В феврале на заседании Гамбургского научно-технического семинара Дмитрий Эстрах выступил с сообщением «Холокост. Хроника одного трагического дня». Он прочел отрывки из дневника одного из еврейских полицейских, хранившиеся в музее «Яд ва-Шем». События, о которых рассказано в дневнике, происходили летом 1942 г. в одном из гетто близ Варшавы, которое было окружено колючей проволокой и охранялось немецкими подразделениями СС и украинскими полицаями.
Автор дневника – заключенный в гетто молодой еврей, согласившийся стать членом внутренней (невооруженной) полиции, организованной немцами для поддержания дисциплины евреев. Он согласился, не видя в этом ничего плохого и полагая, что кому-то надо следить за порядком в гетто. К тому же его соблазнили льготы по продовольственному и материальному снабжению, а главное – обещанная личная безопасность и безопасность членов его семьи (в гетто находились его жена, двухлетняя дочь и другие его родственники).
Было голодно. Немцы регулярно урезали паек, доведя его до мизерных размеров. Пытавшихся выйти из гетто, чтобы раздобыть еду, расстреливали. Только мальчишкам удавалось с риском для жизни проползать под проволочной оградой и приносить в гетто скудное продовольствие. Но заключенные сохраняли спокойствие, поверив, что их освободят по окончании войны. Однако в описываемый в дневнике день в гетто стало известно, что всех заключенных собираются отправить в лагерь уничтожении Треблинка. Исключение немцы обещали сделать только для еврейской администрации гетто, еврейской полиции и членов их семей.
Ранним утром того страшного дня еврейской полиции было велено согнать заключенных на аппельплац и велеть им сидеть. При этом полицейским было сказано, что на членов их семей приказ не распространяется. Всем остальным, пытавшимся уклониться, пригрозили расстрелом. Но, когда население гетто было собрано на плацу, немцы велели еврейским полицейским привести и членов своих семей. Автор дневника бросился к еврейскому администратору лагеря, пытаясь добиться отмены приказа хотя бы для жены и дочери, но тот лишь подтвердил распоряжение, пообещав исключить их отправку в Треблинку.
Выполняя приказ, полицейский привел жену и дочь на аппельплац, уверяя их, что там они будут в безопасности. А в гетто стали раздаваться выстрелы. Украинская охрана вылавливала и убивала пытавшихся укрыться от депортации. Затем охранники стали стрелять в каждого, кто пытался встать на плацу, чтобы размять ноги. А неподалеку в тени эсэсовское руководство гетто распивало пиво. И тогда всем обитателям гетто стало ясно, что их ждет смерть. Но полицейский еще на что-то надеялся…
Подали вагоны для перевозки скота. Украинская охрана под наблюдением немцев стала заталкивать в вагоны по 200 человек. Полицейский обратился к немецкому коменданту, умоляя отменить депортацию его жены и дочери, но тот, усмехнувшись, разрешил оставить только дочь. Полицейский в полной прострации смотрел, как кричавшую что-то жену втолкнули в вагон. Огромный плац опустел, и на нем одиноко стояла двухлетняя девочка, протягивая ручки вслед запертой в вагоне матери.
Полицейским приказали выстроиться в две шеренги, проверили их документы, тут же расстреляли одного из них, оказавшегося без аусвайса, велели убрать трупы и затем разойтись по домам. Но дочери на плацу уже не было… К дневнику приложена приписка, что этот полицейский погиб в 1944 г.
Слушая Д. Эстраха, я испытывал страшное дежавю. Нечто похожее обрушилось на меня в оккупированном немцами Харькове. В морозном январе 1942 г. отряды СС и украинские полицейские согнали и расстреляли в Дробицком яру всех харьковских евреев. К нам пришли двое вооруженных оккупантов в черной униформе. Как та девочка из дневника, я, еще не достигший трехлетнего возраста, тянул руки к матери. Ударом сапога в подбородок один из пришедших вырубил меня, но нести на себе свалившегося без сознания в лужу крови жиденка не захотел, велев наутро привести его на пункт сбора. Такой же, как в дневнике полицейского, парализующий ужас охватил моих русских родичей. «Надо отвести, – говорили они моей матери. – Такая уж судьба евреев… Ты молодая, еще нарожаешь». И только вопль моей матери: «Отведете – повешусь!» – побудил их заняться моим спасением.
По окончании сообщения Д. Эстраха один из слушателей стал многословно рассуждать о Холокосте, о котором он-де много читал, и увязывать это «с неприятием антисемитизма у воспитанных на великой русской культуре людей из бывшего СССР». Слушать это пустословие было невыносимо, и я ушел.
Вспомнились убийство Михоэлса в 1948 г., расстрел членов ЕАК в 1952-м, «дело врачей» и бешеная травля евреев в СМИ, массовые гонения на еврейскую интеллигенцию, угрозы и выталкивание детей с семитской внешностью из очередей за продовольствием, придирки русских учителей в школе. Тот же дикий страх, парализующий разум и чувство собственного достоинства, подобный описанному в дневнике полицейского, побудил многих еврейских деятелей подписать раболепное письмо Сталину с просьбой депортировать советских евреев в Сибирь.
Мне памятны последующие годы государственного антисемитизма и его пик в конце 1980-х – начале 1990-х с дефилированием по улицам больших городов России толп русских парней в эсэсовской форме, празднованием ими дня рождения Гитлера, ларьки под фашистскими флагами, где одетые в эсэсовскую форму продавцы предлагали «Майн кампф» и обещали евреям перерезать их. На стенах домов появлялись свастики и антисемитские лозунги, имели место поджоги и взрывы в синагогах, нападения на молящихся. Открыто функционировали националистическое объединение «Память» и неофашистская партия РНЕ. Не погнушались антисемитизмом союзы деятелей культуры, некоторые генералы, известные писатели и ученые – Макашов, Шафаревич, Солженицын, Астафьев… Но больше всего шокировали сообщения в СМИ о готовящихся погромах и бездействие властей.
Кому не приходилось слышать о «еврейском фронте в Ташкенте»? Мой дед по отцовской линии и два его брата, мой отец и его брат воевали, защищая отечество от немецкого вторжения. Отец, дядя и двоюродный дед погибли на войне, тогда как со стороны близких родственников по русской линии как-то не оказалось участников боев. Но это никогда не смущало моих оппонентов. Когда выяснилось, что в первые годы войны мой отец (Израиль Ильич Фисанович, известный советский подводник, Герой Советского Союза. – Ред.). стал самым результативным командиром советской подводной лодки, тотчас появились публикации, отрицавшие многие, а то и все его победы. Мне удалось, опираясь на архивные и зарубежные данные, разоблачить некоторые наветы. Тогда в Интернете лжеисторики стали публиковать анонимные статьи, полностью отрицавшие боевые успехи отца, уразумев, что их, безымянных, теперь вряд ли удастся поймать за руку.
Отмечу также, что дореволюционная российская и советская литература, а также литература последних десятилетий наряду с яркими, исполненными гуманизма произведениями не раз марала себя низкопробным антисемитизмом. Благостные заявления некоторых российских политиков, общественных деятелей и именитых представителей культуры об отсутствии в русском народе антисемитизма не убеждают. Все вышесказанное побудило меня к протестной эмиграции в Германию исходя из того соображения, что германский антисемитизм при постоянном, подкрепленном законодательством противодействии власти менее склонен к экстремизму и насилию, нежели российский. Думаю, что многие эмигранты из бывшего СССР исходили из подобных умозаключений. Однако, по данным германских СМИ, в последние годы и тут существенно выросли антисемитские настроения. Все же надеюсь, что в Германии антисемитизм больше никогда не обретет страшный размах и жуткую силу, парализующие ум и волю людей.
На заседании расширенной коллегии МВД 28.02.2019 президент России В. В. Путин подчеркнул, что каждое второе преступление в стране остается нераскрытым. Добавлю: в том числе громкие политические убийства. А это значит, что каждый второй россиянин, которому предстоит пострадать от криминала, не должен рассчитывать на полноценную защиту своей жизни и жизни членов его семьи. Здесь же следует отметить просачивающуюся в СМИ информацию о случаях межнациональных столкновений, порой со смертельным исходом. В Интернете то и дело появляются сообщения об огромных хищениях государственных средств высокопоставленными должностными лицами, о крупных нецелевых расходах, об уголовных преступлениях чиновников разных уровней, зачастую получающих минимальные наказания. Не счесть просчетов и злоупотреблений в банковской сфере. Как оценить обоснованность российского уголовного законодательства, если пьяный водитель, задавив насмерть нескольких людей, получает максимум восемь лет тюрьмы, тогда как зарезавшему их ножом грозил бы пожизненный срок? Если к этому добавить, что даже самый жестокий убийца непременно сохраняет по закону свою жизнь, в крайнем случае получив пожизненный срок (который так только называется), то о какой безопасности населения России может идти речь? Поразительно, что только на 20-м году пребывания Путина у власти об этом решено повести разговор с цифрами и фактами. Не хочется думать, что в этом состоит целенаправленное удержание россиян в перманентном состоянии страха, даже если этот страх подспудный. Но чем этот страх принципиально отличается от страха, подавившего волю к сопротивлению обитателей гетто, о чем говорится в упомянутом выше дневнике?
Тарас ФИСАНОВИЧ
Даешь еще одну газету!
Уважаемый господин Гольдберг, искренне благодарю коллектив редакции и издательства за очень интересную газету, читать и перечитывать которую доставляет огромное удовольствие. Ваша газета приходит к читателям, к сожалению, лишь раз в месяц. Всего 12 номеров в год, хотя и толстых. Евреям в Германии этого мало. Ждать еврейских новостей и аналитики целых 30 дней – просто мучительно. Я думаю, что редакция и авторы имеют гораздо больше интересной для евреев и членов их семей информации, чем может вместить один даже 72-страничый номер восхитительно изданного ежемесячника.
Поэтому у меня возникла идея о двухнедельном приложении к единственной нормальной еврейской газете в Германии. Еще 12 номеров ежегодно о жизни евреев в Германии, Израиле и остальном мире. Могут ли редакция и издательство выпускать и рассылать в середине месяца еще одну газету на русском языке? Возможный объем – 36 страниц, примерная цена одного номера – 2 €.
Я думаю, что все (или почти все) ваши постоянные читатели охотно подпишутся на новый печатный источник объективной еврейской информации. Нам будет радостнее читать его не один, а два раза в месяц.
Михаэль ДОЛИНСКИЙ, Лейпциг
От редакции
Уважаемый господин Долинский!
Большое спасибо за высокую оценку нашей работы. Мы постараемся и впредь выпускать интересную и объективную газету. Однако ответ на вопрос о том, как часто она будет выходить, зависит не от нас, а от вас – наших читателей.
И вот тут-то начинается сермяжная правда жизни… Слушать комплименты газете нам весьма приятно, и мы слышим их часто, что не может не радовать. Но комплименты можно раздавать бесплатно, а за газету приходится платить. А это хотят делать далеко не все, даже несмотря на то, что нынешняя подписная цена не покрывает и половины себестоимости (спасибо нашему издателю, который вот уже пять лет компенсирует недостающие суммы) и не менялась вот уже пять лет, хотя все связанные с выпуском газеты расходы неизменно растут. Не говоря уже о том, что из-за неудовлетворительной работы почты нам приходится ежемесячно повторно высылать газету примерно 10% подписчиков, что нам никто не компенсирует.
По логике нужно было бы периодически повышать стоимость газеты, чтобы хотя бы компенсировать инфляцию. Это возможно для немецкоязычного издания, но для «ЕП» подобная акция была бы губительной. И вовсе не из-за сложного материального положения подписчиков (от своего знакомого, владеющего фирмой посылочной торговли, я знаю примерную сумму, которую ежемесячно тратит там среднестатистический русскоязычный покупатель соответствующей возрастной категории), а из-за менталитета. Те, кто был подписан на «Еврейскую газету» с самого начала ее выхода, возможно, помнят, что первоначально годовая подписка стоила 15 €. Когда через некоторое время цена была повышена до 19 €, газета моментально потеряла около трети подписчиков! Это почти всё, что нужно знать для ответа на Ваш вопрос, уважаемый господин Долинский.
Почти – потому, что хотелось бы сделать еще одно замечание. Очень часто наши читатели, желая сделать нам комплимент, рассказывают, что дают почитать газету многим своим знакомым и родственникам. С одной стороны, это приятно. С другой – напоминает приписываемые приговоренному инквизицией к сожжению Яну Гусу слова «О, святая простота!», которые он будто бы произнес на костре, увидев, как какая-то старушка в простодушном религиозном усердии подбросила в огонь принесенный ею хворост. Из опросов, проведенных нами в ряде крупных городов, мы знаем, что каждый выпуск газеты читают в среднем не менее трех семей. Но платит-то только одна!
Еще один опрос мы проводили среди тех, кто покупает газету в киосках (а это около 20% тиража). Выяснилось, что более 70% покупателей делают это регулярно, о чем они сообщали нам с гордостью, полагая, что говорят комплимент. И вновь: с одной стороны, это приятно, но, с другой, от розничной продажи мы получаем лишь 30% цены. Если вам действительно нравится газета и вы регулярно ее покупаете, то почему бы ее не выписать и тем самым не поддержать любимое издание?
Подведем итог вышесказанному. Мы, безусловно, хотели бы и могли выпускать газету более часто. Но пока не видим готовности большинства читателей нести связанные с этим дополнительные расходы. Если мы ошибаемся – пусть читатели нас поправят.
Михаил Гольдберг, гл. редактор
О сохранении памяти Иона Дегена
28 апреля исполнится два год со дня смерти Иона Дегена – поэта и писателя, танкового аса времен Великой Отечественной, хирурга-виртуоза и ученого-новатора – основателя магнитотерапии. На церемонии прощания с ним премьер-министр Израиля, министры, и депутаты Кнессета говорили о необходимости сохранить память о Дегене, еще при жизни удостоенном титула «человек-легенда». К сожалению, это не стало государственной задачей. Лишь сын и несколько друзей Иона пытаются что-то делать для этого.
Сын Иона, Юрий, подготовил к изданию последнюю книгу отца «Попытка уйти от себя», которую тот закончил незадолго до своего ухода, зная уже, что ее не увидит. Близкий друг Иона, Виктор Каган, отредактировал книгу и написал к ней предисловие. Она вышла в американском издательстве CreateSpace. Александр Гордон опубликовал об этой книге статью «Он не ушел от себя».
Мой друг Лев Мадорский написал музыку на ряд стихотворений Иона и записал их в собственном исполнении. Я составил по рассказам Иона книгу «Жизнь и борьба Иона Дегена», которую отредактировал Юрий Деген. Лев Мадорский и Владимир Певзнер написали о ней отзывы. Еще я сделал сайт памяти Иона Дегена. Вот то немногое, что нам удалось сделать за два года.
По мнению издателей и владельцев книжных магазинов, с которыми я общался, Деген почти не известен за пределами русскоязычного зарубежья. Поэтому издание его книг они считают убыточным. А ведь стихи и рассказы Дегена под стать «Колымским рассказам» Шаламова – высокая и талантливая литература. Но она не вписывается в традиционные литературные жанры.
Деген писал лишь о том, что сам видел и пережил. Он стремился донести до читателей ту правду, которую он сам видел. В них нет ни грамма вымысла, даже имена все настоящие, и поэтому они потрясают невероятной реальностью. Тогда, говорят, это не художественная литература. Но если исходить из того, как описываются события, то следует признать рассказы Дегена высоко художественной литературой, а не журналистикой.
Стихи же Деген писал каждую свободную минуту – для себя и для своих солдат. Очень часто ему казалось, что он не пишет, а записывает под чью-то диктовку. Поэтому у фронтовых профессиональных поэтов, «приравнявших к штыку перо», возникло ощущение, что такого не могло быть. И они с негодованием высказали ему это на вечере в Доме писателей летом 1945 г.
«Колымские рассказы» Шаламова благодаря своей потрясающей реальности были признаны шедевром мировой литературы. Но произошло это только после того, как американское издательство «Минускула» выпустило на английском языке шеститомник с сотней рассказов. Этот шаламовский цикл стал важнейшей книгой XX в. Если Шаламов был способен в нескольких словах раскрыть весь ужас насилия в сталинских лагерях, показать человека в нечеловеческих условиях ГУЛАГа, то Деген восемью строчками своего стихотворения «Мой товарищ в смертельной агонии…» раскрыл весь ужас войны. Евтушенко назвал это стихотворение самым гениальным из всех написанных о войне. Когда Михаил Веллер брал интервью у Дегена, он сказал ему: «Ион Лазаревич, вы написали восемь замечательных и страшных строчек, в которых заключена вся жестокая правда о войне». Но это случилось уже после переезда Дегена в Израиль.
Хотя Ион трепетно относился к своим книгам, любил их дарить, он всегда подчеркивал, что не считает себя ни писателем, ни поэтом. По этой причине он даже отказался вступить в Союз писателей Израиля, хотя его об этом просили. Сегодня, полагаю, такое членство помогло бы вывести литературное наследие Дегена за пределы русскоязычного зарубежья. В частности, получить грант на перевод его произведений на английский. Впрочем, и без того Московский институт переводов несколько лет назад предоставил грант на перевод книги Дегена «Набальзамирован войной» на иврит. Так что Ион еще успел сам познакомить со своим творчеством двух внучек и внука, которые не знают русского языка.
Деген писал не только стихи и рассказы. Есть у него, например, романизированная биография Иммануила Великовского (врач и психоаналитик, создатель нетрадиционных теорий в области истории, геологии и астрономии; в частности, автор «ревизионистской хронологии», пересматривающей ряд положений древней истории, в особенности Ближнего Востока. – Ред.). Иону очень хотелось рассказать о нем русскоязычному читателю, у которого нет ни малейшего представления об этом гиганте. К сожалению, пока не удалось найти подобных энтузиастов, готовых познакомить англо- и ивритоязычных читателей с литературным наследием Иона Дегена.
С горечью приходится констатировать, что Деген не получил должного признания ни как солдат, ни как поэт, ни как ученый. Как танковый ас, уничтоживший 16 единиц тяжелой немецкой техники, он вошел в десятку лучших советских танкистов. Все они, кроме Дегена, были удостоены звания Героя Советского Союза, которое присваивали начиная с шести уничтоженных танков. На Дегена представления подавали дважды, но с 1943 г. наряду с положением о присвоении звания Героя действовало указание начальника Главного политического управления Красной армии генерал-полковника Щербакова: не представлять к нему евреев.
«Генералы от поэзии» так топтали Дегена за его стихотворение «Мой товарищ в смертельной агонии…», что напрочь отбили у него охоту публиковать свои литературные произведения в СССР. Публиковал он только научные статьи и монографии. Но и научная его деятельность не получила ни должного признания, ни широкого внедрения. Нет, его диссертации были утверждены авторитетными учеными советами. Но можно ли считать признанным ученого, который был вынужден проводить свои исследования чуть ли не подпольно, а после защиты кандидатской и даже докторской диссертаций продолжал работать рядовым врачом?
И в Израиле в Институте Вейцмана Дегену предложили для продолжения его научных исследований получить грант. Но Ион понятия не имел, как и где получают эти гранты. Поэтому, подтвердив свою квалификацию хирурга-ортопеда, 20 лет проработал врачом в больницах Израиля. А разработанный им метод магнитотерапии в Израиле практически не применяли.
Конечно, о Дегене знали и его ценили. Встречались с ним и министр обороны Эхуд Барак, и премьер-министры Шарон и Нетаньяху. Российский еврейский конгресс при поддержке правительства Москвы организовал поездку Дегена в Москву в 2013 г. В 2014 г. ему была вручена премия «Скрипач на крыше» в номинации «Человек-легенда». 9 сентября 2014 г. в Танковом музее в Латруне состоялась премьера документального фильма «Деген» режиссеров Михаила Дегтяря и Юлии Меламед. А в 2015 г. вышел фильм Вениамина Смехова «Последний поэт великой войны. Ион Деген».
Деген однажды рассказал, как его именем назвали улицу, но, узнав, что он жив, переименовали. При этом Ион вспомнил высказывание Пушкина о том, что русские любить умеют только мертвых. А много ли сделано евреями в Израиле для увековечивания памяти Дегена?
Он был неудобен. Его представления о врачебной этике и вообще морально-нравственные требования были чрезвычайно высоки. Ион не скрывал своего отношения к левым как к наказанию евреям за их грехи. Единственно правильным решением арабо-еврейского конфликта он считал трансфер арабов. Поэтому неудивительно, что в Израиле, где большинство СМИ контролируется левыми, о Дегене стараются не вспоминать.
Ион писал стихи и прозу для молодого поколения, считая, что они должны все помнить. Но писал он только по-русски. И вот его литературное наследие оказалось доступным лишь россиянам, а они дважды в год несут алые гвоздики к могиле Сталина, выражая готовность «повторить».
Марк АВРУТИН
Публикуемые письма отражают исключительно точку зрения их авторов. Редакция не несет ответственности за содержание писем, но готова предоставить возможность для ответа лицам или организациям, интересы которых затронуты читательскими письмами. Редакция также оставляет за собой право сокращать письма и редактировать их, не меняя смысла. Анонимные письма, а также письма откровенно оскорбительного и противозаконного содержания не подлежат публикации.
Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».
Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь
© 2015 Еврейская Панорама. Все права защищены.
