Нередко жизнь заставляла менять, упрощать сложные для бытового употребления еврейские имена, поэтому отчество «Ефраимович» постепенно превратилось в «Ефремович». Кажется, и сам Небрат был не против, и во многих официальных документах фигурирует «Ефремович». Будем и мы величать его, как он привык: «Лев Ефремович».
***
Он родился 18 сентября 1908 г. в Бердичеве в семье врача. «Мой отец с 1903 г. состоял в подпольной организации РСДРП, – писал Лев Ефремович в автобиографии. – Неоднократно подвергался арестам и в 1911 г. выехал в Белоруссию, где до 1914 г. работал земским врачом. В 1914 г. был призван в армию и участвовал в боевых действиях на австро-германском фронте до 1917 г. В марте 1919 г., работая старшим врачом одного из госпиталей Красной армии, заразился сыпным тифом и умер…» Мать с тремя малолетними детьми вынуждена была мыкаться в поисках заработка, искать приюта на разворошенной Гражданской войной Украине.
Лишь самые близкие люди знали, какие испытания выпали на долю Небрата в детские годы. Горький опыт наложил отпечаток на последующую жизнь, вызвав неприязнь к высоким словам и лозунгам, к политической деятельности. Самоотверженная забота матери да природная одаренность уберегли его от беспризорничества, от кишевшей вокруг шпаны и ворья. В 1925 г. Лев окончил профтехшколу в Бердичеве и как один из лучших учеников был направлен в Киевский электротехнический институт. С 1930 г., после окончания института, в Донбассе началась его трудовая жизнь в энергетике: Щербиновка, Горловка, Константиновка, Донецк. Он был лоялен к новой власти, состоял в комсомоле, потом – в партии, но без восторгов и энтузиазма, какие можно увидеть в кадрах старой кинохроники. Небрат принадлежал к прослойке думающей и работающей интеллигенции, лояльность которой можно было назвать настороженной, так как громкие заверения властей в любви к народу не увязывались с тихой, изуверской практикой насаждения в экономику партийных функционеров, поощрения доносительства, ночных арестов.
Как мог он испытывать восторг от того, что происходило в коллективе, в соседней квартире? Осенью 1937 г. арестовали жившего по соседству инженера. Его жена осталась с тремя детьми. Ночью, после ареста, она пришла к Льву Ефремовичу просить разрешения поставить к ним единственную ценную вещь – пианино. Спрятать на черный день, для ребятишек. Она была уверена, что завтра придут и за ней. Пианино перетащили, бедная женщина в ожидании ареста тронулась умом, угодила в психлечебницу. Позднее детей и пианино переправили в Киев, к родственникам. Пианино действительно было продано, и это поддержало осиротевших детей. Помощь была, конечно, замечена властями. Льва Ефремовича вызывали в «органы», угрожали арестом за «пособничество семье врага народа». Таких вызовов было несколько, но не тронули – кто-то же должен был работать.
***
Война застала его в должности главного инженера Сталинского района «Донэнерго». Жена, Белла Семеновна, работала санитарным врачом, дочка Инночка собиралась в первый класс. Жили они в пригороде Донецка – Рученковке. В августе из Киева, спасаясь от бомбежек, приехали Нина Осиповна, мать Льва Ефремовича, две его сестры – старшая Фанни с 15-летним сыном Юрой и младшая Аня с Эдиком, которому недавно исполнилось 18. Но и в Рученковке было уже опасно: фашисты постоянно бомбили Донецк, доставалось и пригородам, особенно железнодорожным узлам. Нина Осиповна хотела без промедления ехать дальше, на Кубань. Ее отговаривали, пытались убедить, что немцев в Донбасс не пустят. В крайнем случае, семьи будут своевременно эвакуированы, уверяли в райкоме. Но мать не выдержала, уехала, увезя с собой дочерей и внуков. То, что произошло после ее отъезда, сейчас может показаться невероятным. Льва Ефремовича вызвали в райком, где уже собралась так называемая «тройка». Обвинение прозвучало грозно: ваша семья сбежала, в поселке паника. За подобное – расстрел… Его спасло чудо: почувствовав неладное, когда мужа увезли в райком, Белла Семеновна позвонила его начальнику в Управление электрических сетей и побежала в райком. Допрос подходил к концу, когда она ворвалась в кабинет. «Вот моя жена, – сказал Лев Ефремович, – никто никуда не сбежал». И тут же подоспел управляющий сетями: Небрат срочно нужен для выполнения важного правительственного задания. «Тройка» смягчилась, но потребовала от Беллы Семеновны выступить по местному радио и успокоить население. И ей пришлось выступать, уверять соседей и друзей, что семья Небрата здесь, никакой паники нет.
***
Положение вокруг Донецка с каждым днем становилось все более угрожающим. По степным дорогам брели толпы беженцев, шли отступающие войска. Страшно было оставаться, но и нельзя было уезжать без разрешения. Их коттедж стоял у дороги. К вечеру во дворе собирались целыми семьями от мала до велика и устраивались на ночлег. Спали везде – в комнатах, на веранде, в летней кухне. Чтобы обезопасить себя от бомбежек, во дворе вырыли две траншеи. Ждали команды, верили: вот-вот за ними приедут, повезут на станцию. В семьях ответственных работников боялись собирать вещи – мог пострадать глава семейства. Бомбы падали круглые сутки, особенно страшно было по ночам. Но потом люди устали, надоело прятаться, старались не обращать внимания, надеясь на чудо.
Как стало известно много позднее, Нина Осиповна и ее младшая дочь заболели в дороге сыпняком, на степном разъезде всех пятерых ссадили с поезда, больных положили в пустую хату, нашелся фельдшер. На лечение и питание ушли последние деньги, болезнь отступила, пора было двигаться дальше. Снова начались бомбежки, потекли беженцы, отступающие части, царили страх, хаос. Нина Осиповна и Аня были еще очень слабы после болезни, не могли идти, и какой-то человек, сжалившись, посадил их на подводу. Фанни с Юрой шли следом. И вдруг раздались выстрелы, беженцы в панике кинулись кто куда. Подвода скрылась в тучах пыли. Фанни и Юра притаились в овраге, отсиживались целые сутки, потом пошли на восток. Нина Осиповна и Аня сгинули в пучине войны – о них никаких сведений. Фанни с Юрой попали через Каспий в Узбекистан и несколько лет жили в кишлаке, собирали хлопок. Обнаружить их местожительство удалось лишь в 1944 г. Юра – Юрий Львович Далецкий – участвовал в боевых действиях в конце войны, вернулся в Киев, окончил университет, защитил кандидатскую и докторскую диссертации, был избран академиком УАН, получил мировую известность своими трудами по математике. Умер в 1997 г. Эдик – Эдуард Григорьевич Копыт – прошел всю войну, был ранен, награжден. После войны окончил институт, работал инженером в Киеве, сейчас живет в Германии.
***
Занятый с утра до ночи выполнением важного правительственного задания – демонтажем и отправкой ценного оборудования на восток, Лев Ефремович едва успел эвакуировать собственную семью. На полуторке, сам за рулем, он мчался к поселку энергетиков, когда повстречал жену и дочку, шедших по обочине дороги. Белла Семеновна несла чемодан, вела за руку дочь, прижимавшую к себе куклу. Состав для беженцев был уже подан, шла «организованная» погрузка шахтерских семей. Бомбежка не прекращалась, горели цистерны, все было затянуто дымом. В хаосе кое-как отыскали теплушку для семей энергетиков – самых последних. Место нашлось, но нары – голые. Ни дров, ни угля; ехать через всю страну, а впереди зима! Кинулся снова в машину, помчался в опустевший дом. Свернул узлами постели с кроватей, сорвал со стен коврики, побросал в кузов все теплое, что подвернулось под руку, и обратно на станцию. Сердце, казалось, выскочит из груди, но успел. Помог устроиться поуютнее, ковриками обил угол, чтоб не дуло. Так и поехали. Вряд ли без вещей удалось бы его «девчушкам» выдержать трехмесячную зимнюю дорогу…
Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».
Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь