Размышления о фильме Эльдара Рязанова в измерениях вчерашнего и сегодняшнего дня  

Декабрь 25, 2015 – 13 Tevet 5776
Волчья схватка

На исходе 2015 г. скончался советский и российский кинорежиссер, создатель ряда культовых фильмов Эльдар Александрович Рязанов. Он многое сделал за свою 88-летнюю жизнь. Достаточно назвать лишь некоторые из трех десятков его картин – «Карнавальная ночь», «Берегись автомобиля», «Ирония судьбы, или С легким паром!», «Служебный роман», «Вокзал для двоих», – чтобы осознать меру его вклада в искусство российского кино.
Особое место в творчестве Рязанова занимает фильм «Гараж». При внешней принадлежности к излюбленному режиссером комедийному жанру он представляет собой острую сатиру, воссоздает социальную модель советского общества. Вышедший на экран в 1980 г., этот фильм сейчас является фактом истории советского общества и вместе с тем дает картину, перекликающуюся с нынешним днем путинской России с ее возвратом к советизму. Вот почему, отдавая дань памяти замечательному кинорежиссеру, представляется уместным привести записи из литературного дневника тех лет. В этих записях содержится тогдашнее непосредственное восприятие фильма.

Москва. 1980.

Зимой в телефонных разговорах, в скромных интеллигентских застольях, в случайных уличных встречах стал проскакивать очередной слух.
– Говорят, Эльдар Рязанов поставил разоблачительную сатирическую комедию. Называется «Гараж». Действие происходит на заседании гаражного кооператива. В прокат фильм пока не пускают, крутят только в творческих клубах.
Острая сатира? Откуда бы? Сказано же: «Нам нужны Щедрины и такие Гоголи, чтобы нас не трогали». Какая может быть сатира? Теория советской сатиры есть. Театр Сатиры в Москве есть. А сама сатира?
И вдруг шквалом телефонных звонков, оповещений, восклицаний: «Идет!» Едва ли не по всем кинотеатрам. Надо скорее смотреть. А то вдруг снимут. Выпустили на несколько дней, как это у нас бывает. Говорят, очереди. Билеты рвут из рук. И в самом деле у касс кинотеатра вспухает хвост очереди. Выстояли. Идем.

Собрание

Собрание гаражного кооператива Института охраны животных от окружающей среды. Привычная комедийность и в названии института, и в том, где происходит собрание, – в зале зоологического музея, среди чучел животных. Символика понятная: люди и звери.
Председатель кооператива (В. Гафт) рассказывает о всевозможных ухищрениях, к которым вынуждено прибегать правление, чтобы отстоять строительство гаража: борьба с жителями соседних домов, мелкие взятки, приписки, использование всевозможных связей.
Всем скучно. Пора идти по домам, у всех неотложные дела. Но вот председатель, запинаясь, предчувствуя бурную реакцию аудитории, объявляет о том, что строительство городской магистрали заставляет отрезать четыре бокса гаража и, стало быть, предстоит исключить четырех пайщиков. Перед цепенеющим от страха собранием он называет имена четырех человек – самых слабых и незащищенных.
Словно бомба взрывается среди членов кооператива. Истерики, крики, оскорбления, угрозы. В конце концов запирается дверь. Собрание идет до рассвета.
Загнав несколько десятков человек в зал, из которого они не могут выйти, поместив их в экстремальную ситуацию морального выбора, авторы фильма получают тем самым возможность социально-психологического исследования общества.
Какова же сущность этого морального выбора, почему так кричат и неистовствуют исключенные из кооператива и так безжалостно топят их остальные пайщики? Для того, чтобы понять это, надо задаться вопросом: чему посвящен фильм, о чем он?
Отмывая комедийную пену, отбрасывая комические аксессуары и подчас плоские шутки, используемые в фильме словно для смягчения его страшной сатирической сущности, мы неизбежно приходим к размышлениям о природе советского государственного строя.
Разумеется, в картине нет никаких прямых разоблачений, прямых обвинений в адрес системы. Они невозможны. Фильм политический лишь в той мере, в какой он анализирует условия существования личности в рамках государства, которое взяло на себя обязанность распределения материальных благ и, будучи не в состоянии удовлетворить потребности в этих благах, отнимает у человека право свободно купить даже самое необходимое на честным трудом заработанные деньги.
Это не о мещанстве фильм, как может показаться на первый взгляд, а о маленьком человеке с его обыкновенными потребностями и страстями, том самом маленьком человеке, которого со времен гоголевской «Шинели» защищала и оплакивала русская культура и которого предала русская политическая мысль, русская политическая практика, породившая жесточайшую государственную диктатуру.
Ложится на стол, прикрывая своим телом ненавистные ему протоколы собрания, безгласный лаборант Хвостов; рыдает жена Гуськова, оплакивая не только потерянный гараж, но и своего беззащитного трудягу-мужа; печально молчит пенсионер Якубов, храбро прошедший войну, но не находящий в себе сил и мужества противостоять напору правления. И кричат, неистовствуют остальные, те, кому повезло, кто остался в списках, но боится, как бы не попасть в число лишенцев.
Они знают, что надо отстаивать себя, ловчить, доверяться жуликам и взяточникам, вошедшим в правление, ибо без жульничества и взяток в таком деле не обойдешься. Надо добывать гараж для автомобиля, апельсины для ребенка, мясо для семьи. Иначе не проживешь в этом волчьем мире.
Я как-то спросил у знакомого европейца, часто бывающего в Москве и знающего русский язык, какое его самое первое, самое непосредственное впечатление от московской толпы, если сформулировать его одним словом. Он сказал: «Грубость». Характерное признание. Социальные эксперименты, представляющие собой не что иное, как насилие над человеческой природой, постепенно формировали соответствующую личность, во всяком случае, во внешних ее проявлениях. Подозрительность, недоверие, бытовая агрессивность – это не свойства национального характера, а скорее – следствие коммунальных склок, очередей за продуктами, трамвайной давки. Для иностранца все это объединяется в одном понятии – грубость.

Кушакова

Фильм несет в себе не только политический обличительный заряд. Он остро социален и художественными средствами дает социальный срез советского общества.
Четыре фигуры, с разной степенью широты представленные в картине, привлекают наше внимание, и каждая из них отражает весьма глубокие явления советской жизни.
Директор рынка Кушакова (А. Вознесенская). Мы не сразу выделяем ее из толпы пайщиков, собравшихся в зале зоологического музея. А вернее, вовсе не замечаем ее, пока не всплывает на собрании вопрос о блатных членах кооператива, не имеющих формального права участвовать в нем. И вот она появляется в кадре, еще молодая, стройная, модно одетая женщина с холеным жестким лицом. Она не боится негодующих криков собрания, привыкнув иметь дело с разъяренной толпой покупателей, да и к тому же за ней сила. «Что такое Кушакова? – разъясняет пайщикам заместитель председателя правления Аникеева. – Кушакова – это бетон. Кушакова – это железные ворота. Кушакова – это бульдозер».
Иными словами, Кушакова – это воплощение коррупции, представитель мира советских дельцов – магазинщиков, спекулянтов, деятелей черного рынка, живущих за гранью официальных законов, писаных для беззащитных и малых мира сего.
Вот она в момент всеобщего замешательства, вызванного тем, что мятежница Малаева заперла дверь, тихо спрашивает у нее с искренним изумлением: «Зачем вы это сделали? Вас же никто не исключал?» Малаева отрезает в ответ: «Боюсь, вам этого не понять».
Другой эпизод. Предлагается обыскать Малаеву и силой отнять у нее ключ. Всем стыдно, противно, кто будет обыскивать? «Я могу сделать это», – скромно предлагает директор рынка.
Снова возникает возможность исключения блатных членов кооператива. Малаева: «Предлагаю голосовать мою идею, то есть спровадим блатняг». И уж совсем отбросив всякую мимикрию, обнажая базарный облик, кричит Кушакова, узнавшая о внебрачном ребенке Малаевой: «Ах ты какая передовая! Сколько ты заплатила мужику за то, что он тебе дитя сотворил? Мужичонка-то был храбрец!»
Можно упрекнуть авторов фильма в прямолинейности противопоставления Кушаковой и Малаевой: черное – белое, добро и зло, базарная толпа и интеллигенция. Но задумаемся над удивительным сочетанием хамства и внешнего лоска, слабости и сознания своего могущества, явленных в образе Кушаковой. Эти качества типичны для представителей всей пирамиды людей второго слоя экономики, от продавщицы, достающей из-под прилавка дефицитную кофточку, до директора крупной торговой фирмы, по звонку которого вам продадут автомобиль. С одной стороны – возможность своевольного распределения больших и малых материальных благ, возможность унизить или облагодетельствовать своего ближнего дает ощущение самоценности собственной личности, с другой же – постоянная опасность наказания, необходимость ловчить, подкупать, чтобы избежать этого наказания, создает нервное напряжение, готовность к переходу от хамства к заискиванию. Будучи сами людьми толпы и ненавидимые этой толпой, они всегда чувствуют себя изгоями, всегда в обороне.

Сын Милосердова

Людей партийно-государственного клана мы не видим на экране. Им, как правило, не нужны кооперативные гаражи, личные автомобили. Зачем? Есть служебные. Вместе с тем представитель аппарата, могущественный и всевластный, незримо присутствует в фильме. Строительству гаража покровительствует некий товарищ Милосердов, чье имя не упоминается всуе. Покровительствует он, конечно, не бескорыстно. Среди блатных пайщиков его сын, который так и проходит по фильму как сын Милосердова. О нем-то и пойдет речь.

Михаил РУМЕР

Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».

Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь

Социальные сети