От традиционной веры к культу разума и красоты  

Февраль 27, 2015 – 8 Adar 5775
Берлинские салоны

О салонах Петербурга русскоязычный читатель худо-бедно наслышан со школьной скамьи. Сначала Пушкин: «Кто там в малиновом берете с послом испанским говорит?» «Ужель та самая Татьяна?» – не верит своим глазам Онегин. Потом Толстой в «Войне и мире» вводит нас в салон Анны Павловны Шерер, где собираются «жадною толпой стоящие у трона», где в эпицентре броуновского движения жужжащих гостей блистает Элен Курагина. Что касается берлинских салонов конца ХVIII – начала ХIХ в., этой характерной приметы века Просвещения, то они менее известны нашему читателю. Они носили несколько иной характер, нежели петербургские.

Мода на них пришла из Парижа, там в аристократических салонах царили женщины. Пример подала еще в ХVI в. принцесса, впоследствии королева Маргарита Наваррская, при дворе которой возник поэтический кружок. Литературно-музыкальные салоны во Франции ХVIII в. – будь то салон мадам Рекамье или мадам де Сталь – влияли на политический климат страны, чего нельзя сказать о берлинских. Сфера их влияния была скорее духовная, культурная. При этом берлинские салоны были более демократичными: выходцы из третьего сословия чувствовали себя тут на равных с титулованными особами. Но самое удивительное заключалось в том, что хозяйками этих салонов по большей части были дочери и жены состоятельных берлинских евреев, которые в годы Гаскалы (еврейского Просвещения) сумели сблизиться с образованным немецким обществом.

Резиденция прусских королей, лежавшая на Шпрее, в стороне от морских и торговых путей, лишь к началу ХIХ в. обрела черты столичного города. Именно в это время сформировалась здесь буржуазия, которой были присущи независимость, образованность, особый шик. В 1781 г. был опубликован известный трактат фон Дома «Об улучшении гражданского положения евреев», а вскоре их эмансипация шла полным ходом. Евреи, которых еще недавно подозревали и обвиняли в ритуальных убийствах, поджогах, отравлении колодцев, стали жить так, будто их предки не переживали всех этих унижений и гонений; они не оглядывались назад, они были устремлены в будущее. Их дома стали средоточием культуры.

Пример Мозеса Мендельсона, отца Гаскалы, которого друзья-просветители чтили как немецкого Сократа, воодушевлял. Стремясь сломать барьер между евреями и неевреями, он превратил свой дом на Шпандауэрштрассе в место встреч интеллектуалов. Его частым гостем был не только Лессинг, с которым Мендельсона связывала настоящая дружба, но и вышеупомянутый высокопоставленный чиновник фон Дом.
Евреи быстро поняли, что образование и культура – верное средство добиться респектабельности, а стало быть, и признания. Из желания приобщиться к немецкой культуре некоторые дали сыновьям имя Эфраим Готхольд в честь дружественного к ним, а потому любимого Лессинга, а многие приняли фамилию Шиллер. Хотя к имени Гёте евреи в подобных случаях не обращались, именно они создали его культ. В каждом еврейском доме можно было найти его сочинения, и даже раввины цитировали Гёте во время служб. Близкий друг Гёте Ример отмечал, что восхищение личностью и творчеством автора «Вертера» в еврейских кругах было сильнее, чем среди его соплеменников, объясняя это большей гибкостью и многогранностью еврейского интеллекта в сравнении с немецким.

Грета ИОНКИС

Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».

Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь , заказать ознакомительный экземпляр здесь

Написать письмо в редакцию

Социальные сети