К 100-летию со дня смерти Шолом-Алейхема  

Апрель 29, 2016 – 21 Nisan 5776
Человек на все времена

Эта афористичная фраза – «человек на все времена» – возникла не вчера (в 1520 г. Роберт Виттингтон дал это определение своему современнику Томасу Мору; более четырех столетий спустя Джон Болт написал пьесу о Море с таким названием, а американский режиссер Фред Циннеман снял одноименный фильм, получивший шесть «Оскаров»). Она обозначает всесторонне талантливого и общественно значимого человека, обладающего гуманистическим даром возлюбить человечество, проявить лучшие качества земной особи, названной homo sapiens. В давние века таковым могли считаться ученый Галилей или эссеист Мишель Монтень, британцы без колебаний определили таковым Томаса Мора. Среди живших в ХХ в. я бы титуловал так Альберта Эйнштейна и Льва Ландау. Но для еврейской нации, основу которой составили тома художественной литературы на иврите и идише, нации, названной «народом Книги», звание «человека на все времена» по праву заслуживает Шолом-Алейхем (Соломон Наумович Рабинович).
Хоть век его и был недолог, всего 57 лет (а писательский – и того короче), но так случилось, что благодаря его огромному таланту еврейский культурный вакуум той эпохи заполнялся писаниями Шолом-Алейхема и его окружения. Его причисляли не только к еврейской литературе, но и к украинской (поскольку родился на Украине и хорошо переведен на украинский язык), и к русской-советской (благодаря трем собраниям сочинений – 1959, 1970 и 1988 гг., выпущенным Гослитиздатом на русском языке в добротных переводах). Благодаря переводчикам и комментаторам великий классик олицетворял собою и идеал советского прозаика. В начале 1920-х Бабель и Гехт предприняли попытку показать Шолом-Алейхема как еврейского юмориста и бытописателя без новосоветских идеологических котурнов. Но у Исаака Эммануиловича был свой пунктик – кинематографический. Ничтоже сумняшеся он толстый том «Блуждающих звезд» превратил в изящный динамичный сценарий для немого кино, а также написал новеллу в духе одесских рассказов...
Поскольку Шолом-Алейхем часто и подолгу бывал на европейских курортах, он считается и европейским писателем. Кстати, там Шолом-Алейхем представлялся как «писатель из России». Об Америке и говорить нечего: в годы Первой мировой войны Шолом-Алейхем там прочно обосновался, натурализовался, написал на американском материале цикл рассказов и роман «Мистейк» («Ошибка»), был переведен на английский. Кабы не его ранняя смерть (он скончался в 1916 г. и похоронен в США на еврейском кладбище «Маунт Нево»), когорта больших американских еврейских писателей-идишистов (И. Опатошу, Г. Лейвик, Шолом Аш, Авром Лесин, И. И. Зингер – старший брат Башевиса-Зингера, Мани-Лейб и др.) охотно приняла бы его в свои ряды.
***
Судьба сама, казалось, толкала его на стезю русско-еврейского писателя. Он дорожил русским читателем не менее, чем еврейским. В короткий срок, в начале 1900-х, сумел вступить в переписку с большими русскими писателями Толстым, Чеховым, Горьким, Короленко, благо из самых благородных побуждений принялся составлять сборник «Хилф» («Помощь») – издание в пользу кишиневских евреев, пострадавших от погрома 1903 г. Со всей серьезностью подходил к переводу своих сочинений на русский язык, о чем свидетельствует его переписка с переводчиком Ю. Пинусом. Поражает и та серьезность, с которой он отнесся к первому изданию издательством «Современные проблемы» восьмитомного собрания сочинений на русском языке (М., 1910–1913). Предисловие к этому изданию, написанное 50-летним Шолом-Алейхемом, следует рассматривать как кредо зрелого писателя. Тут невольно вспоминается «Элегия» Н. А. Некрасова, которого еврейский писатель весьма чтил:
Пускай нам говорит изменчивая мода,
Что тема старая страдания народа,
И что поэзия забыть ее должна.
Не верьте, юноши, не стареет она!
О, если бы ее могли состарить годы...
Вчитайтесь, вдумайтесь в этот текст, написанный в феврале 1910 г. в Италии и не потерявший актуальности для еврейства и по сей день: «Вот уже 2000 лет, как стоит она – высокая, могучая китайская стена – и отделяет внутренний еврейский мирок от всего остального окружающего мира. Вместо того, чтобы разрушить эту стену и поглубже заглянуть в этот обособленный мир, добрые люди всячески ее поддерживают, укрепляя ее кто новым кирпичом, кто и камнем, так что она становится все выше и устойчивее. Вместе с нею остается и покрытая мистическим флером легенда о „вечном жиде“... Еврейские писатели и художники уже давно стремятся осветить этот мистический туман и разогнать тени, падающие от роковой стены. И я своими слабыми силами уже более четверти века принимаю участие в этой работе. Я стараюсь уловить внутренний смысл жизни обитателей „черты оседлости“ и нахожу здесь светлый образ человека со всеми его радостями, печалями и стремлением к идеалу. Встречающиеся противоречия между внешними условиями жизни мрачной „черты“ и чистыми движениями души создают подчас комические ситуации, вызывающие иногда тихую улыбку, иногда громкий смех. И это явление подчас приписывается читателями не самой жизни, которой оно присуще, а фантазии шутливо настроенного писателя. И писатель по недоразумению зачисляется в юмористы... Большая часть бед, сыплющихся на головы моих братьев, происходит именно оттого, что нас или совсем, или почти не знают, а не потому, как воображают иные, что нас „слишком хорошо знают“. Книгоиздательство „Современные проблемы“ просило меня, кроме предисловия к переводу, дать о себе некоторые биографические сведения. Я в этом необходимости не вижу. Те, которых эти сведения интересовать могут, найдут в жизни описываемых мною юных героев много событий и черт из жизни самого автора, обитателя той же „черты“».
***

Лев ФРУХТМАН

Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».

Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь

Социальные сети