За десятилетия, прошедшие, со времени смерти Исаака Эммануиловича Бабеля, в советской печати опубликовано немало материалов из творческого наследия писателя: ранние рассказы и очерки, некоторые забытые его новеллы и зарисовки, фрагменты дневников, относящихся к «Конармии». Но в различных архивах Москвы и Ленинграда еще хранятся неопубликованные материалы и письма Бабеля, заслуживающие самого пристального внимания. Среди них выделяется рукопись незавершенной повести Бабеля «Еврейка», относящаяся к 1927 г. То, что вещь осталась незавершенной, неудивительно. Известно, как долго и мучительно Бабель вынашивал свои великолепные новеллы, особенно в период зрелого творчества. Удивительно, что сохранилась не какая-то крохотная новеллка, а рукопись «большой» вещи. Может быть, это чудом уцелевшая рукопись из неуцелевшего легендарного «бабелевского сундука». Утверждали, что Бабель хранил в нем рукописи, тщательнейшим образом скрывая их от чужих взоров и извлекая на свет только для того, чтобы поправить какое-нибудь слово или строку. Возможно, эта легенда имела под собой реальные основания и возникла потому, что Бабель долгие годы мало что печатал. Но блокнотные листки с текстом повести «Еврейка», вероятно, сохранились в силу того, что как раз не лежали в легендарном сундуке, а осели в другом домашнем архиве. Были у Бабеля очень близкие друзья, еще по Петербургу, – Анна Григорьевна и Лев Ильич Слонимы, позднее переехавшие в Москву и ставшие на всю жизнь не только постоянными адресатами его писем, но и хранителями писем, рукописей и семейных тайн Бабеля. В 1927 г. на московской квартире Слонимов Бабель работал над повестью «Еврейка». Повесть осталась незавершенной, рукопись сохранилась в семье Слонимов. Когда в начале 1970-х гг. автор этих строк побывал в семье сына Слонимов, Ильи Львовича, московского скульптора, то выяснилось, что рукопись «Еврейки» и около ста писем Бабеля, хранившиеся в их семье с конца 1920-х гг., переданы в рукописный отдел библиотеки им. Ленина (ныне Российская государственная библиотека. – Ред.), где они находятся и поныне.
Незавершенная рукопись повести представляет собой 26 листков блокнотного формата, исписанных синими выцветшими чернилами. На первом листке сверху написано название: «Еврейка». Далее со второй странички блокнота идет текст. По всей вероятности, это первый набросок большого рассказа или повести, написанный Бабелем, вопреки его старой привычке медленного писания, сразу, в один присест, или в короткое время, за два-три дня. Написан бегло, без выделения зачастую прямой речи, с вариантами слов и синонимов тут же в круглых скобках, с пометами для себя, с вычеркиваниями, вопросительными знаками – словом, начерно. Автор стремился уже дать не контуры, а плоть будущего произведения, торопясь закрепиться на нем как на плацдарме. Рукопись производит впечатление заранее продуманной вещи, сложившейся в голове, увиденной в жизни, даже выстраданной. И замысел Бабеля явно не новеллистический, а эпический, «романный».
Содержание может показаться читателю знакомым по другим рассказам Бабеля: ломка, крах старого местечкового быта, переход на рельсы новой социалистической жизни, зарождение Красной армии, а вместе с тем и интернациональной дружбы между комиссаром-евреем и комиссаром – «потомком запорожских казаков». Но стиль, в котором написана эта повесть, нов и свеж для Бабеля.
Образы повести не абстрактны. Важно, что они вырастают из каких-то биографических событий, прототипы повести, возможно, были автору близкими людьми и в момент написания повести находились еще где-то рядом. В образе сына старухи, красного комиссара Бориса Эрлиха, проступают биографические черты одного из друзей Бабеля, конармейца Дмитрия Аркадьевича Шмидта, героя Гражданской войны, занимавшего в Красной армии видные командные посты, но в 1930-е гг. незаконно репрессированного. Это лишь мои предположения, основанные на сходстве некоторых биографических черт бабелевского героя и биографии Дм. Шмидта.
Текст рассказа приводится в отредактированном и местами «реставрированном» виде, но восстановленном в такой мере, чтобы не было видно «строительных лесов» рукописи и, в то же время, не было утрачено чувство первозданности бабелевского черновика. Слова и фразы, необходимые в тексте по смыслу, но отсутствующие в оригинале, взяты в косые скобки. Также взяты в косые скобки куски текста, полностью реставрированные при подготовке к публикации. Восстановлены и абзацы, и выделения прямой речи, зачастую в черновике отсутствующие.
Лев ФРУХТМАН