Подлинное лицо германских социал-демократов
Нынешней весной я сопровождала группу членов СДПГ, заказавшую экскурсию в берлинском Zentrum Judaicum. На столе в фойе музея был выложен апрельский выпуск газеты Jüdischen Rundschau (немецкоязычное издание, также выпускаемое нашим издательством. – Ред.). Участники группы взяли себе по экземпляру. Сейчас я думаю, что сперва они просто не поняли, что это – не пояснение к экспозиции, а еврейская газета. Хотя, возможно, я ошибаюсь…
Экскурсия состоялась, интерес участников группы был неодинаковым, как это часто бывает с организованными группами. Позже мы обедали вместе с группой. Они за прошедшее время успели пролистать прихваченное издание и заявили мне, что это – ужасная подстрекательская газета. Полные возмущения, они продемонстрировали мне первые две страницы. На одной – статья Томаса Вайдауэра «Друг Габриэля – отрицатель Холокоста Махмуд Аббас» (публикации подобного содержания были и в «ЕП». – Ред.). «Он же умеренный!» – возмущались социал-демократы. Нет, у меня не отвисла челюсть: я не в первый раз слышу подобную сентенцию. В ответ на мое замечание о том, что в Германии отрицание Холокоста является уголовным преступлением, мне было указано на «ужасное положение палестинцев». Конечно, Махмуд Аббас к этому никак не причастен… Вот и в Иране, было сказано мне, намерился прогресс… Я возразила: возможно, если только вы не гей, которого готовы повесить на ближайшем подъемном кране, или если вам в голову не придет криминальная идея сменить религию. В ответ мне было сказано, мол, всё это неправда, мы не верим, что там и сегодня происходят подобные вещи. Ну что ж, между верой и знанием, как известно, большая разница.
В следующей статье, возмутившей социал-демократов, была подвергнута критике иммиграционная политика Ангелы Меркель. И, хотя избирательная кампания уже в полном разгаре, члены СДПГ встали на защиту канцлера. Они были едины в своей оценке: Jüdische Rundschau – отвратительная подстрекательская газета. Сродни газете Bild. На мою просьбу оставить мне один экземпляр издания я получила решительный отказ: «Нет, мы возьмем эти газеты домой, в свои избирательные округа. Иначе нам не поверят. Все привыкли смотреть на евреев исключительно как на жертв.
В качестве «вознаграждения» или повышения квалификации я в ходе дальнейшего посещения мемориала «Bernauer Straße» на бывшем пограничном переходе между Западным Берлином и ГРД прочла пространную лекцию на тему диктатуры.
Критика в адрес политиков воспринимается как подстрекательство и пропаганда ненависти… Куда катится демократия?! Когда я в свое время покинула ГДР, различие между возможностями для критики в обеих странах я описывала следующим образом. Если бы в ГДР я позволила себе публично критиковать Эриха Хонеккера, то у меня непременно были бы неприятности. Если бы я решила критиковать собственного шефа, то во многих случаях мне бы это сошло с рук. Если бы я в ФРГ решила покритиковать политику Гельмута Коля, то на это никто не обратил бы внимания или, возможно, поаплодировал бы мне. Но вот критика в адрес моего начальника наверняка стоила бы мне рабочего места. Сегодня, пожалуй, я потеряла бы работу, если бы стала критиковать воззрения моего шефа на политику федерального правительства.
Карла Мёбиус
Холокост никогда не забудется
Я получила в подарок от профессора Института международных отношений из Кишинева Сергея Михайловича Назария книгу «Холокост». Сергей Михайлович глубоко изучил события, происходившие во время войны в Молдавии, поднял массу архивных документов и правдиво описал Холокост в Молдавии. Из этой книги я узнала много нового для себя. Профессор Назария документально подтверждает, что к началу войны в городе Фалешты в бывшей Бессарабии жили 3–4 тыс. евреев, и все еврейское население города было угнано в село Лимбены и уничтожено.
Я родилась в Фалештах. Там до войны жили мать моего отца Сарнер Сима и три его сестры – Хая, Рива и Рахиль – с семьями. Все они погибли. А я с родителями, сестрой и братом к началу войны жила в Згурицах. Сейчас в этих двух городах нет ни одного еврея, как, впрочем, и во многих других городах Молдавии.
Мои родители и я с сестрой и братом пережили шесть месяцев «марша смерти». Затем четыре месяца мы были в лагере смерти. Я была выброшена к трупам умерших в глубокий снег при температуре –42°C. Меня почти мертвую нашел и спас отец. Как видно, для того, чтобы я обо всем рассказала. Мои воспоминания напечатаны в книге «Кто выживет, расскажет».
Мне все годы не дает покоя память о моих погибших родственниках. Мне удалось связаться по телефону с председателем сельсовета села Новые Лимбены Анатолием Вузутом. Он, оказывается, помнит, где находятся места захоронения убитых евреев. Он рассказал мне, что в Лимбенах был лагерь для евреев, и тут же их трупы забрасывали в огромную могилу, вырытую молдаванами – жителями села. К осени оставшихся в живых угнали в близлежащий лес и расстреляли.
Знакомый, которого я попросила побывать в Лимбенах и который связал меня с председателем, рассказал, что на месте общей могилы земля ровная, пасутся коровы, играют дети. А из рассказа председателя я знаю теперь, что лес при советской власти вырубили, раздали участки земли жителям села. Они построили дома и весьма благополучно живут, топча ногами могилы.
В каждом селе Молдавии есть массовые захоронения евреев. И почти везде, как и в селе Лимбены, эти места даже не обозначены, не огорожены. Я просила председателя сельсовета хотя бы оградить место, где было общее захоронение его земляков, замученных гитлеровцами, и поставить табличку. Но вразумительного ответа не получила. Он ответил лишь, что для этого нужны деньги. Тогда я написала ему письмо, где пыталась объяснить, что эти убиенные евреи заслужили памятник – не то что ограду. А средства надо взять из присвоенного и разграбленного еврейского имущества. Грабеж происходил на моих глазах. К дому моих родителей подъехала подвода из соседнего села Макарешты, и я видела, как муж с женой выносят всё из нашего дома. Когда после освобождения мы вернулись в Згурицу, от нашего дома осталась только одна стена. На ней еще были видны гвоздики с петлями, на которых когда-то висел ковер…
Майя МАРДЕР
Воспоминание о художниках Витебска в Москве и в Дюссельдорфе.
Я по профессии инженер и никакого отношения к искусству не имею. Тем не менее эти воспоминания, навеянные публикацией об Иегуде Пэне в мартовском выпуске «ЕП», хотя и косвенно, касаются и меня. По рассказам моего отца, мой дед Моисей Рояк был портным в Витебске, и однажды к нему пришел курчавый молодой человек и попросил перелицевать свой засаленный пиджак. Он обратил внимание на младшего брата отца – Хаима, который тонким портновским мелком что-то рисовал на черной металлической поверхности печки. Когда молодой человек позже пришел к деду на примерку, то подарил Хаиму коробочку с акварельными красками, кисточку и бумагу для рисования. Это был сын продавца селедок Марк Шагал – ученик известного витебского художника Иегуды Пэна. Марк Шагал вскоре создал Высшее народное художественное училище и принял в него группу талантливых молодых людей, среди которых был и совсем юный Ефим Рояк. В 1920 г. в Витебск приехал основоположник супрематизма Казимир Малевич, организовавший Училище нового искусства – УНОВИС, куда перешли и ученики Шагала, включая Ефима Рояка. Сам же Шагал идеи супрематизма не одобрял и вскоре навсегда покинул родной Витебск.
Здесь я позволю себе небольшое личное отступление. Вначале горбачевской перестройки в Москве активно действовал Дом общественных организаций, где выступали известные люди. Однажды там выступал популярный в то время художник Илья Глазунов. Он с восторгом рассказывал о национальном русском искусстве и с неодобрением высказался о Петре I, который напрасно европеизировал Россию. Публика с умилением внимала оратору, который вдруг заявил, что все художники авангардного направления – «просто жулики». Я сам воспитан на реализме и супрематизм не воспринимаю, но, по понятной причине, не смолчал и громко выкрикнул: «А Казимир Малевич тоже жулик?» Глазунов сначала опешил от моей наглости, но потом сказал: «Нет, Малевич не жулик. Малевич просто сумасшедший». Затем он заявил, что Шагал был назначен советской властью комиссаром в Витебск и ходил по городу, угрожая обывателям пистолетом. А потом это же делал Малевич. Такое безобразное высказывание националиста Глазунова стало для меня дополнительным побуждением к эмиграции.
Возвращаясь к теме, отметим, что через некоторое время Малевич, а с ним и ряд его учеников, включая Ефима Рояка, переехали из Витебска в Петроград, где они работали в Институте художественной культуры, а в 1927 г. перебрались в Москву. Впоследствии дядя Ефим говорил, что для него в живописи есть некая «эстафета» от импрессиониста Дега к супрематисту Малевичу. Его увлекала и архитектура, и в 1927 г. он вместе с Эль Лисицким и Любовью Поповой участвовал в конкурсе проектов Дома текстиля в Москве. Потом в течение семи лет работал в архитектурной мастерской братьев Весниных. Эта работа была прервана в 1941 г., когда Е. Рояк ушел на фронт, откуда вернулся сержантом-связистом со многими боевыми наградами и был удостоен чести принимать участие в Параде Победы на Красной площади. После войны он стал главным архитектором Киевского района Москвы, а затем ведущим архитектором Московского института типового и экспериментального строительства.
Все это не мешало ему, оставаясь преданным своему учителю Казимиру Малевичу, создавать дома работы в стиле супрематизма, которые в то время лучше было никому не показывать. Его жена со звучным именем Фаина Каплан работала в 1980-е гг. врачом, и среди ее пациентов оказался художник Эрик Булатов. Узнав, что ее муж художник, он проявил настойчивость и посетил их квартиру. Когда Булатов увидел висевшие на стенах картины и коллажи, то спросил: «Ефим Моисеевич, почему вы столько лет не показываете свои работы широкой публике?» На что получил ответ: «Молодой человек! Вы ведь даже не представляете себе, что за такие работы художников расстреливали!» А потом он показал Булатову свои работы в реалистической манере, навеянные воспоминаниями о прошлом, такие как «Город моего детства», «Портрет матери», «Портной».
Во время перестройки зарубежные искусствоведы начали поиски работ, которые долгие годы были недоступны широкой публике. Сенсацией стала открывшаяся в 1987 г. в залах Третьяковской галереи на Крымском валу выставка картин Малевича, включая его знаменитый «Черный квадрат». В соседнем зале были представлены и работы Ефима Рояка. Я присутствовал там, когда искусствовед Мария Шашкина рассказывала о жизненном пути и картинах самого юного ученика Малевича, который создал около 500 художественных произведений. Так после стольких лет забвения состоялось его возвращение к зрителю. После этого работы Е. Рояка были представлены в московском Музее Маяковского, а также в Государственном художественном музее в Минске. Более того, в 1991 г. в музее в Бохуме прошла выставка произведений Е. Рояка, к которой был издан каталог на немецком языке. Этот каталог был подарен вдовой Ефима Рояка моему отцу Борису, а от него перешел ко мне.
Когда я с семьей перебрался в Дюссельдорф, то, пытаясь как-то наладить контакт с местными жителями, повесил в пригороде Ангермунд объявление с предложением выполнить посильные для меня работы. Через некоторое время пожилая семейная пара обратилась ко мне с просьбой штабелировать в саду дрова. Когда я закончил работу, хозяйка попросила меня наклеить обои. На следующий день мы с женой выполнили эту работу. При этом оказалось, что хозяйка была художницей, в ее квартире мы увидели работы, выполненные техникой пуантилизм (манера письма раздельными мазками правильной, точечной или прямоугольной формы). А еще мы увидели у нее на столе толстый том «Malevitsch», и я сразу попросил разрешения посмотреть его. Можно представить себе мою радость, когда в книге я нашел групповую фотографию учащихся УНОВИС, на которой рядом с Малевичем стоит 15-летний Ефим Рояк. Вот так произошла моя «встреча» с дорогим мне человеком в пригороде Дюссельдорфа.
В заключение необходимо отметить, что эту еврейскую художницу одна немецкая семья шесть лет прятала от нацистов в угольном подвале в Кёльне. После окончания войны она вышла замуж, и у нее родилась дочь Нани Дуквитц, которая работает преподавателем немецкого языка для наших соотечественников в Еврейской общине Дюссельдорфа. Ее муж Йохен – тоже художник-супрематист, является племянником Георга Дуквитца, который в годы нацизма был германским атташе в Копенгагене. Именно он в 1943 г. предупредил датское руководство о дне, когда гитлеровцы планировали массовую депортацию датских евреев в Освенцим. Возможно, тогда и появилась легенда о том, что король Дании и его жена вышли на улицу с желтыми звездами на одежде. Но достоверно известно, что датские рыбаки переправили 7000 евреев в нейтральную Швецию, чем спасли их от гибели. После войны Георг Дуквитц получил почетное звание Праведника народов мира. Вот какую неожиданную дугу – от Иегуды Пэна – описала история.
Марк РАЯК
Как Вилли Токарев в патриоты полез
Недавно Вилли Токарев объявил себя патриотом России, а Россию – величайшей страной. И замечательно – почему же нет? Одно только хочу спросить: неужели нельзя объявить себя патриотом России, не оболгав при этом еврейский народ?
Видимо, нельзя, потому что вот и у Вилли Токарева не получилось. Он говорит: «Но тогда была привилегия у евреев: их отпускали на историческую родину в Израиль». Тогда – это в 1970-е. Представляете? В СССР у евреев была привилегия. Русским людям нельзя было эмигрировать, а еврею – пожалуйста. Приходи в кассу и покупай билет: хочешь – в Израиль, хочешь – в Америку. Привилегия!
Никакой такой привилегии не было, но евреи начали борьбу – это против советской системы! – за право эмигрировать. И еврея за это – только за заявление о том, что он хочет эмигрировать, – тут же лишали работы, выгоняли из вуза, каким бы он ни был отличником, да еще устраивали собрание, на котором его третировали, как самую отвратительную личность. Еврея, которого решали отпустить, после того как он проходил круг обязательных мытарств (ведь его, лишив работы, обрекали на голодное существование и одновременно подводили под уголовное преследование за тунеядство, то есть практически ставили вне закона), лишали гражданства. А ведь многих не отпускали, и тогда человек оказывался в положении отказника. В частности, это произошло со мной.
И это Вилли Токарев называет привилегией, которая была у евреев? Так кто же мешал русскому народу вместе с еврейским добиваться права на эмиграцию, точно так же, как евреи, заявляя, что хотят воссоединиться со своими родственниками за границей? Но русские в массе предпочитали не бороться вместе с евреями за право на свободную эмиграцию, а третировать евреев как предателей родины – не так ли, Вилли?
А евреи, борясь за право на эмиграцию, между прочим, добивались его для всех. И русские люди прекрасно воспользовались этим правом, когда за желание эмигрировать власти перестали преследовать, лишать имущества и гражданства, – не так ли, Вилли?
И вот теперь вопрос: а впрямь ли Вилли Токарев не понимает, что за привилегия была у евреев? Почему-то я так не думаю. Почему-то не считаю, что он настолько глуп или забывчив. Думаю, что он лукавит, походя, между делом, оболгав евреев, борьбой которых воспользовался, чтобы самому эмигрировать. Такая вот – впрочем, вполне ожидаемая – благодарность от русского человека. Почему он именно так благодарит, хотя вообще ни о какой благодарности никто его не просит? Ну как же? Он теперь патриот!
Петр МЕЖУРИЦКИЙ
«Волны российской словесности»
Отличный материал опубликован под таким заглавием в февральском номере «ЕП». Автору искреннее спасибо! Но…
Стало уже общим местом рядом с именем Ильи Эренбурга писать «Убей немца». Можно подумать, что писатель написал это сегодня и призыв относится к нынешним немцам. Несуразица. Разумеется, читатель знает, что написано это в годы войны. Но вот в материале «ЕП» читаем: «Да, конечно, у советского солдата, вступавшего в Германию, позади были разоренные и сожженные села, загубленные жизни, Холокост. Но есть же нравственный предел в ненависти к поверженному врагу, и в публицистике Эренбурга этот предел перейден. Такие слова и такие призывы могут исходить от человека особой истерической эмоциональности, с побелевшими от ненависти глазами».
Жестко, но несправедливо. По той простой причине, что статья «Убей», где и звучит призыв «Убей немца!», опубликована в июле 1942 г., задолго до вступления советского солдата в Германию. Опубликована в то время, когда враг наступал, когда творил на оккупированных территориях то, что он тогда творил. Призыв «Убей немца!» висел в воздухе, кто только его не повторял – в стихах, в лозунгах, в плакатах.
По мне, так это то же самое, что с первых дней войны постоянно звучало по радио: «Гнилой фашистской нечисти загоним пулю в лоб». В то время фашистами для нас не были ни итальянцы из их 8-й армии, ни испанцы из Голубой дивизии, ни кто другой из союзников Германии. Фашистами тогда были только немцы. Эренбург лишь своими словами повторил в «Красной звезде» эту строчку из знаменитой песни-марша.
Сам Эренбург объяснял появление статьи тем, что советские люди, поверив предвоенной советской пропаганде, были убеждены, что в случае нападения империалистов на СССР их собственный рабочий класс восстанет и придет на помощь стране Советов: «Я должен был предупредить наших бойцов, что тщетно рассчитывать на классовую солидарность немецких рабочих, на то, что у солдат Гитлера заговорит совесть; не время искать в наступающей вражеской армии „добрых немцев“, отдавая на смерть наши города и села».
«Аура» Эренбурга, что внутри страны, что в мире, была такова, что вся слава и все тумаки за «Убей немца!» достались именно ему. Вот цитата из Андрея Кураева, отвечающего на вопрос Ивана Толстого во время беседы на Радио «Свобода» 21 апреля 2016 г.: «Я думаю, что, если кто-то начнет от своего имени сегодня читать стихи Эренбурга про немцев – «Сколько раз его увидишь, столько раз его убей», – то самое не немецкое… государство скажет, что это совершенно немыслимо». Конечно, скажет. Но вот только Эренбург таких стихов не писал. Это строки из стихотворения Константина Симонова «Убей его», напечатанного в той же «Красной звезде» за пару дней до публикации статьи Эренбурга.
Я был слишком мал в годы войны, чтобы читать «Красную звезду», «Известия» и др. Для меня Эренбург – это его «Оттепель», повесть и название краткого периода хрущевского времени, и его «Люди, годы, жизнь» с обещанием позднее опубликовать все умолчания, для публикации которых время тогда еще не пришло. Илья Эренбург не нуждается в моей защите, но истина, как я ее понимаю, дороже.
Виктор Зайдентрегер
Память или унижение памяти?
Раздел «Письма читателей» всегда вызывает желание взяться за перо. Очень волнует меня тема «камней преткновения». В «ЕП» за ноябрь 2016 г. было помещено письмо Г. Галича из Ганновера на эту тему. Я на 100% согласна с аргументами Ш. Кноблох, так как не раз убеждалась, что на эти таблички никто не обращает внимания. По ним ходят, на них бросают окурки, плюют… Это я вижу у нас в Коттбусе, видела в Берлине, где живет моя дочь. Эти «камни преткновения» не являются знаками памяти об уничтоженных евреях. Это знак того, что немцы до сих пор стараются что-то скрыть, а что-то нивелировать, как в случае с табличками, чтобы осталось как можно меньше напоминаний об их преступлениях.
Не хотят вмонтировать эти таблички в стены зданий? Значит, надо их отовсюду убрать. Эти таблички – унижение памяти уничтоженных евреев и демонстрация безразличия живущих в Германии евреев. Пусть Гунтер Демниг поднимет свой взор и признает свой проект, мягко говоря, неудачным. Хотелось бы, честно говоря, услышать мнение и вышестоящих товарищей.
Мара Шевченко
Публикуемые письма отражают исключительно точку зрения их авторов. Редакция не несет ответственности за содержание писем, но готова предоставить возможность для ответа лицам или организациям, интересы которых затронуты читательскими письмами. Редакция также оставляет за собой право сокращать письма и редактировать их, не меняя смысла. Анонимные письма, а также письма откровенно оскорбительного и противозаконного содержания не подлежат публикации.
Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».
Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь