– Иосиф Леонидович, вы народный артист России, знаменитый режиссер. Но ведь и в Харькове в 1964-м, и в Ленинграде в 1966-м вас отчисляли с режиссерского факультета под предлогом профессиональной непригодности...
– Почему под предлогом? Буквально за профессиональную непригодность (смеется).
– В 1966 г. вы поступили на факультет журналистики ЛГУ, стали режиссером студенческого театра, а в 1968 г. – студентом режиссерского факультета ГИТИСа. Почему вас так сильно тянуло к театру и где вы находили силы, чтобы, несмотря на все трудности, идти к своей цели?
– Вы знаете, это такой всеобъемлющий вопрос... Даже несколько книг, которые я написал, не дадут на него полного ответа. Если начну отвечать подробно, мы закончим через несколько дней (улыбается). А если коротко, то у каждого человека в юности складывается представление о том, как дальше жить. И я в ранней юности задумывался над тем, кем стать. Я хорошо помню, что хотел быть либо писателем, либо дирижером, либо капитаном большого океанского судна – я ведь родился в Одессе... Очевидно, когда я начал догадываться, что существует такая профессия, как режиссер, то все эти детские, юношеские, человеческие желания в ней соединились, и я понял что это действительно замечательная работа, когда, с одной стороны, ты сочиняешь другую жизнь, с другой – имеешь дело с огромным количеством творческих и интересных людей, с третей – имеешь возможность все это направлять. Вот поэтому, наверное, так все и устроилось. А что касается «выгоняли – не выгоняли»... Если бы мне сегодня предложили жизнь повторить, я бы, наверное, именно так и повторил. Потому что, если бы меня не выгнали оттуда, я бы не поступил туда, если бы не случилось этого – я бы не сделал то-то. Жизнь так прекрасна и так коротка, что все происходящее в ней, вся насыщенность и концентрация – это замечательно. Вот, собственно, поэтому я театром и занимаюсь. Хотя я этим не ограничиваюсь. Например, еще вчера в это время я плавал в Мертвом море. А вечером прилетел в Москву, приехал в театр, провел репетицию, просмотрел спектакль, сделал артистам замечания, приехал домой (а живу я за городом), разобрал сумку. Сегодня рано утром я участвовал в прямом эфире Радио России, вечером будет большая передача «Линия жизни» с моим участием по каналу «Культура», сейчас я проведу еще несколько репетиций, занятий со студентами, встреч с журналистами... И это нормальная, замечательная, концентрированная жизнь. Мне все это нравится, я все успеваю, у меня на все это пока хватает сил.
– Не устаете?
– Очень устаю. Приезжаю домой после полуночи, а рано утром я снова в работе. И этот ритм для меня пока приемлем.
– Вы работали режиссером-постановщиком в «Современнике», ставили спектакли в разных театрах и разных городах. В 1989 г. у вас появился свой театр «Школа современной пьесы». Что послужило толчком к его созданию?
– Мне кажется, что каждый режиссер, даже если он работает в очень хороших театрах, хочет создать свой театр. Ведь постановка спектакля и привлечение авторов, сценографов, композиторов, балетмейстеров и прежде всего артистов – это создание личного способа делать театр. Можно называть это высокими словами «стиль», «эстетика», но подразумевается именно способ. Мне в этом плане повезло: я сразу после ГИТИСа работал в замечательном театре «Современник», выпустил там несколько хороших спектаклей. Потом мне еще раз посчастливилось, и я работал в замечательном Театре им. Станиславского. А что касается других городов и стран, то это уже происходило параллельно. Я действительно ставил во многих крупных театрах мира – в израильском театре «Габима», в швейцарском «Коруж», в нью-йоркском «Ла-Мама», в турецком «Кентер»... И конечно, свой театр – это, прежде всего, компания. Этот театр появился довольно случайно. Шел 1989 г., и я с двумя выдающимися артистами – Любовью Полищук и Альбертом Филозовым – снял телевизионный фильм «Пришел мужчина к женщине». Он нам так понравился и нам было так жалко расставаться, что мы нашли помещение и стали играть это как спектакль. Потом появился третий выдающийся артист – Алексей Васильевич Петренко, и я придумал и сделал спектакль «А чой-то ты во фраке?», который идет до сих пор. Мы играли его буквально во всем мире, кстати, как и спектакль «Пришел мужчина к женщине». Потом появился следующий артист – Володя Качан. Позже присоединились мои ученики. Я ведь после окончания ГИТИСа преподаю там и много лет во ВГИКе. Лучших своих учеников я, естественно, зову в театр и счастлив, что студенты моей режиссерской мастерской регулярно ставят здесь спектакли. У нас сложилась замечательная труппа, с которой мне очень интересно. Вот так и сложился этот театр. А недавно нам исполнилось 25 лет. Ужас! (Улыбается.) К счастью, у нас есть главный показатель: зал всегда полон, и нас часто зовут на гастроли в разные уголки мира.
– Наверное, театр для его создателя становится частью души. Но и у театра есть своя душа, и вы, конечно, знаете ее как никто другой. Какова она – душа вашего театра?
– К таким нематериальным понятиями я отношусь довольно скептически. У меня даже лет 15 назад вышла книжка под названием «Не верю». Поэтому я не размышляю о «душе театра».
Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».
Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь , заказать ознакомительный экземпляр здесь