О том, что именно США были главным переговорщиком, добившимся согласия советского правительства на свободную эмиграцию евреев из СССР, мы будем помнить всегда. Поправка Джексона – Вэника, многочисленные демонстрации и акции протеста, требования американских президентов – все это видимая часть истории. В тени остались сотни, если не тысячи американских политиков и дипломатов, методично добивавшихся от Советов соблюдения прав человека, включая право на открытие границ.
Посол США в СССР Джек Мэтлок в тени мировой истории не остался. Именно на годы его работы в Москве (1987–1991) пришлись основные события, которые обозначили как окончание холодной войны, так и начало массовой эмиграции из СССР евреев и представителей других национальностей. Возможно, это интервью – последнее, которое он дает русскоязычным СМИ. 86-летний Мэтлок покидает университетский Принстон в штате Нью-Джерси и переезжает на ферму в Теннесси. Полную версию беседы можно будет увидеть в документальном телесериале «Холодная война», который вскоре выйдет в эфир российского телеканала «Звезда».
– Господин посол, что такое холодная война в вашем понимании?
– По большому счету это конфронтация двух правительственных философий. Идеологически она началась, когда большевики победили в Гражданской войне. Противостояние несколько ослабилось во время Второй мировой, т. к. СССР и США были в ней союзниками. Я думаю, это было искреннее союзничество, поскольку все мы понимали, что Гитлер ужасен. В тот период была какая-то надежда на то, что Сталин поймет: его народ лоялен к нему, война выиграна, можно ослабить давление и построить более демократическое общество. Но этого не произошло: оккупация Восточной Европы, подавление антикоммунистических выступлений сделали невозможным сотрудничество, на которое мы надеялись. И холодная война наступила. Если быть точным, то это была не война, а глобальная конфронтация, поскольку США и СССР никогда не воевали между собой. Да, были локальные конфликты, в которых обе страны прямо или косвенно участвовали, но это не были войны друг с другом. Начались идеологическая война и геополитическое противостояние, за этим последовала гонка вооружений, не послужившая на пользу никому…
– В СССР вы стали не просто послом США, но и одним из символов окончания холодной войны. Американец, прекрасно говорящий по-русски, часто появлявшийся не только на ТВ, но и в разных городах теперь уже бывшего СССР…
– Конечно, я польщен этим имиджем. Моя посольская карьера в СССР началась, по сути, в 1983 г., когда меня отозвали в Вашингтон из Праги, где я представлял американские интересы в качестве посла. Президент Рональд Рейган начинал подготовку к переговорам с Советами, но в Белом доме не было специалистов по СССР. Рейган хотел быть президентом, который заключит мир с Советским Союзом. Но СМИ помнили, что именно Рейган назвал эту страну империей зла. Причем многие и сегодня считают, что это было единственным определением России, автором которого он является.
Минул год с того дня, как Горбачев пришел к власти. Я подготовил проект речи, с которой должен был выступить президент США. Америка никогда не угрожала СССР, и в этой речи были заложены основные американские ориентиры на пути к возобновлению сотрудничества, разделенные на несколько категорий: сокращение вооружений (в т. ч. ядерных), приостановка конфликтов в третьих странах, соблюдение прав человека. Мы перестали говорить: «Вы должны сделать то и это», мы предложили: «Нам нужно сотрудничать, чтобы достичь результатов». Мы советовали Рейгану сказать на переговорах: «Стороны не должны предпринимать односторонних попыток достижения военного превосходства», и этот момент он никогда не упускал из виду. Рейган понимал, что переговоры с советским лидером должны проходить во взаимоуважительной атмосфере. Да, наш президент критиковал коммунистическую систему, поскольку она беззаконна, отнимает у людей их права, ограничивает развитие страны.
Собственно, еще за год до прихода Горбачева к власти администрация президента США поставила перед собой цель отказаться от гонки вооружений. Моей прямой ролью в этом процессе была передача официальной Москве того, что хотели донести до нее президент Рейган и госсекретарь Шульц, тогда еще не понимавшие, как добиться заявленных целей. Позже и президент США, и глава Госдепа стали напрямую контактировать с советским руководством – Горбачевым и Шеварднадзе. Личные доверительные отношения между ними наладились очень быстро. Рейган понимал, что без взаимного доверия ничего не получится даже в самых незначительных, казалось бы, ситуациях. Например, первым американо-советским соглашением стал документ о расширении контактов между СССР и США. На первой встрече в верхах, которая состоялась в 1985 г., Горбачев согласился на гораздо большее расширение контактов, чем кто-либо из его предшественников. На той встрече прозвучало еще одно важное заявление. Оба лидера подтвердили: ядерное оружие не должно применяться ни при каких обстоятельствах, и это означало, что между СССР и США не может быть войны. Впервые советский лидер согласился выступить с заявлением, лишенным какой-либо идеологии. С Хрущевым и Брежневым пытались договориться о подобном, но каждый раз в Кремле настаивали на формулировке, согласно которой мирное сосуществование между странами с различными социальными системами возможно, но при условии, что сила могла применяться Москвой по отношению к странам социалистического лагеря. Для нас это было неприемлемым.
Одной из главных проблем первых переговоров США с СССР была их публичность. У каждой из сторон были свои предложения, свои позиции. Это все хорошо звучало на публике, но нередко оставалось неприемлемым для одной из сторон. Сотрудничество по определенному вопросу даже не начиналось, поскольку согласия не было. Переговоры стали походить на спортивные мероприятия, когда пресса наблюдает и определяет, кто выиграл, а кто проиграл. Но международные соглашения, которые впоследствии работают, не заключаются таким образом. Я всегда настаивал на том, что до подписания документа не стоит обсуждать публично не выверенные сторонами формулировки. Именно так было подписано уже упомянутое самое первое соглашение. Мы представили МИДу СССР свои варианты и сказали: «Если вы возражаете против какого-либо из пунктов, дайте нам знать, мы вычеркнем его. Сами тоже высказывайте предложения». Москва предложила тогда сотрудничество в сфере программного обеспечения, а также обогащения ядерного топлива для АЭС. Таким вот образом, шаг за шагом, мы заставили работать вместе бюрократические машины Москвы и Вашингтона.
– Какой вам показалась Москва тех лет? Вы ведь и ранее, будучи рядовым сотрудником посольства США, бывали в Златоглавой.
– Разница была огромной. Впервые я побывал в Москве в 1961 г., во времена Хрущева. В то время КГБ держал под контролем всех иностранных дипломатов, дабы те не имели контактов с советскими гражданами. Если и получалось с кем-то познакомиться в ресторане или во время поездки по стране, то от дальнейших контактов советские граждане отказывались, поскольку их сразу же предупреждали о возможных негативных последствиях. Сами шли на контакт только писатели и поэты. Так я познакомился с Андреем Вознесенским, Евгением Евтушенко. В основном тогда мы общались с сотрудниками МИДа, Внешторга. С партийными бонзами и военными встречи могли организовываться только при условии, что будут обсуждаться вопросы, входящие в их компетенцию. Хотя, помню, в 1970-х гг. советские и американские Адмиралтейства проводили двусторонние переговоры. В числе прочего проводились пышные приемы, и наши моряки прекрасно ладили между собой.