не сотни евреев-мужчин сумели восстановить свой союз с Богом, то есть сделать брит – обрезание – по всем правилам иудаизма. А потом фонд бельгийского еврея-благотворителя создал в Бишкеке еврейскую воскресную школу, преобразованную постепенно в полноценную среднюю школу высокого уровня, куда с удовольствием отдают учиться своих детей не только евреи, но и люди других национальностей. Кроме общеобразовательных предметов здесь изучают еврейскую историю и культуру, традиции, иврит. Со дня основания школы ею успешно руководит Владимир Крицман, который недавно возглавил и центр еврейской культуры Киргизстана «Менора».
Вот уже 20 лет регулярно выходит в Бишкеке газета еврейской диаспоры «Мааян» («Родник») – одна из старейших и стабильных еврейских газет на постсоветском пространстве. И все эти годы печатное издание уверенно выводит к читателям ее создатель и неизменный редактор Леонид Яковлевич Зеличенко и его добровольный актив. Все эти очаги и звенья еврейской общины работают в тесном взаимодействии, чему в немалой степени способствовал многолетний и мудрый руководитель общины Борис Моисеевич Шапиро – уважаемый в республике человек, бывший заместитель министра здравоохранения Киргизии, уже, к сожалению, покойный.
До конца 1990-х единственным слабым местом в жизни еврейской общины была синагога. Формально и даже физически она вроде бы существовала. То есть было старое, с печным отоплением здание молитвенного дома на «Карпинке» – бывшей улице Карпинского (ныне Суюмбаева, 163), где по субботам собирались немногочисленные прихожане и молились кто как умел. Фактически это был своего рода еврейский воскресный клуб, а не иудейский «бейт кнессет», поскольку раввина у верующих не было. Да и откуда было взяться настоящему раввину в те годы в Киргизии, удаленной на тысячи верст от еврейской религиозной жизни? Но времена, к счастью, меняются. И вот прихожане бишкекской синагоги узнали, что в соседнем Узбекистане, в Ташкенте, появились раввины движения «Хабад», шойхеты и вообще возрождается синагогальная жизнь. Они написали слезное письмо ташкентскому раввину Абе-Довиду Гуревичу с просьбой прислать в Бишкек кого-то знающего, как провести осенние еврейские праздники…
***
И тут я передаю слово 39-летнему раввину Арье Райхману, вот уже 19-й год возглавляющему еврейскую религиозную общину Бишкека. Да и Киргизстана в целом, можно так сказать…
– В 1998 г. подходило к концу мое обучение на раввина в иешиве «Кфар Хабад» в Израиле. Кроме основной профессии, я хотел овладеть также искусством шхиты, то есть кошерного забоя скота, что часто бывает необходимо в работе раввина. На практику я отправился в Ташкент – помогать раву Гуревичу. Примерно полгода я пробыл там, и как раз к осенним праздникам рав Гуревич сказал, что в Бишкеке нет никого, кто мог бы провести праздники, молитвы, хазанут и т. д и т.п. Абе-Довид поговорил со мной и еще двумя-тремя моими молодыми коллегами и попросил нас поехать в Бишкек, помочь местным евреям. Мы приехали как раз на Рош ха-Шана, помогли провести молитвы в той старой маленькой синагоге. Были там и бухарские, и ашкеназские евреи. Нас очень хорошо встретили, и праздники прошли нормально.
А когда они закончились, люди обратились ко мне, чтобы я передал Гуревичу их просьбу направить сюда кого-то на постоянной основе, поскольку у них некому вести молитвы, учить людей, готовить кошерное мясо и т. д. Я передал эту просьбу раву и уехал в Израиль, завершил свою учебу, получил диплом раввина. Прошел примерно год, и мне звонит рав Гуревич из Ташкента. Говорит, что приходит много писем из Бишкека: местные евреи – и ашкеназы, и бухарские – пишут по всем адресам с просьбой направить к ним человека, который мог бы возглавить синагогу на постоянной основе. «Ты там уже был, – сказал мне Абе-Довид, – знаком с ситуацией. Поезжай, пожалуйста, посмотри, снова помоги им провести праздники…» Ну, я поехал, помог провести праздники и… остался. С тех пор вот помогаю проводить здесь праздники, с Божьей помощью…
– Позвольте, уважаемый рав Арье! Сколько же вам было лет, когда вы стали раввином в Бишкеке?
– Чуть больше двадцати. Я родился в 1978 г. в белорусском городе Мозырь. В 1990 г. приехал в Израиль по программе «Хабада» «Дети Чернобыля». Сначала вывозили детей из зоны, прилегающей к атомной станции, а потом за ними чаще всего ехали и родители. Так я и мои брат с сестрой попали в Израиль, а родители приехали чуть позже. Я стал учиться, потом поступил в иешиву; учился лет десять в общей сложности, включая и учебу на раввина.
Очень важный момент, который серьезно повлиял на всю мою дальнейшую жизнь, – это то, что в 1992 г. я удостоился встречи с Любавичским ребе в Америке. Мой учитель рав Моше-Реувен Асман – сейчас он главный раввин Украины – ехал на Суккот в Нью-Йорк к ребе Менахему-Мендлу Шнеерсону, благословенна память его, и взял меня вместе со своими детьми, так что мне очень повезло.
Была такая традиция: каждое воскресенье Ребе давал тем, кто просил у него благословения, один доллар на благотворительность. Когда я оказался рядом с ним, то попросил (на русском языке) его благословения для родителей, для себя, для своей семьи, для того, чтобы успешно поступить в иешиву. Ребе дал мне доллар, сказал, что это для родителей, пожелал мне много счастья и чтобы я был хорошим евреем. Это был, конечно, очень волнующий, неизгладимый из памяти и необыкновенно счастливый момент в моей жизни. Встреча с Ребе во многом определила мой дальнейший путь…
– И все же что заставило совсем молодого неженатого парня оставить Израиль, родителей, привычную среду и поехать в далекую, совершенно не знакомую страну и по существу связать с ней свою жизнь?
– В движении «Хабад» существует институт посланничества – шлихут. Во все места, где евреи, еврейские общины нуждаются в помощи, «Хабад» считает своим долгом и обязанностью посылать своих представителей, которые бескорыстно помогают людям наладить полноценную еврейскую религиозную жизнь. Любавичские хасиды – посланники «Хабада» – самоотверженно действуют в 65 странах мира и почти в тысяче городов – от Бомбея до Усть-Каменогорска и от Манилы до, скажем, Челябинска или Владивостока.
И еще одна традиция, точнее, даже правило существует в «Хабаде»: если ты выучил «алеф», то научи этому другого, не дожидаясь, пока ты сам освоишь «бет» и «далет». Собственно говоря, я не собирался оставаться здесь насовсем – я хотел только помочь людям, поскольку видел, что многое нужно сделать, многому их научить. Но так вышло, так сложилось, что здесь никого не было, некому было вести молитвы, занятия, готовить кошерное мясо, проводить бриты и свадьбы, йорцайты и бар-мицвы и, конечно, все традиционные еврейские праздники. Кроме меня некому было все это делать. Вот и пришлось остаться и постепенно, шаг за шагом налаживать здесь традиционную еврейскую жизнь.
В 2002 г. я поехал в Израиль, чтобы жениться. Перед свадьбой сказал своей невесте Эстер, что мне предстоит ехать в Киргизию, в Бишкек – меня там ждут, я там нужен, это, можно сказать, дело моей жизни, и я хотел бы, чтобы она хорошо подумала, согласна ли она ехать со мной. Эстер моя, слава Богу, без колебаний согласилась, спасибо ей за это огромное. И вот мы уже 16 лет живем и работаем здесь. За это время у нас появилось пятеро детей. Год назад отметили бат-мицву нашей старшей дочери Сары-Фейги. Так что, с Божьей помощью, все идет нормально…
– Что увидели вы здесь, когда только приехали, и что, на ваш взгляд, изменилось в Бишкеке за это время?
– При том, что еврейская община в Бишкеке, слава Богу, активно действовала, городская синагога, честно говоря, влачила жалкое существование. Стояло старое, на курьих ножках, ветхое здание с печным отоплением, с покосившимся до земли забором, отсутствовала система канализации, часто отключалось электричество. Помню, в первый же день праздника Рош ха-Шана в синагоге погас свет. Надо молиться, а букв не видно! Как тут не вспомнить рассказы из старых книжек о том, как наши деды и прадеды в подполе при свечах учили Тору, молились? Пришлось и нам найти и зажечь свечи, и праздник продолжился...
Александр БАРШАЙ
Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».
Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь