Для многих Лев Новожёнов прежде всего – «человек из телевизора», чье имя ассоциируется с рядом успешных телепроектов постперестроечного российского телевидения: «Времечко», «Сегоднячко» и др. Кроме того, он – писатель-сатирик, чьи произведения составили том в «Антологии сатиры и юмора России ХХ в.», и один из первых колумнистов современной российской журналистики. С начала 1970-х гг. начал писать короткие, в основном юмористические рассказы. Печатался в «Литературной газете», «Литературной России», журнале «Юность», был заместителем главного редактора газеты «Московский комсомолец». Является лауреатом премий «Золотой теленок» Клуба «12 стульев» «Литературной газеты» и премии «Золотой Остап».‬

«В журналистском цеху диплом ничего не решал»
– Уважаемый Лев, согласитесь: сочетание «Лев Юрьевич Новожёнов» звучит очень по-русски, но, насколько мне известно, фамилия вашего дедушки была Новзен…
– В 1918 г., во время Гражданской войны, мой дед пошел в Красную армию, а тогда многие русифицировали свои фамилии – тот же Троцкий, потому что в Красной армии лучше было носить русскую фамилию, чем какую-нибудь другую. Он был профессиональным военным, потом окончил бронетанковую академию, воевал, имел ордена.
– А что вам еще известно о ваших корнях?
– Во времена моего детства старшие как-то не распространялись о деталях своего происхождения. Но вот что мне удалось узнать. Мой дедушка родом из Моршанска Тамбовской губернии. Я так понимаю, что мои предки, скорей всего, пришли из Польши. В принципе, им неоткуда было больше прийти, только из местечек. Я сейчас говорю об отцовской линии. А если говорить о материнской линии, то моя мама родилась в Полтаве, а это уже – Украина. Но можно предполагать, что и тут все следы вели в Польшу, в Восточную Европу. Все они говорили на идише – как те, так и другие. Когда хотели от нас – детей – скрыть содержание разговоров, переходили на идиш. Я это прекрасно помню. Ну, и кухня была, естественно, еврейская: бабушка по отцовской линии готовила клецки, цимес и фаршировала рыбу.
– Приходилось ли вам лично сталкиваться с какими-либо проявлениями антисемитизма – как на бытовом, так и на государственном уровне?
– Да, само собой! Конечно, меня дразнили и называли «жидовской мордой» или говорили: «Зяма, Зяма идет, Зяма курочку несет!» Были такие детские дразнилки, и это все как бы витало в воздухе, а антисемитизм был атмосферой времени, им было все пронизано. Отцу после окончания института в 1953 г., вскоре после окончания «дела врачей», даже пришлось уехать из Москвы. Он вынужден был переехать в Брянск, где жилось проще. А потом шли бесконечные разговоры о том, что, например, в этот институт лучше не «соваться», т. к. туда евреям вход воспрещен, что нужно выбрать что-либо попроще. При устройстве на работу я сам с этим столкнулся. Меня хотели взять в редакцию газеты «Советская Россия», но начальница сказала мне открытым текстом: «Главный редактор не любит евреев». И спросила, есть ли у меня возможность каким-то образом оказать на него давление с помощью моих родителей. Я обратился к отчиму (он был тогда влиятельным в Москве человеком с русской фамилией Курочкин). С его помощью мы вышли на Сергея Владимировича Михалкова, который позвонил главному редактору «Литературной России», и таким образом я попал в свою первую «взрослую» газету. А до этого работал лишь в многотиражках.
– Вы учились на историческом факультете Московского государственного пединститута им. Ленина, но спустя два года перевелись на редакторское отделение Московского полиграфического института, который, как сообщается в вашей биографии, окончили в 1974 г. К тому времени вам уже было 28 лет.
– Я действительно учился на истфаке, но меня отчислили с первого курса с правом восстановления. После этого я принес положительную характеристику с комсомольской стройки глиноземного комбината в Сибири, куда отправился по комсомольской путевке. Я был плотником и бетонщиком, но пробыл там не очень долго – меня хватило всего на полгода. Затем я бежал в Москву и где-то через год поступил в полиграфический институт на редакторский факультет, но я его так и не окончил, а проучился четыре года. Так что можно сказать, что у меня незаконченное высшее образование. Я учился на заочном факультете и уже профессионально работал журналистом и редактором, зарабатывая деньги, печатался и поэтому не видел особого смысла в том, чтобы оканчивать учебу и получать диплом. В нашем журналистском цеху предъявление диплома ничего не решало: здесь прежде всего ценились профессиональные качества.

«Нам было о чем друг с другом поговорить»
– Ваша журналистская карьера началась в 1965 г. – как раз в то время, когда закончилась эпоха хрущевской «оттепели», а ей на смену постепенно приходил брежневский застой. Вы как-то ощутили, что времена меняются?
– Видите ли, российская история настолько сложная, что ты все время живешь с ощущением того, что времена меняются, но в то же время что-то стоит на месте. Ты ищешь свою нишу, каких-то друзей, с которыми тебе было бы комфортно, и я в этом смысле не являлся исключением. Конечно, мне нравились люди, как бы мы их сегодня назвали, оппозиционно настроенные по отношению к власти. В моем случае это не были люди, открыто выступавшие против правительства и Коммунистической партии, но они, как говорится, «держали фигу в кармане». Это были так называемые юмористы-сатирики. Я тогда работал в «Литературной России», и наша редакция находилась этажом выше «Литературной газеты». «Литературка» в те времена была самым либеральным изданием в Советском Союзе, а самым либеральным отделом этой газеты был Клуб «12 стульев» 16-й полосы. Он пользовался необыкновенной популярностью, и там печатались авторы, многие из которых сегодня известны: покойные Аркадий Арканов, Григорий Горин, Виктор Славкин, ныне здравствующие Юз Алешковский, Марк Розовский, который очень активно писал, и многие другие. Всех этих людей объединял сатирическо-юмористический цех. Мне с ними было жутко интересно, и я тоже стал пописывать.
– А они вас сразу приняли в свою среду или это было долгое «вхождение»?
– Меня как-то сразу приняли: сначала – не как автора, а как человека. Я был тогда весьма молод, мне было 24 года, а там – веселье, алкоголь, игры, начиная от шахмат и заканчивая скрэбблом (настольная игра, в которой 2–4 играющих соревнуются в образовании слов с использованием буквенных деревянных плиток на доске, разбитой на 225 квадратов. – Е. К.). Естественно, на деньги. Мой первый же рассказ был напечатан, а написал его я совершенно случайно, – принес, и его напечатали. Это было такое великое дьявольское искушение, которое меня сбило с правильного пути, но это было очень престижно по тем временам.
– В 1976 г. вы стали лауреатом премии «Золотой теленок». Это имело значение для повышения вашего статуса и вашей дальнейшей деятельности в области сатиры и юмора?
– Ну, конечно, имело! Это все было связано с публичными концертами, когда авторы Клуба «12 стульев» выступали на вечерах, а на афишах печатались их фамилии, что нередко сопровождалось указанием, что такой-то автор – лауреат премии «Золотой теленок», что весьма повышало его статус в глазах публики и коллег.
– Вы выпускали полосу «Сатира энд юмор» в газете «Московский комсомолец», где начали свою творческую деятельность Александр Кабаков, Игорь Иртеньев, Виктор Шендерович, Дмитрий Дибров. Как происходила работа с авторами – официально или в дружеской и неформальной обстановке?
– Эта полоса, которая называлась «Сатира & юмор» – именно со значком «&», незатейливым, но довольно оригинальным, – возникла как альтернатива Клубу «12 стульев» и «Крокодилу» – самым известным советским сатирическим изданиям. В «Крокодиле» существовала своя «тусовка» и определенная специфика: что-то там дозированно печаталось, но все это было чужое, и мы там ощущали себя чужими людьми. Нам хотелось организовать нечто свое – свою компанию, «песочницу», где бы мы себя чувствовали более свободно и дома, а не в гостях. В этом плане в «Московском комсомольце» было проще печататься из-за большей свободы, хотя там платили значительно меньше, но мы себя чувствовали хозяевами. Туда пришли многие авторы, которые печатались и в «Литгазете». У нас был совещательный орган, называвшийся «смехсоветом», а его почетным председателем выбрали Михаила Михайловича Жванецкого. Среди авторов были не только популярные, но и талантливые люди.
– А не возникало творческих разногласий, когда вы как редактор просили авторов доработать, переработать какое-либо произведение или вообще отказывали в публикации?
– Конечно, бывало всякое. Но мы считали себя профессионалами, поэтому отклонение рукописей тоже воспринималось профессионально, по «гамбургскому счету», когда должен соблюдаться определенный уровень и нельзя опускать планку. Самым главным являлось живое клубное общение: мы считали себя единомышленниками, и нам было о чем друг с другом поговорить.

Беседовал Евгений КУДРЯЦ

Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».

Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь