В 1970-е гг., работая в архиве Еврейского исторического института в Варшаве над материалами для книги о жизни и гибели Варшавского гетто, я наткнулся на поразительный документ. Это были записки некоего Б. Гольдмана (имя не обозначалось, только инициал) под названием «75 дней в горящем гетто». Текст писался в августе 1943 г., по свежим следам событий, в укрытии на арийской стороне и в феврале 1944-го был передан на хранение Еврейскому национальному комитету. А еще несколько месяцев спустя автор погиб при неизвестных обстоятельствах. Скорее всего, убежище раскрыли и он был расстрелян.
Его рукопись отвечает на вопрос, на который не дают полного ответа многие другие документы: как жил, что чувствовал во время восстания рядовой обыватель – не боевик, не функционер политического движения, а обычный еврей, стремящийся только к одному – выжить, уцелеть любой ценой.
Потеряв во время массовой депортации летом 1942 г. семью (остался только брат), Гольдман, будучи инженером-архитектором по образованию, работает на фабрике щеток, занимается ремонтом жилых домов, как сказали бы в России, служит начальником коммунального хозяйства. Должность престижная, дающая неплохой доход и пропуск за пределы фабричной территории.
Но его мысль все время бьется в поисках выхода. Он ждет новой акции, думает о гибели, считает ее неминуемой. Что-то надо предпринимать. Вместе с группой таких же, как он, активных и достаточно молодых людей он роет подкоп, ведущий в подвал дома на арийской стороне. Они роют ночами, заканчивают работу в конце декабря 1942 г., тщательно маскируют вход, запирают его – и что дальше? Успеют ли воспользоваться этим туннелем, а если успеют, как укрыться на арийской стороне? Оттуда идут вести об огромных поборах, о постоянном и мучительном чувстве опасности, с которым живут евреи.
На фабрике после январской акции 1943 г. – анархия. Работа практически прекратилась. Врачи, учителя, богатые купцы, которые стояли за станками, полагая, что таким путем они спасутся от депортации, теперь окончательно разуверились в этом. Все думают только о том, как уйти под землю, пересидеть блокаду, а там, Бог даст, можно будет перебраться и на арийскую сторону. Люди рассчитывают, что их подземная жизнь будет измеряться месяцами, и соответственно готовятся к такой жизни. Специалисты – строители, архитекторы – нарасхват.
От имени группы богатых людей к Гольдману обращается инженер Цедербаум с предложением построить бункер на 25–30 человек, в котором можно прятаться полгода. Гонорар – места в укрытии для него и брата.
Ах, что это был за замечательный бункер! Расположенный глубоко под поверхностью двора, просторный (64 кв. м), с трехметровой высоты потолком, спальнями, кухней, общей комнатой – назови ее гостиной или клубом, – со своей динамо-машиной и трансформаторной подстанцией, с водяным насосом, электрической и угольной плитами на кухне, с продовольственным складом, набитым крупами, жирами, картофелем, сухарями и Бог знает чем еще, наконец, со сложной, двухступенчатой системой маскировки. Войти в этот бункер, который впоследствии будет носить имя его организатора Цедербаума (все бункера в гетто носят имена своих создателей) можно только через подвал, а вход в подвал заслоняет двухтонного веса подвижная стена.
Kазалось, в таком убежище жить да жить. Пусть там, наверху бесчинствуют немцы, воюют боевики, идут колонны на умшлагплац, откуда евреев отправляют в Треблинку. Здесь, в комфортабельном подземелье 25 человек, отмеченных судьбой предусмотрительных избранников, живут размеренной жизнью, слушают радио, приносящее вести из надземного мира, играют в шахматы в гостиной, читают книги и ждут, когда прекратится безумие, охватившее мир. Тогда они смогут выйти на божий свет не жалкими изгоями, а теми, кем они были всегда: уважаемыми, состоятельными людьми, охраняемыми законом и всем цивилизованным правопорядком.
Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Немцы вошли на территорию фабрики щеток 20 апреля 1943 г., на следующий день после начала восстания. Все, кто имел убежища, попрятались с самого раннего утра. Во дворах остались лишь наблюдатели, по несколько человек от каждого бункера, расположившиеся на определенном расстоянии друг от друга, с тем чтобы сразу же по цепочке передать сигнал опасности. Гольдман входил в их число.
В 10 утра раздалось: «Идут!» В ту же минуту он бросился в свое убежище. Что в нем творилось! Kакое там спокойное, комфортное существование... Вместо 25 человек в бункер набилось как минимум 60. Нельзя было отказать в приюте старикам, детям, наконец, у каждого имелись бездомные родственники. В комнатах – духота, сырость, запах пота, а самое главное – плотная физически ощутимая атмосфера нервозности, страха, подогреваемая отзвуками событий, происходивших наверху.
Бункер содрогнулся от взрыва (лишь впоследствии они узнали, что это взорвалась мина, заложенная боевиками), задрожали стены, посыпалась штукатурка, погас свет. В наступившей темноте слышались грохот снарядов, стрекот автоматных очередей. Эти звуки войны усиливались во мраке, детонировали и, казалось, становились все ближе, ощутимее.
Тишина настала лишь около восьми вечера. «Выходить или не выходить?» – думал Гольдман. Не исключено, что наверху ждет какая-то ловушка. Решили выходить. То, что они увидели на поверхности, было неописуемо. Двор, засыпанный битым стеклом, обломками полусгоревших досок, оконных рам, карнизов, всевозможной домашней утвари. Пламя, охватившее дома и превратившее ночь в день. Дым, застилавший небо. Среди развалин валялись обгоревшие трупы, в лужах крови стонали раненые.
В середине двора, спасаясь от огня, сбившись в плотную кучу, сидели те, кто уцелел. В изорванной одежде, а то и в белье, с черными от копоти лицами, с застывшим в глазах страхом, они представляли собой ужасное зрелище. От них стали известны дальнейшие подробности дня. Немцы поджигали дома, жители которых даже и не оказывали никакого сопротивления. В конце концов многие, не выдержав ужаса пожаров, взрывов и стрельбы, добровольно строились в колонну, отправляемую на умшлагплац. Таких набралось 600 человек.
Но что же делать остальным?
Все говорило о том, что конец близок. 8 мая был открыт и сожжен находящийся по соседству бункер, где пряталась вооруженная группа боевиков. Гольдман предлагает уходить. Kуда? Туннелем, ведущим на арийскую сторону, воспользоваться невозможно. Выход из него стал известен немцам, и одна группа беглецов уже попала к ним в руки. Значит, остается только прятаться среди развалин. Однако большинство полагает, что удастся отсидеться, да и жаль оставлять вещи, запасы продовольствия, пусть даже и скудные. Даже брат Гольдмана не хочет ему сопутствовать. Согласились с ним лишь двое – Израиль Бойм, боевик, сражавшийся во время восстания, и столяр Гершберг.
Выползли из убежища на исходе ночи и по шатким полуразрушенным лестничным клеткам близлежащего обгорелого дома вскарабкались на четвертый этаж. Там на остатках пола нашли одеяло и всякие мелкие бытовые предметы, свидетельствовавшие о том, что кто-то прятался здесь до них.
Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».
Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь