Уже не помню, как, но где-то в самом начале врачебной деятельности в мои руки попала бутылка ямайского рома. Редкое по тем временам везение. Я позвал приятеля. И мы вкусили, как говорится, «от благ сих». Не то после второй, не то после третьей рюмки из глубин памяти выплыли строки:
Мы не от старости умрем –
От старых ран умрем.
Так разливай по кружкам ром,
Ямайский крепкий ром!
Приятель был старше и гораздо начитаннее, чем я. Он учился в Киеве и вращался в тамошних литературных кругах.
– В оригинале, – сказал приятель, – присутствует не «ямайский крепкий ром», а «трофейный рыжий ром».
Еще он сказал, что стихи эти написал его земляк – киевлянин Семен Гудзенко. Поэт пережил войну, но вскоре умер от последствий полученных на войне ран.
***
Семен Петрович Гудзенко родился 5 мая 1922 г. в Киеве в семье еврейских интеллигентов. Его отец был инженером, мать – учительницей.
В школе Семен начал писать стихи. Руководитель литературной студии киевского Дворца пионеров, известный литературовед и критик Евгений Адельгейм (в 1949 г. его зачислили в космополиты и лишили работы) одобрил творчество юного поэта и следил за его поэтическим становлением.
По воспоминаниям студийцев, Семен Гудзенко, которого друзья и близкие звали Сариком, был весь в поэзии. Он жил в мире стихов, своих собственных и чужих. Обладая феноменальной памятью, Гудзенко знал их превеликое множество. Позднее он писал:
Но и в сугробах Подмосковья,
И в топях белорусских рек
Был Киев первою любовью,
Незабываемой вовек.
***
После окончания школы в 1939 г. Гудзенко поступил в Московский институт философии, литературы и истории (ИФЛИ). Но учебе помешала война. Сдав экзамены за второй курс, Семен Гудзенко ушел добровольцем на фронт и был зачислен в отдельную мотострелковую бригаду особого назначения. Бригада состояла из студентов и спортсменов. Ее готовили для совершения рейдов по тылам противника. Гудзенко участвовал в лыжном походе в захваченную немцами Белоруссию. Ходил в штыковые атаки, подрывал мосты и вражеские эшелоны. Воевал под Москвой. Во время одной из атак был ранен. В дневнике Семен писал: «Ранен в живот. На минуту теряю сознание. Упал. Больше всего боялся раны в живот. Пусть бы в руку, ногу, плечо. Ходить не могу… Рана – аж видно нутро. Везут на санях. Потом доехали до Козельска. Там валялся в соломе и вшах… Чудом выжил».
После выздоровления Семена Гудзенко признали негодным к военной службе. Из бригады особого назначения пришлось уйти. Но, вопреки заключению врачей, он все же вернулся на фронт. В составе редакции газеты «Суворовский натиск» фронтовой корреспондент Семен Гудзенко прошел Карпаты и Венгрию. Все увиденное на войне Гудзенко заносил в дневник. Годы спустя увидела свет его книга «Армейские записные книжки. Дневники».
***
Первое время Гудзенко было не до стихов. Тяготы войны забирали все силы. Стихи появились позднее. Находясь в госпитале, Гудзенко смог осмыслить пережитое. И выразить его. Свои военные стихи Семен показал Илье Эренбургу. Позднее, в пятой книге мемуаров «Годы, люди жизнь», Эренбург писал: «Потом мне говорили: „Вы открыли поэта“. Нет, в это утро Семен Гудзенко мне открыл многое из того, что я смутно чувствовал. А ему было всего 20 лет; он не знал, куда деть длинные руки, и сконфуженно улыбался… Я читал стихи Гудзенко всем – Толстому, Сейфуллиной, Петрову, Сурицу, Уманскому, Морану, звонил в Клуб писателей, в различные редакции: мне хотелось со всеми поделиться нечаянной радостью… Стихи его напечатали. Потом устроили вечер в Клубе писателей…»
Выступая на этом вечере, Эренбург отметил: «Эта поэзия – изнутри войны. Это поэзия участника войны. Эта поэзия не о войне, а с войны, с фронта». Еще Эренбург сказал: «Поэтика Гудзенко срастается с его существом. В ней есть то, что есть в музыке Шостаковича, то, что было в свое время названо смесью формализма с натурализмом, что является чрезвычайно типичным для нашей современности и ее художественных произведений».
* * *
В 1944 г. была опубликована первая книжка поэта – «Однополчане». В нее вошло ставшее хрестоматийным стихотворение «Перед атакой»:
Когда на смерть идут – поют,
а перед этим можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою –
час ожидания атаки.
Снег минами изрыт вокруг
и почернел от пыли минной.
Разрыв – и умирает друг.
И значит – смерть проходит мимо.
Сейчас настанет мой черед,
за мной одним идет охота.
Будь проклят сорок первый год –
ты, вмерзшая в снега пехота.
Мне кажется, что я магнит,
что я притягиваю мины.
Разрыв – и лейтенант хрипит.
И смерть опять проходит мимо.
Но мы уже не в силах ждать.
И нас ведет через траншеи
окоченевшая вражда,
штыком дырявящая шеи.
Бой был короткий. А потом
глушили водку ледяную,
и выковыривал ножом
из-под ногтей я кровь чужую.
***
Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».
Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь