Советский штаб расположился в Святошино. Я настаивал на том, чтобы мне дали возможность поговорить с пленными. В сопровождении майора Эпштейна я выехал вечером в Бабий Яр. Ноябрьская погода испортилась. Холодный дождь хлестал в лицо. Эпштейн нашел нам ночлег в сторожке на еврейском кладбище. Ночь темна. Мы спотыкаемся о камни, заборы, решетки, бетонные поребрики и не понимаем, почему все это лежит на дороге. Может быть, тут был бой? И тут окапывались солдаты? Или все это разрушено снарядами?
В сторожке нас ждали пожилые супруги, неевреи. Их дом был разбомблен, поэтому они приютились здесь. Эпштейн спросил, что значат все эти разрушения на кладбище. Старики, укутанные в тряпки непонятного происхождения, смотрели на нас оловянными глазами привидений.
– Не удивляйтесь, если завтра утром вы увидите еще больший ужас, – ответил тонким голосом старик, – там вы увидите ад, преисподнюю мертвецов, да, мертвецов!
Эпштейн неуверенно переводит…
Что такое несет этот старик? Он присел перед нами, его глаза светятся в темноте. Где витают его мысли?
– Фашисты разрушили кладбище. Недалеко отсюда находился их лазарет. Когда они выходили гулять, то крушили здесь все. Опрокидывали надгробия, каменные плиты, ломали решетки… Потом пришли эсэсовцы и забрали камни в Яр. Из камней построили печи и сжигали в них много, много человеческих трупов.
Он поднимает свой костлявый палец и крутит им в воздухе.
– Тысячи и тысячи тел сожжены в печах. Днем и ночью, днем и ночью висел в воздухе запах горелого мяса, а дым, поднимавшийся из Яра, был таким вязким, что, когда оседал на нас… мы не могли отмыться!.. Отмыться!..
Старик все кивал и кивал головой. Его жена молча сидела рядом и тоже беспрерывно кивала, подтверждая слова мужа… Эти люди пережили страшное потрясение и были еще в шоке. Они даже не прикоснулись к хлебу, которым мы угостили их. Эпштейн пытался еще раз заговорить со стариком, но тот молчал и, наконец, улегся в соседней комнатке на конские попоны и какие-то тряпки.
Мы осмотрелись. В доме было не на что лечь. Эпштейн постелил свою шинель на пол, мы с ним легли на нее и укрылись моею. Собачий холод и сырость охватили нас. Сквозь дверь дул ледяной ветер. Нечего и думать о сне. Старики не выходили у нас из головы. То, что сказал старик, кажется загадочным, непостижимым.
И все-таки, что же случилось в Бабьем Яре? Кого убивали и сжигали?! Тысячи и десятки тысяч?! Я переспрашиваю Эпштейна. Он не знает. Серый рассвет пытается заглянуть через слепое оконце. Старики еще спят. Мы находим немного дров, разжигаем огонь и кипятим воду. Эпштейн молчит. Мы грызем черные сухари и пьем горячий чай. Оставив вещи в сторожке, выходим наружу.
На кладбище – опустошение и разруха. Там не осталось камня на камне. Видны взорванные участки земли. Бывшие могилы перерыты, раскопаны, затоптаны сапогами. На могильных плитах выдолблены свастики. Черной краской намалевано: «Сдохни, Иуда». На одном из камней еще видна фамилия усопшего: «Давид Левинсон (1867–1927)», но тут же увековечили себя оккупанты: «Otto R. ich war hier» – «Тут был Отто Р.»; «10 дней до отпуска! Уррра!»; «Эгон подминает Ольгу»; «Хайни Мэннхен 24.10.1942» и множество других надписей подобного «содержания» – «визитные карточки» выздоравливавших фашистов… Я представил себе, как они – забинтованные, хромающие, прыгающие на одной ноге, опираясь на костыль, сами едва избежавшие смерти, – изгалялись там над могилами умерших… Так воспитала их геббельсовская пропаганда: на еврейском кладбище можно все!
Но еще больший ужас ожидает нас дальше. К лагерю военнопленных мы должны пройти через овраг. Тропинка спускается круто вниз. Перед нами – Бабий Яр. Какой-то странный темный песок покрыл землю. Ни травинки, ни кустика. Все черно. Вдали торчат на фоне неба какие-то темные чудовища, похожие на жаб, выползших из болота…
Старик говорил о сожжении людей. Неужели это следы?..
Это следы! То, что издали выглядело как темный песок, оказалось пеплом от человеческих костей! Их остатки заполнили все дно оврага. Суставы и черепа не сгорели в порошок. Фашистам не хватило времени. В пепле сгоревших людей еще видны челюсти, еще можно различить зубы…
Мы приблизились к темным «жабам». Это надгробные камни, взгроможденные друг на друга, как платформа, огороженная по кругу жаровней. Жирный черный налет покрыл все камни. Резкий запах горелого мяса наполнил воздух. Дожди не смогли обмыть камни. Старик был прав. Тут взорвался ад. Кровь застывает в жилах, когда думаешь о том, как горели здесь людские останки!
Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».
Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь