Набоков в статье о Бунине говорит о способности поэта «улавливать световую гармонию в природе и преображать ее в гармонию звуковую». Но и сам Набоков обладал уникальным даром выражать в слове свои тончайшие световые и цветовые рефлексии, создавать колористические шедевры, не уступающие подлинной живописи великих мастеров.
Слава Набокова-писателя затмевает все другие грани его таланта: ученого-лепидоптеролога (специалиста по бабочкам) или художника, чье художественное поприще, к которому он готовился все отрочество, было похищено словом. Последнее обстоятельство с необыкновенным мастерством описано Набоковым в «Других берегах».
Стремление стать художником (однажды Набоков заметил: «В действительности я рожден пейзажистом») было не случайным. В раннем детстве мать Елена Ивановна заметила у мальчика редко встречающееся качество психофизического восприятия, называемое синестезией. Это когда буква или звук отзывается в воображении определенным цветом. Елена Ивановна не прошла мимо этого факта потому, что и сама обладала подобным качеством.
Набоков пишет: «Моей матери все это показалось вполне естественным, когда мое свойство обнаружилось впервые: мне шел шестой или седьмой год, я строил замки из разноцветных азбучных кубиков и вскользь заметил ей, что покрашены они неправильно. Мы тут же выяснили, что мои буквы не всегда того же цвета, что ее; согласные она видела довольно неясно, но зато музыкальные ноты были для нее, как желтые, красные, лиловые стеколышки... Моя нежная веселая мать во всем потакала моему ненасытному зрению».
Как и для изучения языков – английского и французского, мальчику нанимали учителей рисунка и живописи. В 1907–1908 гг. к нему пригласили бывшего учителя Елены Ивановны – мистера Куммингса, «тихого, сутулого, бородатого, со старомодными манерами». Он давал Набокову уроки перспективы и начатки акварельной живописи. Затем, в 1910 г., Куммингса сменил Степан Яремич, художник-мирискусник, который заставлял его посмелее и порасплывчатее, широкими мазками воспроизводить в красках какие-то тут же слепленные из пластилина фигурки.
И, наконец, Мстислав Добужинский, один из ведущих художников объединения «Мир искусства», талантливый график и мастер театрально-декоративной живописи. Мне думается, что именно Добужинский с помощью своего метода преподавания открыл Набокову две вещи, которые в дальнейшем стали основанием его литературного дара. Во-первых, его уроки дали толчок к развитию феноменальной памяти Набокова, ее зрительно-оптического аспекта: «Он заставлял меня по памяти сколь возможно подробнее изображать предметы, которые я определенно видел тысячи раз, но в которые толком не вглядывался: уличный фонарь, почтовый ящик, узор из тюльпанов на нашей парадной двери»
Эти уроки внушили будущему писателю фундаментальный принцип равновесия и гармонии, из которого, если душа в силах познать и воспринять его, и произрастает подлинное искусство, независимо от его вида: «Добужинский научил меня находить соотношения между тонкими ветвями голого дерева, извлекая из этих соотношений важный, драгоценный узор, и который не только вспоминался мне в зрелые годы с благодарностью, но внушил мне кое-какие правила равновесия и взаимной гармонии, быть может пригодившиеся мне и в литературном моем сочинительстве».
Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».
Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь
© 2015 Еврейская Панорама. Все права защищены.
