Как им повезло! Точные ровесники – родились в один день. Да почти близнецы! Они могли говорить часами, не надоедая друг другу и всегда друг друга понимая. Только поиграть вместе было невозможно: их разделяла колючая проволока. Шмуэль – узник концлагеря, а его «полосатая пижама» – лагерная роба. Бруно – сын коменданта Освенцима. Скорее всего, именно на его немецкое название – Аушвиц – намекает употребляемое Бруно название этого места: переводчица подыскала ему русское, жутковато – то есть именно так, как надо – звучащее соответствие «Аж-Высь». Не очень, правда, понятно, – тут уж все вопросы к англоязычному автору, – почему у Бруно, при родном-то немецком языке, никак не получается выговорить немецкое «Аушвиц» и тем более правильно произнести слово «фюрер», производное от простого немецкого глагола führen, что сильно снижает доверие к рассказанной здесь истории. Но, в конце концов, ладно; дело не в этом.
История эта, рассказанная как бы изнутри опыта девятилетнего мальчика, выглядит более наивной, чем, пожалуй, стоило бы: Бруно, мальчик умный и проницательный, мог бы и раньше догадаться, что происходит что-то страшное. Он же не догадывается до последней минуты, даже проникнув с исследовательскими целями на территорию лагеря. Но это не ослабляет впечатления от рассказанного. Может быть, как раз благодаря своей несколько нарочитой наивности книга показывает Катастрофу во всем ее голом ужасе, через первоэлементы.
А дружба мальчиков в самом деле оказывается дружбой на всю жизнь: держа друга за руку, Бруно входит в газовую камеру. Родители не найдут его никогда.
«Конечно, все это случилось очень давно, – убеждает автор юного читателя, – и никогда больше не повторится. Не в наши дни и не в нашем веке».
Убеждает, и в голосе его упорно слышится горькая ирония, ироническая горечь. Убеждает и нас, уже выросших, и самого себя. Как хочется в это верить.
Джон Бойн. Мальчик в полосатой пижаме: Роман / Пер. с англ. Елены Полецкой. – М.: Фантом Пресс, 2017. – 288 с. ISBN 978-5-86471-663-2
Вот идет человек
Воспоминания Александра Гранаха (1890–1945) о собственной жизни можно в каком-то смысле назвать энциклопедией судеб европейского еврейства первой половины XX столетия. Хоть изучай их по нему – как по карте. При всей яркой индивидуальности автора – нет, пожалуй, как раз именно благодаря ей – жизнь Гранаха собрала в себя множество признаков еврейских (да и не только еврейских) биографий и, таким образом, оказалась в своем роде типичной. Детство в местечке Вирбовце, на идише – Вербовиц, в Восточной Галиции, недалеко от нынешнего Ивано-Франковска. Скитания по предвоенной Европе. Первые актерские опыты в берлинском театре Макса Рейнхардта. Участие в Первой мировой, плен, побег. Работа в театре и в переживающем бурное становление кинематографе межвоенной эпохи… Но гранаховский роман – больше (так и хочется сказать – важнее), чем документ. Это еще и сильная, яркая литература – и с жадным вниманием прожитая жизнь в мире, который уже совсем скоро растопчет Вторая мировая.
«Земля Восточной Галиции черная, сочная и всегда как будто немного сонная, словно огромная дебелая корова, которая стоит неподвижно и добродушно позволяет себя доить. Так и земля Восточной Галиции благодарно возвращает сторицей все, что в нее вложили, не требуя для себя ни удобрений, ни химикалий. Земля эта расточительна и богата. Здесь есть жирная нефть, желтый табак, налитые тяжелые колосья хлеба, старые зачарованные леса, реки и озера, а самое главное, здесь есть красивые, здоровые люди: украинцы, поляки, евреи. Все они очень похожи между собой, несмотря на разные нравы и обычаи. Галицийцы медлительны, добродушны, немного ленивы и плодовиты, как их земля. Куда ни посмотри, везде дети. Дети во дворах, дети в хлеву, дети на полях, дети в амбарах, дети в конюшнях: детей столько, как будто они каждую весну появляются на деревьях, словно вишни».
Александр Гранах. Вот идет человек: Роман-автобиография / Пер. с нем. Ксении Тимофеевой. – СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2017. – 456 с., ил. ISBN 978-5-89059-287-3
Зона интересов
Ерничать над Холокостом? Ну, знаете ли… Вот, думаешь, рука не поднимается открыть текст… а не заглядывай в аннотации прежде самого текста. «Кафкианской комедией про Холокост» назвал роман известного британского прозаика его соотечественник-критик, что, собственно, и вызвало сразу сильное недоверие к написанному. Впрочем… где это вы видывали у Кафки комедии? Невмещаемость мира сознанием, оторопь сознания перед миром – да. У Эмиса – именно это.
Текст – мощный, многослойный. Со многими стилистическими регистрами, звучащий со многих сторон сразу. Умудряющийся совмещать мелодраму и абсурд, пародию и трагедию, концлагерный быт и любовные интриги, детектив и сатиру, легкость и ужас… Виртуозно использующий чуть ли не весь наработанный массовой культурой инструментарий, умеющий убедительно говорить с интонациями развлекательной литературы – и заставляющий все это работать на предельно серьезные цели.
«В Дахау, где начался мой стремительный взлет в иерархии лагерной системы, застекленный стенд с номером „Штурмовика“ стоял в столовой заключенных. На уголовный элемент он действовал гальванизирующе, что часто приводило к вспышкам насилия. Наши еврейские братья уворачивались от неприятностей типичным для них способом – давали взятки, денег-то у них куры не клюют. Да кроме того, допекали их все больше свои же единоверцы, в особенности Эшен, старшина еврейского блока.
Разумеется, евреи сознавали, что в конечном счете этот грязный листок скорее способствует их делу, чем препятствует ему. В качестве дополнительной информации: хорошо известно, что издатель „Штурмовика“ и сам еврей, а именно он пишет наихудшие из тамошних подстрекательских статей. И больше мне сказать нечего».
Из-за оторопи сознания перед таким миром можно, пожалуй, и посмеяться. Даже нужно. Таким образом мы будем если и не сильнее этого безумного мира, то, по крайней мере, чуть более независимыми от него.
Мартин Эмис. Зона интересов: Роман. – Перевод с англ. С. Ильина. – М.: Фантом Пресс, 2016. – 416 с. ISBN 978-5-86471-724-0
Образ жизни
Культурные координаты иерусалимского жителя Александра Бараша я бы обозначила трояко, и все три пункта важны в равной мере: русский еврейский израильский поэт и прозаик. Применительно к Барашу особенно хочется избежать угловатого, насильственного слова «русскоязычный». Он поэт именно русский, во всей полноте знания и чувства русской литературной традиции, памяти о своем русском прошлом – и притом совершенно израильский: по внимательной любви к этой земле, по выговариванию ее смыслов. Он из тех, кто привил русскому слову израильскую ветвь, врастил в него израильский опыт, кто воспитывает русское слово на израильском материале и, наконец, переводит на русский язык израильских поэтов. Некоторые переводы включены в сборник: из Иегуды Амихая, Дана Пагиса, Давида Фогеля, Давида Авидана, Натана Заха, Майи Бежерано, Меира Визельтира. Еврейский – потому, что одна из важнейших для него тем – история и память доизраильского и внеизраильского еврейства.
…еще одна родина, в прямом, «физическом» смысле.
Я не искал здесь идентификации – она нашла меня.
Очаг ашкеназийских евреев – да, но чтобы
любая стена очередной еврейской улочки – будто
коврик с озером и горами над кроватью в детстве?
Ощущение родства – как с украинскими местечками
и русским языком.
Это – о долине Рейна.
Иногда, говоря о нем, отдельно добавляют «эссеист»… Что ж, думаешь, разве эссе – не проза? И тут же понимаешь: а ведь оно, пожалуй, в равном родстве и с поэзией, и с прозой, соединяющая их область словесности. На примере Бараша это видно особенно. Его поэзия прошла явную выучку у прозы – вернее, у той самой эссеистики, что родня им обеим, и его большие стихотворения вполне могут быть прочитаны как эссе – только с усиленной ритмической компонентой.
Бараш, созерцатель и аналитик (бывает лирическая аналитика? О да!) – поэт одновременно пространства, памяти и внимания.
Александр Бараш. Образ жизни / Предисловие И. Кукулина. – М.: Новое литературное обозрение, 2017. – 176 с. – (Новая поэзия)
ISBN 978-5-4448-0639-5
Полосу подготовила Ольга Балла-Гертман