Газета, в которой я работал, приказала долго жить, но через месяц позвонил мой редактор и пригласил к себе.
– Значит так, – начал он. – Мы будем выпускать новую газету. Ты согласен?
Я, естественно, согласился.
– Есть человек при деньгах, готовый это оплатить. Но для окончательного решения надо сделать пилотный номер, чтобы ему понравился. Надо, чтобы там был ударный материал. Например, классное интервью. Есть отличная кандидатура: Ролан Быков. И человек интересный, и актер прекрасный, и режиссер. И, между прочим, он создал первый народный банк в Москве. Так что с ним есть о чём поговорить.
– Ладно, берусь, – ответил я, поскольку уже сам загорелся идеей.
– Ты уж постарайся. От «пилота» вообще и от твоего интервью в частности будет зависеть наше существование. За тобой оставляю целую полосу.
Быков был известным в столице человеком и стоял во главе целой империи, которая называлась «детское кино». Располагалась она на Чистопрудном бульваре, в здании бывшего Министерства хлебозаготовок. Быков не только сам ставил детские фильмы и снимался в них, но много времени и сил уделял организационным вопросам, проводил международные фестивали детских фильмов. Им были созданы Фонд детского кино и Всесоюзный центр кино и телевидения для детей и юношества.
Ролан Антонович располагался в кабинете бывшего министра. Возможно, что и мебель в нём осталась от предшественника. Я позвонил Быкову, но секретарша ответила, что принять меня он не может. Так повторялось несколько раз, и тогда я отправился к Быкову без предварительной договоренности. И стал ходить в его приемную ежедневно, как на работу. У меня не было иного варианта, кроме как перехватить Ролана Антоновича на ходу. Но он так энергично прибегал в кабинет и выбегал из него, что «зацепиться» с ним у меня не получалось. А время шло, и судьба «пилота» зависела от меня.
Наконец на четвертый день, когда я сидел в приемной, вошел Быков и вдруг, неожиданно подойдя ко мне, спросил:
– А вы что тут делаете? Я вас здесь каждый день вижу.
– Ролан Антонович, – вмешалась секретарша, – а это журналист, насчет интервью.
– Интервью – это интересно, – сказал Быков. – Тогда пошли.
Мы вошли в кабинет.
– Садитесь, – Быков указал на стул, стоявший около массивного рабочего стола, за который сел он сам. – Минуту, только бумаги срочные посмотрю...
Он разбирал их с полчаса. Я безропотно сидел. Наконец Быков откинулся от стола, внимательно посмотрел на меня и попросил представиться. Я протянул журналистское удостоверение. Быков взял его в руки, прочитал и сказал:
– Дайте-ка мне расписку, что вы не напечатаете материал, пока я его не завизирую.
Такого в своей журналистской практике мне встречать не приходилось. Это было даже обидно.
– Извините, Ролан Антонович, – сказал я, пытаясь оставаться сдержанным, – я не буду давать вам такую расписку. Но я даю честное слово, что без вашей подписи не сдам интервью в редакцию.
Быков, помолчав с минуту, ответил:
– Думаю, что этого будет достаточно. Давайте начнем.
Но в этот день интервью не состоялось. Деятельность Быкова перехлестывала через край. В кабинет постоянно входили то секретарь с какими-то бумагами, то посетители по срочным делам, и Быков, извинившись, занимался ими. Он извинялся и когда ему звонили по телефону, и когда он сам звонил кому-то. Но что мне было с тех извинений?
Мне почему-то вспомнился эпизод из фильма, где на собрании герой Быкова постоянно вскакивал и, перебивая оратора, кричал на весь зал: «А если бы он вез патроны?!» Работать в такой обстановке было совершенно невозможно. А где-то в районе обеда вообще случился форс-мажор. Распахнулась дверь, и в кабинет стремительно вошла жена Быкова – актриса Елена Санаева. Буквально с порога она, торопясь, заговорила:
– Ролик (так она называла супруга), давай скорее! Надо срочно ехать!
Быков вскочил из-за стола, развел руками и сказал мне:
– Извините, дела. Давайте завтра, ближе к вечеру.
И супружеская пара спешно покинула кабинет.
А вечером позвонил редактор.
– Старик, – сказал он серьезным голосом, – «пилот» практически готов. За исключением твоего Быкова. К концу недели ты должен его сдать.
Времени было ужасно мало. И назавтра к вечеру я уже сидел в приемной. Быков запаздывал, и секретарша, сочувствуя мне, предупредила, что послезавтра утром он улетает на неделю в Италию. А это значит, что для того, чтобы сделать интервью, расшифровать пленку и создать текст, у меня в запасе имеется только одна ночь и один день. А ведь еще надо было завизировать текст у Быкова, как я обещал. Счет пошел на минуты.
Наконец Ролан Антонович появился с каким-то мужчиной и сказал мне:
– Подождите, я вас позову.
Я вошел к нему, когда на часах было уже восемь вечера. Зная об Италии, я был настроен решительно и закрыл дверь на ключ. Потом попросил хозяина кабинета отключить телефоны. Быков согласился. Мы проговорили с ним более двух часов. Кассета в диктофоне была заполнена с двух сторон. Говорить с Быковым было очень интересно, человек он был, безусловно, неординарный. Начав отвечать на мой вопрос, он уходил куда-то в сторону, возвращался и вновь уходил в другую сторону. Я уже представлял себе трудности, которые возникнут при расшифровке. Но я много чего узнал интересного. Теперь хватило бы времени всё это обработать...
Когда наш разговор подошел к концу, Быков вдруг сказал:
– Вы просто молодец. Так разговорили меня! Даже если захочу повторить, то, пожалуй, и не вспомню. У меня к вам большая просьба. Я сейчас пишу книгу, и то, о чём мы говорили, хорошо войдет туда. Дайте мне, пожалуйста, пленку. Ее перепишут и расшифруют.
– Но у меня со временем завал. Всего одна ночь и день остается на всё про всё. Ведь вы улетаете в Италию.
– Тем более! Ночью вам пленку расшифруют, и утром вы сможете сесть писать. А вечером я посмотрю.
Я подумал, что если самая кропотливая часть работы к утру будет сделана, это будет для меня большим облегчением. Вытащив кассету, я отдал ее Быкову.
Назавтра я с самого утра позвонил в его приемную и спросил, когда мне приезжать.
– Можете приехать в любое время, – сказала секретарша. – Только на вашей пленке ничего нет.
Я как стоял, так и сел…
– Как это ничего нет?! Полная пленка, с двух сторон…
– Так нет же ничего ни с одной стороны. Мы уже на разных магнитофонах в студии пробовали, думали, может, скорость разная…
Я не знал, что предпринять. Завтра Быков улетает в Италию, материал надо сдавать через пару дней, а у меня – пустая пленка. Судьба «пилота» рухнула по моей вине. У меня хватило ума позвонить редактору и попросить срочно искать замену на мою полосу.
– Какую еще замену? – сухо ответил редактор. – Давай решай свои проблемы.
Я помчался на Чистопрудный бульвар. Ворвался в приемную. Секретарша молча протянула мне кассету. Я вставил ее в диктофон. Из динамика четко раздались наши с Быковым голоса. Ничего не понимая, я смотрел на секретаршу. (Уже спустя много лет мне пришла мысль, что они и не собирались расшифровывать пленку. Кому хочется возиться с такой трудной работой, да еще всю ночь? Просто переписали ее для себя.)
Остался один день. Расшифровать пленку, сделать материал и завизировать его у Быкова было нереально. Но «пилот» ждал меня. Я поехал домой, сутки сидел за работой и сделал ее к концу следующего дня. Но Быков в это время был уже в Италии.
На следующий день позвонил редактор:
– Материал готов?
– Готов, но пустить его на полосу я не могу. Я дал Быкову честное слово, что без его визы не сдам. А он вернется через неделю.
Редактор замолчал, а потом сказал мне как-то вкрадчиво:
– Ты же режешь нас всех. Без Быкова мы не можем сдать «пилот», и хозяин с нами даже разговаривать не будет, не то что финансировать. Ты гарантируешь, что в интервью нет отсебятины?
– Гарантирую. На пленке всё зафиксировано.
– О’кей. Сделаем так: ставим Быкова в полосу. А если он начнет «возникать», я сам с ним поговорю.
Я понимал, что не могу подставить людей и газету. И я согласился. «Пилот» вышел вовремя. На следующий день редактор позвонил мне:
– Победа! – кричал он. – Хозяину дико понравилось, особенно твое интервью. Давай, пиши заявление о приеме в штат!
Но нехорошее предчувствие не покидало меня. На следующей неделе секретарша Быкова попросила меня приехать к нему. Когда я вошел в приемную, она сказала:
– Идите, он вас ждет.
Я вошел. Быков сидел за столом. Перед ним лежала наша газета. Быков зло посмотрел на меня и с нехорошей интонацией в голосе спросил:
– Ну и как прикажете это понимать? Где ваше честное слово? Или вы забыли, что давали мне его?
– Ролан Антонович, – сказал я, стараясь говорить как можно спокойнее. – Давайте не будем всё валить в кучу. У вас есть претензии к материалу?
– Материал отличный, и я возьму его в свою книгу. Речь не о нем, а о вас. О вашем честном слове. Вы меня не уважаете или себя?
– Я очень уважаю вас и не хочу, чтобы вы потеряли уважение ко мне. Разрешите, я вам всё объясню.
– А что тут объяснять? Ладно, рассказывай.
Я поведал Быкову нашу историю с «пилотом». Выслушав, он спокойно сказал:
– Ну ладно. Если всё рассказанное вами соответствует действительности, то пусть ваш редактор позвонит мне.
Из дому я позвонил редактору. Не успел я промолвить и слова, как он сказал:
– Куда ты пропал? Неси заявление!
– Извините, – перебил я его и рассказал о своей встрече с Быковым. – Вы обещали, в случае чего, поговорить с ним. Он просил вас позвонить.
Я услышал в трубке смех собеседника:
– Чего? Он просил позвонить? Да пошел он... Ему надо, пусть и звонит.
Меня как поленом по затылку ударили. Хватило сил только положить трубку. Больше я с этим редактором не встречался и по телефону не говорил. Еще раз пойти к Быкову я не решился. А интервью с ним стало для меня судьбоносным. После него я ушел в «свободное плавание», никогда не работал в штате и не зависел ни от каких редакторов. И интервью после этого я брал еще очень много.
Григорий ПРУСЛИН
Подписаться на газету вы можете здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь.