Сентябрь 1, 2016 – 28 Av 5776
Дорога домой

image

Это – тоже возвращение в прошлое. Как и в книге «Я должна рассказать» – первой, знаменитой книге Маши Рольникайте (1927–2016), которая прежде всего приходит читателю на ум в связи с именем этой еврейско-литовско-русской писательницы. Но если та знаменитая книга, написанная на основе дневников, выдержавшая много изданий и принесшая автору славу, была возвращением в Катастрофу – рассказывала о пережитом в Вильнюсском гетто и в концлагерях во время войны и оккупации, то «Дорога домой» возвращает автора – и ведет нас – прежде всего в мир докатастрофический, существующий теперь – и то все меньше – только в памяти. От живших тогда по большей части не осталось вообще никаких вещественных следов. Стирали все, что поддавалось стиранию. «После войны мы искали бабушкину могилу. Не обнаружили и следов захоронения умершего задолго до нее нашего шестилетнего братика, ее внука Акеле, потому что во время гитлеровской оккупации кладбище не просто разгромили, но стали пасти на нем коз и уничтожили всякое напоминание о том, что на этом месте было еврейское кладбище». Поэтому так важна работа собирания и восстановления этого мира, выколдовывания его обратно из небытия.
О послевоенном – о Литве и Ленинграде, о писателях, поэтах, артистах, с которыми свела ее ленинградская жизнь, – Рольникайте тоже вспоминает. Но главная ее забота – в том, чтобы внимательно и благодарно собирать память о довоенной еврейской жизни в Литве: о Клайпеде, Плунге и Вильнюсе, где жила ее семья, об исчезнувших из обихода предметах, привычках, о забытых словечках и языковых оборотах («кочерги и лопаты» – идиома для обозначения каракулей), об отношениях и ситуациях, о нравах и темпераментах, о школе и детских играх – о самом воздухе уничтоженной жизни. Восстанавливает лица и голоса тех, кого знала тогда: родителей, бабушки, дедушки, братьев и сестер, просто людей вокруг.
Да, это противостояние, противодвижение смерти. Больше того: это освобождение от смерти. Теперь все, о чем здесь рассказано, – живое.
Маша Рольникайте. Дорога домой. М.: Книжники, 2016. 240 с. (Чейсовская коллекция. Свидетель)
ISBN 978-5-9953-0418-0

Еврейская Атлантида

evrejskaja atlantida

В исчезнувший мир – и тоже путями личной и семейной памяти – ведет нас и Елена Цвелик. Только на сей раз мы отправимся не в Литву, а в Украину, в Брацлав, где на протяжении нескольких столетий жили предки автора – ее «далекие предки из гнезда рабби Нахмана, для которых весь мир – узкий мост; те родовитые ашкеназим, следы которых вы не найдете ни в одной еврейской энциклопедии, потому что они ушли, и некому поведать нам их тайны».
«Еврейской Атлантидой» Цвелик называет мир штетлов, местечек – островков, говорит она, «целостного еврейского мира, разбросанного в океане чуждой цивилизации». ХХ век потопил эту Атлантиду в крови – и автор показывает нам ее перед самым затоплением и в процессе гибели.
Первая часть книги, эссе «Семейный альбом», – об истории и генеалогии семьи Красноштейн, предков автора, о судьбах членов этой семьи в трагическом прошлом веке – от Гражданской войны до сталинских антиеврейских кампаний и эмиграции начала 1990-х. Второе эссе, «Штетл и его цадики», рассказывает об истории раннего хасидизма, о традициях брацлавской еврейской общины и – это уже из фамильной, почти из личной памяти – о том, как в Брацлав приезжал чернобыльский цадик рабби Довидл Тверский, которого принимал у себя в доме прадед Елены, Шмил Красноштейн. Третья часть, повесть «Рав», – о пришедшейся на самые катастрофические времена жизни последнего брацлавского раввина ребе Мойше-Янкеля Рабиновича и его семьи. Реб Мойше-Янкель не был, пишет Елена, мыслителем, автором значительных трудов – он был просто праведником, благодаря которому еврейская жизнь в Брацлаве, уже разрушаемая, не угасала еще без малого полвека.
Голда Меир в свое время говорила, что штетл – «не только унижение, антисемитизм и погромы», с которыми его привычно ассоциировать, «но и система ценностей, общинная этика, взаимопомощь, мужество и самопожертвование». Елена Цвелик показывает штетл как место выработки и сохранения ценностей – и то, что, вопреки разбросанности, цельность у этой цивилизации действительно была.
Елена Цвелик. Еврейская Атлантида. Бостон: M-Graphics Publishing, 2015. 180 с.
ISBN: 978-1940220222.

Параллели

paralelli

«Параллели», выпускаемые московским «Домом еврейской книги», носят скромное – и формально точное – название альманаха. По существу, издание энциклопедическое, смотрящее сразу во многие стороны русско-еврейского культурного мира и во многие его времена.
Истории XVII–XX вв. посвящен первый раздел книги – «Времена, события, интерпретации». Времена, практически без исключений, трудные; события по большей части травматичные, если не трагические. Не исключительно, разумеется. Скажем, исследование Александра Локшина «Из истории „литовских“ иешив» – иудейских высших учебных заведений в Литве, в основном XIX в., – совсем не о трагическом, напротив – о созидании, о собирании и выращивании знания, а с ним – и определенного типа человека. Однако и тут не миновать разговора о бедах и катастрофах. Речь о литовских иешивах начинается с того, что их нельзя рассматривать как продолжение и развитие института иешив, существовавших в Польше со времен Средневековья: «Польские иешивы прекратили существование в результате массовых убийств евреев во время восстания Богдана Хмельницкого в середине XVII в. и иных драматических событий той эпохи». Все-таки получается, что основные сюжеты, о которых здесь идет речь, – разрывы, утраты, границы.
За историческим следуют разделы, посвященные искусству (отдельно – литературе и театру, изобразительным искусствам – здесь за них представительствует архитектура, словесности), памяти (раздел «Archivum/Архив») и анализу свежевыходящей литературы («Studia critica/Критика. Рецензии»). Этот последний раздел вышел тоже историческим – речь в нем идет о двух монографиях по истории.
Важно еще вот что: то, что мы называем «русско-еврейским культурным миром», – само по себе большое пограничье, пронизанное влияниями многих других культур, полное их вкраплений. О таких влияниях и вкраплениях – литовских, польских, немецких – повествует здесь едва ли не каждая статья (собственно, без этого о еврейской истории вне Израиля говорить вообще невозможно).
Параллели: русско-еврейский историко-литературный и библиографический альманах. № 13–14. М.: Дом еврейской книги, 2015.

babel

Бабель: человек и парадокс

Как говорил литературовед Григорий Фрейдин, писатель Исаак Бабель до сих пор остается загадкой. «Даже слегка приоткрыть завесу тайны, окутывавшую жизнь этого человека, – соглашается с ним автор книги, – оказалось делом нелегким: мои друзья и коллеги предупредили меня, что всех, кто пытался сделать это, Бабель ставил в тупик, заставляя тратить годы на исследования. А в результате их рукописи заполняли пыльные ящики без надежды когда-либо увидеть свет».
Книга Давида Розенсона – столь же литературоведческая, сколь и биографическая. Автобиография ли то, что писал Бабель? Если да, то в какой мере? Автор старается распутать туго переплетенные нити реальности и вымысла, провести границу между бабелевскими личными записями 1920-х гг. и рассказами от имени его альтер эго Кирилла Лютова. Кроме того, он рассматривает своего героя в контексте родной для Бабеля еврейской культуры. Прослеживает, как в текстах и мировосприятии Бабеля живут еврейские образы и символы. Старается понять отношения писателя с родным еврейским миром (в разрушении которого, начатого революцией 1917 г., он, по существу, участвует) – отношения чрезвычайно сложные, противоречивые, полные как притяжения, так и отталкивания. Сопротивляясь этому миру, он, показывает автор, борется с самим собой. «Порой создается впечатление, – пишет Розенсон, – что тяга Бабеля к этим обреченным людям органична и что он ищет новые источники жизни не по велению сердца, а разумом. И также, исходя из разума, а не зова сердца, Бабель хочет быть пригодным к войне нового мира – хочет и не может. Он готовит свое сердце к крови и грязи этого переходного периода. <…> Но сердце испугано, оно отступает и сжимается. Ученый еврей с „очками на носу“ не способен убить, даже когда его сознание оправдывает убийство, и идет в бой с незаряженным пистолетом».
Справился ли автор с «загадкой» своего героя? Почитайте, проверьте. Мнения об этом существуют разные, включая и весьма категоричные. Мне кажется, что во многом справился.
Давид Розенсон. Бабель: человек и парадокс. М.: Книжники, 2015. 384 с.
ISBN: 978-5-9953-0373-2

Подготовила Ольга БАЛЛА-ГЕРТМАН

Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».

Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь

Социальные сети