Сентябрь 2, 2016 – 29 Av 5776
Этот непревзойденный Зяма

image

К 100-летию со дня рождения Зиновия Гердта  

Нет особой нужды его представлять: старшее и среднее поколения читателей отлично помнят Гердта как выдающегося артиста театра, кино, эстрады, радио и телевидения. Незабываем неповторимый тембр его голоса, богатейшая мимика, жесты, поза, посредством которых он создал вереницу колоритных образов – сатирических и лирических, гротескных и трогательных. А родным, друзьям, коллегам он бесконечно дорог как светлая личность с огромным талантом и щедрым сердцем, мудрый, добросердечный, с неувядаемым тонким юмором.

Из местечка в столицу
С трудом верится, что этот истинный интеллигент, родившийся 21 сентября 1916 г. в небогатой еврейской семье, детство свое провел в глухом местечке Себеж на стыке Витебской и Лифляндской губерний. По словам артиста, в «небесном месте на земле» с живописными лесами и озерами. К началу ХХ в. в местечке было около 5000 жителей, из них более 60% составляли евреи – мелкие ремесленники и торговцы. Имелась старая деревянная синагога и при ней хедер. Отец будущего актера, Эфроим Яковлевич Храпинович, сын набожного сапожника, в юности работал приказчиком, потом управляющим в лавке, коммивояжером в торговой фирме, а при нэпе – заготовителем в райпотребсоюзе. Гердт вспоминал: «Папа был очень честным, уважаемым человеком, по субботам ходил в синагогу и вообще придерживался традиций... У него была природная русская грамотность и каллиграфический почерк». Мать, Рахиль Исааковна, не получившая образования, страстно любила поэзию, читала наизусть Надсона, пела романсы под собственный аккомпанемент на дешевом рояле. В семье бережно хранились легенды о Големе и Диббуке, который принуждает людей творить зло. Отец рассказывал детям о суде над Бейлисом и Кишиневском погроме.
Залман (или Зяма, как его называли) был младшим в доме после брата Бори и сестер Берты и Фиры. Сперва у меламеда он изучал Тору и Талмуд, идиш и иврит. Легко запоминал религиозные тексты, и ему даже прочили должность раввина. Но мальчик мечтал стать перевозчиком на лодке, а родители твердили, что для этого надо хорошо есть и очень стараться. Вскоре хедер закрыли, и Зяма перешел в еврейскую семилетку, где преподавали русский язык и литературу, математику и прочие общеобразовательные предметы. В школе он стал пионером, участвовал в самодеятельности, проявил склонность к сочинению и декламации стихов. «У меня была тяга ко всему напечатанному в столбик», – иронизировал позже Гердт. В 13 лет в детской газете появился его пафосный стишок на идише о коллективизации.
В 1932 г. 16-летний юноша, спасаясь от голода и прозябания в захолустье, переселился в Москву вслед за Борисом и Бертой. А год спустя, после смерти отца, в столицу прибыли мать и сестра Эсфирь. На групповом фото тех лет – все 22 члена большой родни Храпиновичей, ставших москвичами. Залман, подделав метрику, поступил в престижное ФЗУ при электрозаводе им. Куйбышева и через два года начал работать монтажником на Метрострое. Сестры вышли замуж и уехали из Москвы, а Зяма с мамой, Борисом и его женой теснились в убогом домике на окраине города.

Студия и война
Будучи фэзэушником, Залман все свободное время проводил в Театре рабочей молодежи (ТРаМ), которым руководил Валентин Плучек – ученик Мейерхольда, создатель Театра сатиры. Через три года его перевели в профессиональный состав ТРаМа, где он играл в спектаклях «Бедность – не порок», «Женитьба Фигаро», «Дальняя дорога». Затем два года был актером театра кукол при Московском дворце пионеров, а в 1938-м вошел в организованную Плучеком и Алексеем Арбузовым театральную студию. Сначала Залман Эфраимович выступал под своей фамилией, с конца 1930-х гг. – под более «артистичным» псевдонимом Гердт (по имени известной балерины), а Зиновием Ефимовичем стал уже после войны. «Именины» были отмечены в коллективной поэме:
Это Зяма Храпинович,
Что от имени отрекся
Ради клички сладкозвучной.
И как только он отрекся,
«Гердт», – прокаркал черный ворон,
«Гердт», – шепнули ветви дуба,
«Гердт», – захохотало эхо.

Окончательно выбрав театральную карьеру, Гердт упорно овладевал профессией, запоем читал драмы, прозу и поэзию, ставшую ему опорой на всю жизнь. Обожал классиков XIX в., но особенно – Багрицкого, Блока, Пастернака, Цветаеву, Ахматову, Мандельштама, Ходасевича. В студии у него появились друзья: Сева Багрицкий – сын поэта и сам поэт, будущий киносценарист Исай Кузнецов, поэты Саша Гинзбург (впоследствии Галич), Миша Львовский – студент Литинститута, приведший однокашников Борю Слуцкого, Давида Самойлова, Пашу Когана, Мишу Кульчицкого, Женю Аграновича. На квартире Севы коллективно сочиняли песни и куплеты на музыку и под аккомпанемент гитары Гинзбурга. Студийка Софа Милькина, стпашая позже женой Михаила Швейцера, вспоминала: «Наш Зяма был худеньким юношей и очень интересным человеком искусства с особым чувством мягкой иронии». Тогда же Гердт сблизился с Мейерхольдом (знакомы они были и ранее – см. стр. 37. – Ред.) и стал своим в его семье вплоть до июня 1939 г., когда режиссера арестовали...

Давид ШИМАНОВСКИЙ

Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».

Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь

Социальные сети