Март 27, 2015 – 7 Nisan 5775
Письма читателей

Недопустимый прецедент создан

Василий Гроссман заменил мне родного отца – писателя Бориса Губера, который был арестован и расстрелян в 1937 г. С той морозной ночи, когда машина НКВД привезла меня, шестилетнего, к Гроссману, я всю жизнь называл его папой, а он на своих книгах, подаренных мне, писал: «Дорогому Феде от папы». Гроссман воспитал меня, я был рядом с ним до его смерти в 1964 г., был свидетелем многих событий его жизни, он много рассказывал в моем присутствии. Гроссман был подлинным летописцем Холокоста, одним из величайших писателей XX в. и великим сыном еврейского народа.
В годы войны Василий Гроссман был спецкором газеты «Красная звезда», прошел с Красной армией путь отступления и путь наступления, окончил войну в Берлине. Он был в Сталинграде в дни его героической обороны, написал о ней великую дилогию «За правое дело» и «Жизнь и судьба».
При освобождении Украины Гроссман своими глазами видел города и местечки, еврейское население которых было полностью уничтожено. О своем скорбном пути по Украине Гроссман написал потрясающий очерк «Украина без евреев», положивший начало его летописи Холокоста. Цензура запретила публикацию очерка в газете «Красная звезда». Планировалось напечатать его под названием «Убийство народа» в журнале «Знамя», но и там очерк не пропустили. К счастью, у меня осталась копия гранок неопубликованного очерка, который Гроссман завершает так: «В оврагах, в глубоких балках, в противотанковых рвах, в песке и глине, под тяжелой черной землей, в болотах, в ямах лежат торопливо сваленные тела профессоров и рабочих, врачей и студенток, старух и младенцев.
Не видно слез, не слышно жалоб, не видно искаженных страданием лиц. Евреи молчат… Ветер наносит песок на огромные братские кладбища, на полях смерти выросла трава.
Тишина и покой.
О, если бы на мгновение в великий день страшного суда над гитлеровцами ожил он, убитый народ, если бы поднялась земля над Бабьим Яром в Киеве, над Острой Могилой в Ворошиловграде, если бы пронзительный крик раздался из сотен тысяч засыпанных землей губ, то содрогнулась бы Вселенная».
В январе 1945 г., в день освобождения Варшавы, Гроссман увидел развалины Варшавского гетто, то, что осталось после восстания в нем. Того самого, которое показало всему миру, что евреи не хотят умирать, как овцы, а способны идти на смерть с оружием в руках.
В сентябре 1944 г. Василий Гроссман приехал на место бывшего лагеря смерти Треблинка, прекратившего свое существование после восстания евреев-смертников в августе 1943 г. Заметая следы своих преступлений, фашисты сровняли лагерь с землей. Гроссман пишет: «Здесь была устроена главная плаха СС, превосходящая Собибор, Майданек, Бельжице, Освенцим (по данным Вашингтонского мемориального музея Холокоста, в Треблинке было уничтожено от 870 до 925 тыс. евреев. – Ф. Г.)... Фашизму не удалось сохранить в тайне свое величайшее преступление… Сегодня свидетели заговорили, возопили камни и земля. И сегодня перед общественной совестью мира, перед глазами человечества мы можем последовательно, шаг за шагом пройти по кругам треблинского ада, по сравнению с которым Дантов ад – безобидная и пустая игра сатаны.
Все, что написано ниже, составлено по рассказам живых свидетелей, по показаниям людей, работавших в Треблинке по день 2 августа 1943 г., когда восставшие смертники сожгли лагерь и бежали в лес, по показаниям арестованных вахманов, которые от слова и до слова подтвердили и во многом дополнили рассказы свидетелей. Этих людей я видел лично, долго и подробно говорил с ними, их письменные показания лежат передо мной на столе…»
Гроссман проходит по кругам треблинского ада путь обреченных – от выгрузки из вагона до газовой камеры. Он пишет: «И удивительная вещь: скоты использовали все – кожу, бумагу, ткани, все служившее человеку, все нужно и полезно было скотам, лишь высшая драгоценность мира – жизнь человека – растаптывалась ими. И какие большие сильные умы, какие честные души, какие славные детские глаза, какие милые старушечьи лица, какие гордые красотой девичьи головы, над созданием которых природа трудилась тьму веков, огромным непрерывным потоком низвергались в бездну небытия. Секунды нужны были для того, чтобы уничтожить то, что мир и природа создавали в огромном и мучительном творчестве жизни…
Нам следует ужасаться не тому, что природа рождает таких дегенератов… Ужасаться нужно не существам этим, а государству… сделавшему их нужными, полезными, незаменимыми в Треблинке под Варшавой, в люблинском Майданеке, в Бельжице, в Собиборе, в Освенциме, в Бабьем Яру, в Доманевке и в Богдановке под Одессой, в Тростянце под Минском, на Понарах в Литве, в десятках и сотнях тюрем, трудовых, штрафных лагерей, лагерей уничтожения жизни…
Велика сила человечности. Человечность не умирает, пока не умирает человек. И когда приходит страшная пора истории, пора торжества скота над человеком, человек, убиваемый скотом, сохраняет до последнего дыхания и силу души своей, и ясность мысли, и жар любви. И торжествующий скот, убивший человека, по-прежнему остается скотом. В этой бессмертности душевной силы людей есть мрачное мученичество, торжество гибнущего человека над живущим скотом. В этом, в самые тяжелые дни 1942 г., была заря победы разума над звериным безумием, добра над злом, света над мраком, силы прогресса над силой реакции. Страшная заря над полем крови и слез, бездной страданий, заря, всходившая в воплях гибнущих матерей и младенцев, в предсмертных хрипах стариков».
Гроссман подробно, со слов очевидцев, описывает восстание в Треблинке, а также восстание в Собиборе 14 октября 1943 г. «Треблинский ад» был издан на многих языках и служил документом на Нюрнбергском процессе.
Следующим трудом летописца Холокоста стало создание совместно с Ильей Эренбургом «Черной книги о повсеместном убийстве евреев немецко-фашистскими захватчиками во время войны 1941–1945 гг.». Для нее Гроссман, в частности, написал главу «Убийство евреев в Бердичеве». Там 15 сентября 1941 г. была расстреляна мать писателя Екатерина Савельевна Гроссман.
После создания Всемирной ассоциации садов Праведников с центром в Милане, объединяющей сады Праведников Иерусалима, Еревана, Сараева и Милана, 12 апреля 2010 г. состоялась церемония открытия в Саду Праведников Милана дерева Гроссмана. Я был приглашен на это мероприятие, выступал перед собравшимися, вместе с мэром Милана снял флаг города с памятного камня у дерева Гроссмана. Мне была вручена соответствующая грамота, удостоверяющая, что «дерево посажено в честь Василия Гроссмана, русского писателя. Он рассказал о Шоа и непоколебимости сопротивления человека советскому тоталитаризму».
Этим письмом я хочу напомнить о Холокосте Еврейской общине Баден-Бадена, в котором живу уже почти 16 лет. Каждый год в конце января община торжественно отмечала Международный день памяти жертв Холокоста – день памяти о миллионах евреев, убитых фашистами только за то, что они были евреями. Группа членов общины обычно готовила вечера, посвященные этому дню. Я также принимал в этом активное участие.
К 70-летию со дня освобождения концлагеря Освенцим мы готовились особенно активно. И вдруг на вечере Литературного клуба его председатель г-н Зеликовский в присутствии нескольких десятков человек заявил, что вечер памяти не состоится. Он был отменен раввином Рубенсом на том основании, что в Израиле 27 января не отмечают Международный день памяти жертв Холокоста. А вместо подготовленного нами вечера должен состояться праздник, посвященный рождению у раввина дочери, на который Зеликовский пригласил всех присутствовавших.
70-летие со дня освобождения Освенцима в мире было отмечено необычайно торжественно. В Освенцим приехали многочисленные главы государств и правительств, видные общественные деятели. В Баден-Бадене вместо вечера памяти торжественно отмечали день рождения дочери раввина Рубенса. В украшенном воздушными шариками зале присутствовало руководство общины и более ста гостей. Царило веселье. Полагаю, что у многих из присутствовавших были родные и близкие, сгоревшие в огне Холокоста. С какою болью посмотрел бы Василий Гроссман на организаторов этого «праздника», на присутствовавших членов общины! Для кого он писал летопись Холокоста?!
После этого торжества моя жена Ирина Новикова, одна из участниц подготовки к несостоявшемуся вечеру памяти жертв Холокоста, пришла на прием к раввину с протестом против совершенного им кощунства. Раввин «пояснил», что 27 января – не День памяти жертв Холокоста, а День памяти жертв нацизма. После слов раввина о том, что «евреи в списке жертв указаны наряду с гомосексуалистами и цыганами через запятую», моя жена ушла, не дослушав «лекцию». Через несколько дней Рубенс эти «пояснения» опубликовал в информационном листке общины. Он объясняет: «…В последние дни распространилось заблуждение, что 27 января (День освобождения Освенцима) есть День памяти Катастрофы европейского еврейства. Это не так… День 27 января является днем памяти всех пострадавших от фашизма… евреев, цыган, гомосексуалистов, поляков, русских, французов и т. д.».
По-видимому, по мнению Рубенса, вместо того, чтобы отмечать «подобную дату», следует отмечать более важное событие – день рождения его дочери. Вот такое кощунство было совершено в «одной отдельно взятой» еврейской общине Германии. Но я боюсь, что это забвение исторической памяти народа может проявиться и в других еврейских общинах Германии. Прецедент создан!

Федор ГУБЕР, Баден-Баден

Хорошо сидим...

…в тепле и сытости, наслаждаясь гарантиями социально ориентированного государства. Можно расслабиться, отрешившись от всего, что, нарушая душевный комфорт, вынуждает реагировать на происходящее вокруг: Украина, Израиль, какое-то «Исламское государство» (ИГ)... Ведь вокруг столько удовольствий: праздники, экскурсии, кружки по интересам!
ИГ – это нечто страшное, но как-то далеко оно от нас географически, да и вообще пока (тьфу, тьфу, тьфу!) нас мало касается. На события в Украине еще реагируем, правда, абсолютно по-разному. Но это как раз вполне понятно. По отношению к Израилю разночтений практически нет. Мы все болеем за него душой, тем более что болеть пассивно не так уж сложно. А нужно бы активнее. И не только потому, что с Израилем все мы (даже те, кто там никогда не был), образно говоря, связаны пуповиной: ведь в случае чего, не дай Бог, разделим, как миленькие, его судьбу. А еще и потому, что это, в конце концов, вопрос совести. Когда в твоем присутствии каждый кому не лень считает себя вправе критиковать политику Израиля, этакого «государства-монстра», когда в любых событиях в мире находится «израильский след», наша пассивная реакция – это в некотором смысле предательство. Это все равно, что трусливо промолчать, когда при тебе поносят близкого человека, даже если этот человек не совсем прав.
Понятно, что наши возможности высказаться за пределами своего еврейского круга весьма ограниченны: языком на приличном уровне мало кто владеет, общения с коренным населением практически нет, в немецких газетах нашего мнения не ждут. И все-таки... Именно такая вот редкая возможность, как мне казалось, представилась нам недавно. Но те, кто мог бы и кто должен был бы высказаться в защиту Израиля, эту возможность проигнорировали.
19 января в потсдамском Haus der Brandenburgisch-Preußischen Geschichte по инициативе Фонда Фридриха Эберта выступил с докладом «Израиль – Газа» профессор археологии, директор Германского евангелического института древностей Святой земли Дитер Фивегер, проработавший на Ближнем Востоке более 20 лет. Я эту информацию получила по линии Общества христианско-иудейского сотрудничества. После доклада предполагалась дискуссия. О желании присутствовать следовало уведомить организаторов заранее, что мы с внуком-студентом сделали незамедлительно.
Проходя по пути на мероприятие мимо здания ландтага, где проходил какой-то малочисленный митинг, мы услышали заявление оратора: «Я не антисемит, но я хочу иметь право критиковать Израиль!» Без этой возможности бедняга, видимо, просто жить не может. Так что соответствующий заряд мы получили уже по дороге. К нашему приходу зал был полон (человек 200, не менее), пропускали только зарегистрировавшихся. Признаться, меня удивил такой интерес немцев к этой теме, ибо, в отличие от них, нас – евреев – было только четверо: я с внуком, женщина из нашей общины – сотрудница ZWST и еврейская девочка с группой немецких школьников из гимназии им. Гумбольдта.
Я отнюдь не оратор, но, почти не сомневаясь в том, что доклад будет антиизраильским, решила выступить в дискуссии и соответственно подготовилась. К своему великому сожалению и стыду, из выступления докладчика я поняла далеко не все. Но то, что я поняла, не просто приятно удивило, а как-то даже раскрепостило душу. Это не был доклад политика с привычными пустыми клише. Не было гневных осуждений в адрес израильского правительства и прочих малоприятных для нас выпадов. Спокойный доклад интеллигента, ученого, который, не претендуя на истину в последней инстанции, излагал свое видение конфликта и человеческую боль по поводу оного.
Зато тон участников дискуссии был совершенно иным – единодушно антиизраильским. Прозвучали, к примеру, такие «перлы»: «А что, если Израиль начнет ядерную войну?» или «Почему мы должны нести ответственность только перед евреями? Мы несем ответственность и за палестинцев». Мне, конечно, было что сказать собравшимся, но я не выступила. Комплекс по поводу своего немецкого и природную стеснительность я, пожалуй, преодолела бы, но внук настоятельно просил меня «не высовываться». А вот он выступил, хотя и не собирался. Считаю, что в той ситуации это был Поступок. Вежливые немцы благосклонно выслушали длиннющую тираду первого оратора – палестинца, живущего в Германии со времен ГДР, – об «отсутствии демократии в Израиле», о «преступной оккупации Израилем палестинских земель», о «необъективном освещении вооруженного конфликта в СМИ», о недостаточно жесткой оценке докладчиком действий Израиля и т. д., наградив оратора бурными аплодисментами. Никого из выступавших следом не перебивали. И только речь моего внука, в которой он развенчивал агрессивный пафос палестинца, пришлась слушателям не по вкусу: многие вдруг нетерпеливо и неодобрительно зашикали. Это было довольно досадно. Слава богу, что саднило недолго, ибо на следующий же день выяснилось, что как раз профессор позицию внука одобрил, о чем и хотел сказать ему в тот же вечер, но не успел.
Не хочется морализировать, но грустно видеть, насколько мы инертны и безразличны. Я уже не говорю о том, чтобы помогать Израилю словом или делом, но даже простого интереса нет. Меня всегда удивляло, почему на интереснейшую лекцию о положении на Ближнем Востоке, которую читает у нас раз в месяц сотрудник ZWST, приходит порядка десяти человек. Оказывается, именно в этот день раздают бесплатные продукты, которые «голодающие» евреи Потсдама упустить никак не могут. В общем, хорошо сидим...
Циля ЛЕЩИНСКАЯ, Потсдам

Квашеная капуста

Однажды мой друг спросил, квашу ли я еще капусту. Зачем? Ведь в «русском» магазине можно купить готовую.
Квашеная капуста… Несколько лет тому назад жена моего двоюродного брата прислала хранившееся с 1953 г. в их семейном архиве письмо моей мамы. В нем, кроме прочего, написано, что я заквасил капусту, и она очень вкусная.
Когда же началось это хобби? И хобби ли? Память унесла меня в голодный 1943-й. Идет Великая Отечественная. Мы в эвакуации. Мне 16 лет, и я уже более года вместе с мамой участвую в изготовлении артиллерийских снарядов на Челябинском заводе боеприпасов. Я рабочий, и очень горжусь этим!
Нам, как и другим рабочим, завком выделил участочек земли в пойме реки Миасс для выращивания капусты. Недалеко от дома, да и вода для полива рядом. Выделяют 50 штук рассады. Выдают соответствующую литературу. Радость необыкновенная! Будет у нас на зиму капуста! Собственная! Правда, как выращивается капуста, мы, конечно, не знали. Но ничего, знающие люди подскажут. Да и литература на что?
Отработав 12-часовую ночную смену, вскапываю землю под грядку. С трудом: ведь впервые в жизни держу лопату в руках. Спешу домой за рассадой. Надо успеть высадить ее и хоть немного поспать перед следующей ночной сменой. Возвращаюсь к участку. Что же я вижу? Моя грядка, с такими усилиями оформленная, уже кем-то засажена. Таблички с моей фамилией как и не бывало. Потрясенный, иду в слезах в завком. Там только руками разводят: разбирайся сам. Прошу, чтобы дали другой участок. Но все участки уже розданы. Что делать? Труд пропал! Пропадает надежда на будущий урожай. Мама плачет, уговаривает не мучить себя. Дескать, проживем как-нибудь. Ведь обещают же выделить участок под картошку.
Но у мальчишки военных лет, сразу повзрослевшего, рабочего человека, мысль работает. Прежде всего надо сохранить рассаду! По совету взрослых заворачиваю ее в мокрые тряпки. Буду смачивать, пару дней, может быть, сохранится. Где же найти участок? То, что на завком нечего надеяться, уже понятно. И я нашел участок! Не совсем участок, а клочок земли под окном нашей с мамой комнаты в бараке. Но какая же это земля?! Это же сплошная глина. На ней и травинка не растет. И капуста расти не будет… Но если... Не спрашивая ни у кого разрешения, выкапываю в глине 50 лунок. В течение двух дней после ночных смен, поспав пару часов, перетаскиваю в ведрах чернозем с целины – это не очень далеко, всего 150–200 м. Заполняю лунки и высаживаю рассаду. Маму к этой работе не подпускаю. Она в глазах подростка уже старая. Ведь ей целых 45 лет! И страшно устает на очень тяжелой для нее работе на заводе.
Все лето ухаживаю за своей капустой. Поливаю. Колонка с водопроводной водой не очень далеко. Всего каких-то 50 м. Подсыпаю в лунки земельку. Почитываю сельхозлитературу. Как-то успеваю после работы без выходных дней и две сотки целины вскопать, и картошку посадить. А за ней ведь тоже уход нужен. А тут еще два раза в неделю после работы – военная подготовка. Осилил! Все осилил!
Мои труды увенчались успехом. Ничего не погибло. Все 50 кочанов капусты выращены. И я их с помощью мамы нашинковал и заквасил. По рецепту бы, да ведь, кроме соли, ничего больше не было. Но заквасил. Мои сестры, родная и двоюродная, приехавшие к нам из еще более голодного Омска доучиваться в медицинском институте, оценили качество моей продукции. Ели капусту и говорили, что вкусно. Не потому ли, что в голодное время любая еда казалась вкусной? Не знаю. Но и картошка, выкопать и перетащить домой которую мне помогла двоюродная сестричка, тоже оказалась вкусной. И пережила наша семья эту уже не столь голодную зиму 1943–1944 гг.
А я был горд. Горд тем, что сделал. Горд тем, что работаю на военном заводе. Война ведь.
Капусту я и по настоящее время квашу. Но, конечно, не один. Помогали в разные периоды и мама, и жена, и теща. А может быть, это я им помогал. Но говорят, что капуста всегда была вкусной. Так хобби ли это? Не знаю, не знаю…

В. ГОЛЬДИН, Дюссельдорф

Публикуемые письма отражают исключительно точку зрения их авторов. Редакция не несет ответственности за содержание писем, но готова предоставить возможность для ответа лицам или организациям, интересы которых затронуты читательскими письмами. Редакция также оставляет за собой право сокращать письма и редактировать их, не меняя смысла. Анонимные письма, а также письма откровенно оскорбительного и противозаконного содержания не подлежат публикации.

Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь , заказать ознакомительный экземпляр здесь

Написать письмо в редакцию

Социальные сети