О том, чтó есть настоящая интеллигентность, немало написано. Если коротко, то это сочетание интеллекта и порядочности. Без него даже гений на интеллигента не тянет. Взять хотя бы Достоевского: классик, но экзамен на интеллигентность провалил, потому как был антисемитом.
Ксенофобия – опасная болезнь. Холокост показал, как быстро могут прорасти ядовитые семена национального чванства и расизма. Бороться с этой заразой должны все порядочные люди, но в первую очередь представители того народа, среди которого она «имеет место». Примеров тому предостаточно. Один из них – скромная женщина, не значащаяся в энциклопедиях, но запечатленная в памяти и сердцах тех, кто читал ее книги и статьи.
В хрущевско-брежневские времена Ирина Климашевская вполне могла сделать карьеру. Отец – железнодорожник (пролетарское происхождение), белоруска (национальный кадр). Поначалу все складывалось успешно. В Москве окончила Литературный институт. Член КПСС и Союза писателей. Заведовала отделом в республиканской газете «Советская Белоруссия», затем стала посткором всесоюзной газеты «Советская культура». Проявила себя великолепным публицистом, вышла ее книга прозы. При ее уме, обаянии и анкете для карьерного продвижения всего-то и требовалось исправно дудеть в идеологическую дуду. Например, принять активное участие в травле Василя Быкова или заняться разоблачением «мирового сионизма». Не захотела. Цековские чиновники учуяли в ней чужую. А тут и случай представился свести счеты с «шибко умной».
В 1967-м КГБ сфабриковал «дело». Несколько журналистов и писателей, в том числе Ирина, собирались у журналиста В. Вне стен редакций чувствовали себя раскованно и вели «неподобающие» разговоры, рассказывали анекдоты. Не исключено, что хозяева квартиры сотрудничали с КГБ или кто-то был внедрен в компанию. Для демонстрации начальству своего постоянного бдения «органам» нужна была «подпольная антисоветская группа», лучше всего с участием представителей творческой интеллигенции из числа «бойцов идеологического фронта».
Ирину вызвали в КГБ, предварительно собрав о ней сведения. В частности, о том, что дружит (так уж получилось) в основном с евреями. Ага... А не связана ли с подпольной сионистской организацией?
Знакомый инженер рассказывал... Однажды он, русский, публично одернул своего начальника за антисемитскую реплику. Тот донес в партком: мол, попытка подорвать его авторитет клеветой, ибо он имел в виду не евреев, а сионистов. В парткоме «клеветнику» устроили персональное дело. Там и прозвучала фраза: «Подозрительно дружит с евреями» (заметьте: не с сионистами). Инженеру до этого светило повышение, но хотя взыскание ему и не вынесли, вопрос о продвижении по службе отпал.
Что же касается Ирины, «сионистский след» никуда не вывел, остался лишь для «полноты картины». А упор был сделан на «антисоветчину».
Спустя несколько лет, когда мы стали друзьями, она мне рассказала о допросе. Сначала гэбисты увещевали: «Понимаем, что там оказались случайно. Как член партии должны нам рассказать обо всем, что слышали на этих сборищах… Как не можете вспомнить? Странно для писателя...» Ей предложили сотрудничество, обещая прекращение всех неприятностей. Ответила, что не обладает соответствующими способностями. «Даем вам последний шанс. Вспоминайте и пишите!» Написала. Но ни единого худого слова о ком-либо из участников тех посиделок. «Вы издеваетесь над нами?! Подумайте о последствиях!»
Затем допрос у секретаря ЦК по идеологии Савелия Павлова: «Только подробная информация облегчит вашу участь». И опять лист бумаги. Она написала...
Михаил НОРДШТЕЙН
ЗАМЕТКИ ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ
…Война вспоминается часто. Но чаще то, что было страшнее войны. Самое страшное в моей жизни – первый погром в Минском гетто. И чей-то рассказ, что были там, у проволоки, жировали на крови и наши советские – мародеры, стервятники... И мое, тогда 13-летней, так похожее на это, сегодняшнее: «Откуда это могло взяться?» И ответ моей бабушки, чьи детство и юность прошли в западнобелорусской деревне, где говор белорусский издавна мешался с польским:
– Откуда, откуда... З-пад цёмнай гвязды (из-под темной звезды)…
Еще не истаяло эхо победных салютов, не просохли чернила протоколов Нюрнберга, как из-под обломков «навеки поверженного фашизма» в рост пошла дурман-трава, погибельное зелье темной этой звезды. Повидала же кое-что и моя комсомольская юность, проходя свои университеты в конце 1940-х – начале 1950-х. На моих глазах «настоящие патриоты и интернационалисты» выживали из «кузницы научных кадров» «окопавшихся и втершихся в доверие безродных космополитов, наемников международного сионизма». Опустевшие места заполнялись не сильно «родовитыми», зато отменно плодовитыми «патриотами». По-быстрому «остепеняясь» и размножаясь себе подобными, плотно заполняя ячейки просвещения, таким «медом» вскормили они мое поколение, такой слепящей тьмой поразили зрение его, что и оно в массе своей уже не умело, даже если бы и захотело, творить иное: подобное творит подобное...
***
Знавала одного мальчика, у которого повышалась температура, когда ему надо было после болезни снова идти в школу. Стоило только сказать ему: «Ладно, Сашенька, поболей еще», и температура тут же падала. В школе его дразнили «жиденком». Кто как: кто зло, а кто и беззлобно. Но его трясло и в том и в другом случаях. Не называю ни фамилии мальчика, ни номера школы. Не потому, что чего-то опасаюсь сама или боюсь навлечь гнев на родителей мальчика. Сама я давно рассталась со страхами подобного рода, а родителям Саши пришлось-таки расстаться со своими страхами, а заодно и с «молоткастым, серпастым». Школу же не называю по причине элементарной справедливости: если назвать одну, почему бы не назвать и другие, которым несть числа?
***
Однажды, включив телевизор, напоролась на разгневанную дамочку в модной мужской шляпе. Дамочка буквально вопила: «Какую кнопку ни нажми, всюду одни евреи!» Это, наверно, как кому везет, подумалось мне, – я вот нажала, и что вижу?
***
На заре перестройки знаменитый спортсмен Юрий Власов писал: «У меня отвращение к националистической спеси. При чем здесь патриотизм?.. Видел, как тонка и непрочна культура, как в один миг смывается под напором шовинизма, как уступает инстинктам, как эти инстинкты сплачивают, как могут быть бездушны, жестоки и несправедливы залы, как могут быть слепы тысячи...»
Сейчас Власов – любимый автор «Дня» и «Сов. России»... Может, и не в один миг, но смылась-таки его былая культура – «под напором шовинизма». Он не дает интервью журналисту, не выяснив его национальности. Любимый его герой – Юрий Андропов, любимая организация – КГБ, а любимый композитор – Вагнер. Не столько за музыку, сколько за то, что, как выразился сам Власов, не случайно надевал перчатки, когда дирижировал исполнением произведений Мендельсона. Хорошо было Вагнеру: не так уж много на свете Мендельсонов – с перчатками у дирижера «напряженки» не было. А нам, бедным, где перчаток набраться?
***
Прочла у Андрея Синявского, что наши национал-патриоты ненавидят «ожидовевших» сильнее, чем самих евреев. И вспомнилось... Шло заседание коллегии министерства, в ведомственном журнале которого я тогда работала. Обсуждали какой-то особый «ответственный» номер. Один из столпов министерства, член редколлегии, просматривая оглавление, заметил, что в общем-то неплохо, но... «Мы вот тут просмотрели в смысле баланса фамилий...» Пришлось и мне встрять со своим мнением, после чего поднялась и вышла вон. Мастер баланса так изумился этой моей наглости, что только и нашелся – спросить у моего шефа: «Разве она – тоже?» «Сама-то она нет, – ответил шеф, – но...» Этого «но» хватило на то, чтобы больше на заседания коллегии меня не приглашали.
Ирина КЛИМАШЕВСКАЯ
Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».
Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь , купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь заказать ознакомительный экземпляр здесь
© 2015 Еврейская Панорама. Все права защищены.
