Так отнеслось правление Еврейской общины Кобленца к изготовленной подвижником «Стене памяти», посвященной участникам Великой Отечественной войны и жертвам Холокоста. Об этой выставке я уже писал в статье «Когда верх берут амбиции» («ЕП», № 3). Напомню. Свыше года назад бывший харьковчанин Борис Прилуцкий создал на тему войны и Холокоста семейный музей. 12 его родственников погибли в оккупации, пятеро – на фронтах Великой Отечественной. Фотографии, короткие аннотации... Сделав пять «семейных» стендов, Борис задумался: а почему бы не создать подобные стенды и о близких его нынешних земляков – участниках той войны и жертвах Холокоста? Это станет и общинной памятью. И со свойственными ему энергией и мастеровитостью стал собирать материал и готовить стенды. Это потребовало и материальных затрат, а он – «социальщик». Но подвижник потому и подвижник, что в основе его поступков – движение души, побуждающее к доброму делу. Сколько добрых дел для общины Борис уже сделал! Увидел в общинной библиотеке cтопки книг на полу – смастерил для них восемь книжных полок. Реставрировал в общине 66 стульев и кресел. Приобрел панорамное фото Иерусалима и, сделав для него раму, повесил в синагоге. Макеты Ханукии, Меноры – памятника 17 тыс. харьковских евреев, погибших в Дробицком Яру, – тоже его работа. Перечень добрых дел Прилуцкого этим не исчерпывается.
И Бориса «отблагодарили»: за критику правления (было за что), как я уже писал в упомянутой выше статье, он получил «хаусфербот», то есть был изгнан из общины. Изгнан незаконно, без решения суда.
В таком вот положении изгнанного и работал над «Стеной памяти». Был убежден: конфликт конфликтом, а память о людях, что отражена на той Стене, выше всех людских трений. Теперь в изготовленной им выставке – 34 стенда. Есть там и сведения о нынешних жителях Кобленца, переживших блокаду Ленинграда.
Борис неоднократно обращался в правление: возьмите же, наконец, выставку в синагогу! Ведь 27 января – День памяти жертв Холокоста! Не взяли. Даже не ответили. И она уже второй год так и томится у него в подвале.
Тогда я и послал письмо председателю правления общины Ави Авадиеву. В нем подчеркнул: отмахнуться от предложения энтузиаста – значит наплевательски отнестись к памяти людей. И еще написал: не пора ли покончить с травлей Прилуцкого? Письмо заканчивалось призывом проявить благородство и мудрость. Но на него, как и на последующие два моих письма, письменного ответа не последовало.
И вдруг – телефонный звонок Авадиева. Дескать, он свыше трех недель был в отъезде и поэтому не ответил. И дальше гневный монолог без всяких пауз: какой плохой Прилуцкий и какие они нехорошие, эти журналисты вроде меня. С большим трудом мне удалось прорваться сквозь это извержение.
– Ну хорошо, были в отъезде... Но ведь о «Стене памяти» знали давно.
– В нашей синагоге лишний гвоздь негде забить, а вы о выставке... – ответил Авадиев.
На самом деле никаких гвоздей для ее размещения не требуется: планшеты можно разместить на стульях и столах. Сказав об этом, я снова адресовал тот же «неудобный» вопрос моему оппоненту:
– Так почему проявленную Прилуцким хорошую инициативу не поддержали?
– А это его личное дело.
Да, так и сказал. Цинично, равнодушно.
Мстительность по отношению к подвижнику, который осмелился критиковать правление общины и его, Авадиева, персонально за грубое нарушение общинного устава, взяла верх над Памятью. Если следовать циничной фразе председателя, никакая инициатива снизу, направленная на пользу общины, не принимается. Должно исполняться лишь то, что указывает руководимое им правление. Такая вот демократия.
И меня уже не удивляет, что еврейская молодежь в Кобленце, как мне грустно поведал бывший узник гетто Моисей Ойкерман, не очень-то интересуется прошлым своего народа, да и вообще довольно далека от общинной жизни. А вот немецкую молодежь тема Холокоста интересует куда больше. Печальный парадокс. Хотя все закономерно. И тут я обращусь к русской пословице: «Каков поп, таков и приход».
Крефельд
Публикуемые письма отражают исключительно точку зрения их авторов. Редакция не несет ответственности за содержание писем, но готова предоставить возможность для ответа лицам или организациям, интересы которых затронуты читательскими письмами. Редакция также оставляет за собой право сокращать письма и редактировать их, не меняя смысла. Анонимные письма, а также письма откровенно оскорбительного и противозаконного содержания не подлежат публикации.