Беседа с историком Ильей Лурье о «еврейских войнах»  

Октябрь 29, 2015 – 16 Heshvan 5776
Мы пойдем… каким путем?

Как и из-за чего вспыхивали «еврейские войны»? Можно ли остаться евреем, борясь за национальное освобождение соседа? И подадут ли на развод еврейские общины бывшего СССР? Обо всем этом мы говорим с приглашенным лектором магистерской программы по иудаике Национальной Киево-Могилянской академии в Киеве, доктором Еврейского университета в Иерусалиме, специалистом по истории Нового времени Ильей Лурье.

– Илья, когда речь заходит о позиции еврейской общины по тем или иным общеполитическим вопросам, мы часто ссылаемся на принцип «закон государства – закон». Понятно, что в условиях средневекового гетто он был незыблем, но насколько в Новое время евреи могли отклоняться от «генеральной линии», не дистанцируясь при этом от общины? Возьмем хотя бы призыв в царскую армию и трагедию кантонистов.
– Это довольно болезненная до сих пор тема, где еврейское традиционное общество выглядит не лучшим образом, впрочем, как и общество российское. Воинский призыв – действительно явление Нового времени. Не то чтобы евреи диаспоры не брали до этого в руки оружие – в польских городах, например, они были обязаны участвовать в ополчении, есть даже галахический вопрос XVII в., касающийся компенсации за ранение, полученное одним познаньским евреем в ходе неудачной стрельбы из пищали.
Другое дело, что только с формированием централизованного бюрократического государства евреи стали подлежать обязательному призыву в регулярную армию. В Австрии это происходит еще в конце XVIII в., затем воинская повинность вводится во Франции и позднее – в России. Правда, в Австрии служба воспринималась как некая почетная обязанность в обмен на процесс эмансипации и отмену ограничений. Поэтому, например, пражский раввин Йехезкель Ландау приветствовал законы Иосифа II, в том числе призыв в армию, в рамках которого евреи могли доказать свой патриотизм.
Специфика же российского призыва заключалась в том, что он был идеологически мотивирован. Николай I рассчитывал, что армия станет мощным инструментом разрушения традиционного еврейского общества и перевоспитания еврейской молодежи. Не удивительно, что в России, где не было никакого эмансипационного контекста, призыв рассматривался как бедствие – гзера, от которого нужно защититься. По закону евреев могли призывать с 12 лет, в отличие от всех других групп населения, призывавшихся с 18 лет. И эти дополнительные шесть лет не засчитывались в срок службы. Детей отдавали в школы кантонистов и по достижении совершеннолетия отправляли служить на 25 лет – как правило, за черту оседлости. Таким образом, всякий контакт с родными и близкими исключался более чем на 30 лет – по сути, это означало потерю ребенка…
И тут еврейское общество действовало в интересах коллектива, а не индивидуума. Коллектив заинтересован прежде всего в сохранении своих наиболее важных центров – во-первых, людей ученых, а во-вторых, богачей, несущих на себе основное бремя налогообложения. Поэтому общинное руководство избавлялось при помощи призыва от маргинальных элементов – малоимущих, социально опасных, криминальных и вольномыслящих, – чтобы удар пришелся на эту непродуктивную с точки зрения традиций часть населения и не затронул элитарные круги.
– И в самой общине не раздавались голоса протеста?
– Ряд духовных лидеров пытался протестовать, но надо понимать, что реальной власти у раввинов не было, они не могли противостоять социально-экономической элите. Хотя известно о восстаниях против кагальной власти. Самое яркое из них – так называемое Мстиславское буйство – бунт против раскладки воинской повинности, с освобождением силой набранных рекрутов, нападением на полицию и т. п. Бунт этот был жестоко подавлен, большинство мужчин города сгноили на каторге, многие просто погибли после того, как их прогнали сквозь строй.
В еврейской коллективной памяти этот период отмечен как «грех кагала». И это аморальное поведение, кстати, способствовало падению авторитета еврейского самоуправления: приличный человек не шел в главы общины, чтобы не решать, образно говоря, кому жить, а кому умереть.
– Часто ли вспыхивали «еврейские войны» и что становилось их причиной?
– Несомненно, конфликты были всегда. Это могли быть клановые разборки, борьба за ту или иную должность, войны престижа между духовными лидерами, агрессивный антагонизм между низами и социальной элитой. Первой такой войной с взаимными проклятиями стал караимский раскол в VIII в.
Следующая война подобного масштаба развернулась вокруг сочинений Рамбама, когда не обошлось без вмешательства Церкви. Противники Рамбама уже после его смерти обратились к церковным иерархам, пытаясь убедить их в том, что сочинения философа опасны не только для иудаизма, но и для христианства. И убедили настолько, что доминиканские монахи стали публично сжигать труды Маймонида.
Глобальной войной, потрясшей основы традиционного еврейского мира, стало лжемессианское движение Шабтая Цви, а потом Якова Франка.
Десятилетиями длилась борьба хасидов и митнагедов, а XIX в. ознаменовался серьезным противоборством между просвещенным лагерем, который стремился к интеграции в окружающее общество, и традиционалистскими кругами.
– Как часто враждующие лагери апеллировали к государственной власти и позволяла ли власть втянуть себя в еврейские разборки?

Беседовал Михаил ГОЛЬД

Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».

Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь

Социальные сети