Беседа с доктором политических наук Юлием Нисневичем  

Февраль 2, 2018 – 17 Shevat 5778
«Россией управляет конгломерат корпоративных кланов»

Наш сегодняшний собеседник Юлий Нисневич – российский ученый и политик, профессор департамента политической науки НИУ «Высшая школа экономики», эксперт в сфере противодействия коррупции в России. Получив техническое образование и проработав в оборонной отрасли, он вскоре занялся политической деятельностью. Об этом и многом другом Юлий Анатольевич рассказал корреспонденту «ЕП».

– Ваше имя происходит от греческого слова, обозначающего «пушистый», «кудрявый». Почему вам дали такое редкое имя?
– Выбор был связан с поиском моими родителями нестандартного варианта, и больше ничего преднамеренного за этим не стояло. У моего старшего брата стандартное имя Лёва, а мне сначала казалось, что имя Юлий очень редкое, но я встречал довольно много людей с таким именем. В моем поколении это, например, Юлий Гусман, правозащитник Юлий Рыбаков и некоторые другие.
– Расскажите, пожалуйста, о вашем происхождении.
– Я сейчас как раз восстанавливаю родословную и запросил архивы в Польше и в Литве. Мой прадед по материнской линии Давид-Тевель Каценеленбоген был последним советским главным раввином Петербурга-Ленинграда. Он умер в 1930 г. и похоронен на старом еврейском кладбище Санкт-Петербурга. Мой дед погиб в 1938 г.: он был расстрелян вместе с братом в Левашовской пустоши в Ленинграде из-за своих религиозных убеждений. Их сестра вышла замуж за известного микробиолога и члена-корреспондента Академии медицинских наук Владимира Ильича Иоффе, а еще один брат уехал в Израиль и одно время даже был там министром просвещения.
– А чем занимались ваши родители?
– Мой дед был известным в России профессором-хирургом, онкологом, бабушка, мама, папа и брат тоже стали врачами. Как говорится, все врачи, только я один «выродок» в семье, потому что пошел по инженерной линии.
– При таком происхождении наличие антисемитизма в СССР не было для вас тайной. Чем он был вызван: воспитанием в семьях или общими пещерными представлениями о евреях?
– Я думаю, что есть еще более глубокие корни. Все дело в том, что в советское время воспитывался так называемый «простой советский человек», который не принимал любую инаковость. Для него еврей был совсем другим человеком, именно этим все и порождалось. Но, с другой стороны, антисемитизм подпитывался и на государственном уровне. Мы же знаем, что Иосиф Виссарионович Сталин очень сильно его подпитывал, и уже даже были готовы вагоны для отправки евреев в Еврейскую автономную область в 1953 г., но благодаря смерти тирана этого всего удалось избежать. Государство во многом отвечает за настроения общества, поэтому, к сожалению, до сих пор в России не общество диктует настроения государству, а наоборот. Если наверху существовал антисемитизм, то он явно и вполне сознательно «спускался» вниз. Но я хочу отметить еще один момент: среди большевиков было много евреев из местечек, которые занимали очень высокие посты, и так как все сопровождалось кровавыми «разборками», то где-то в глубинах памяти это тоже нашло свое отражение, давайте в данном смысле будем тоже объективны. Естественно, наследство антисемитизма – все эти «черные сотни» и т. д. – идет еще от царской России, так что, на мой взгляд, тут есть целый комплекс причин, которые сошлись воедино.
– Приходилось ли лично вам сталкиваться с проявлениями антисемитизма?
– В свое время я очень хотел быть физиком и пытался поступить в Московский инженерно-физический институт (МИФИ), но там мне сознательно поставили два балла. Я не поступил и до сих пор помню фамилии этих двух уродов!
– В СССР для евреев, поступавших в вузы, существовала процентная квота…
– В такие престижные вузы, как МИФИ, евреи попасть практически не могли: для поступления нужно было действительно быть уникальным человеком либо иметь серьезные связи. Когда я уже учился на старших курсах института, меня вызвали в спецотдел, и человек, который пытался меня завербовать, делал акцент на том, что он тоже еврей, поэтому тут все свои, и я должен ему все рассказать.
– Вы сказали, что хотели стать физиком, хотя и выросли в семье врачей. А чем был обусловлен выбор первой профессии и поступление в Московский авиационный институт (МАИ)?
– Тогда МАИ был престижным вузом. Я понял, что в такие вузы, как МГУ или МИФИ, меня не возьмут, а в МАИ в этом плане была более спокойная обстановка, поэтому я туда поступил, о чем не жалею. А почему я нарушил семейную традицию? Я считал, что в семье было слишком много врачей, и решил заняться чем-то другим. Тем более, что у меня были склонности к точным наукам – математике, физике и т. д.
– Почти 20 лет вы занимались наукой, но потом переключились на политику и даже стали депутатом Госдумы. Чем это было вызвано?
– Сейчас об этом уже можно прямо сказать: я занимался не наукой, а «оборонкой», но параллельно я защитил кандидатскую диссертацию. С одной стороны, в советском оборонном комплексе мне стало уже не так интересно работать, хотя, когда я работал в НИИ приборостроения Минавиапрома, мне было безумно интересно. Там, как бы смешно это ни звучало, существовала реальная конкуренция и не было идеологического давления. Я всегда говорил: «Чтобы ракеты летали, а пулеметы стреляли, совершенно не обязательно иметь партбилет, от этого результат не зависит». Но где-то в середине 1980-х стало понятно, что в этой отрасли началось некое затухание: вместо разработки новых идей мы во многом занимались перелицовкой старых. Стало скучно, но где-то в 1989 г. началась новая жизнь. Хотя, честно говоря, для меня она не была чем-то новым, так как я с последних лет школы и во время учебы в институте довольно много общался с людьми из интеллектуальных кругов, которые читали «самиздат», Солженицына, Войновича и т. д. А в политику я попал совершенно случайно: сосед по дому мне сказал, что состоится собрание по выдвижению кандидатов в депутаты Московского городского совета народных депутатов, и пригласил туда пойти в надежде на то, что там будет что-то интересное. Мы с ним пошли, я начал что-то говорить, в результате мне совершенно спонтанно предложили выдвинуть свою кандидатуру.
– В 2001 г. вы защитили в МГУ диссертацию на соискание ученой степени доктора политических наук по теме «Информационная политика как фактор демократизации государственного управления в России». Сегодня, в свете проходящих в РФ процессов, эта тема звучит как некая издевка. Вы могли уже тогда предположить, что за эти 16 лет ситуация изменится коренным образом?
– Тут есть одна особенность. Когда я еще был депутатом Госдумы, то инициировал создание комитета не просто по СМИ (потому что государственную политику все понимают только в плане работы со средствами массовой информации, что неверно), а по информационной политике и связи. Идея заключалась в том, что информационная политика – это огромный технический, технологический, структурный и контентный комплекс, которым я и занимался. Под моим руководством в 1995 г. был принят первый «трехглавый» закон «Об информации, информатизации и защите информации», который сегодня стал оружием совсем для другого. Тогда же был принят ряд интересных законов в этой сфере, но наша идея была совсем иная, чем то, что происходит сегодня. Когда я защищался в 2001 г., этот процесс, безусловно, уже начался, но он не имел отношения к научной стороне моей работы. Там не шла речь о том, как надо управлять или не управлять СМИ, а на примере Великобритании говорилось о том, как действительно выстроить современную государственную информационную политику. Но уже тогда началась история с разгоном НТВ, а идею со сменой режима мы поняли раньше, чем многие другие. У меня был замечательный друг – Сергей Юшенков, и когда еще в 1999 г. возник вопрос по поводу Путина, он категорически «встал на дыбы» и заявил, что ни в коем случае нельзя поддерживать бывшего полковника КГБ. Причем сам Сережа был тоже полковником, но военным. Я его могу сравнить с Ломоносовым: он тоже был родом из деревни, но стал кандидатом философских наук. Ощущение грозы и угрозы появилось уже тогда. У нас с Юшенковым были общие взгляды, и я думаю, что гибель двух моих коллег – Володи Головлева и Сережи Юшенкова – символически ознаменовала конец эпохи. Сережу застрелили в 2003 г., Володю – на год раньше…
– Вы – эксперт в сфере противодействия коррупции в России. Есть ли какие-либо сдвиги в антикоррупционной борьбе в РФ, либо такие громкие дела, как дело бывшего министра экономического развития РФ Улюкаева и аресты нескольких российских губернаторов, можно рассматривать как исключение из правил?
– Давайте будем объективны: коррупция – это довольно неприятная вещь, существующая во всех странах мира. Я занимаюсь этим вопросом профессионально и могу сказать, что лишь 20–25 стран в мире «загнали этого зверя в угол», а у большинства это пока не получается.
– Сингапур считается одной из стран, победивших коррупцию…

Беседовал Евгений КУДРЯЦ

Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».

Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь

Социальные сети