История семьи, в которой родился основатель сионизма  

Февраль 23, 2017 – 27 Shevat 5777
Детство пророка

Назвали мальчика Биньямин Зеэв. Это потом он стал Теодором. Уже само это имя – двойное, как и положено в традиционных еврейских семьях, – в какой-то мере опровергает классическую легенду о том, что еврейство снизошло на Герцля на Марсовом поле, где под антисемитские крики парижской черни проходила гражданская казнь Альфреда Дрейфуса.
Подобного рода канонические сюжеты свойственны биографиям исторических личностей. «А все-таки она вертится», – сказал после отречения Галилей. Сказал – не сказал? Скорее всего, ему было не до диссидентских афоризмов после суда инквизиции. Да и кто это слышал? Но зато как красиво и возвышенно.
Возвращаясь к нашему герою, заметим, что он не мог не чувствовать себя евреем с самого своего рождения. В семье отмечали религиозные праздники, соблюдали субботу с ее ритуалами, ходили в синагогу. В шесть лет ребенка отдали в еврейскую начальную школу. Это был не хедер, в котором в том же возрасте учился его отец, а Israelitische Normalhauptschulе, что можно перевести как «еврейская нормальная школа», но, судя по всему, нравы там сохранялись старозаветные. Так, Теодор получил порку за то, что не знал подробностей исхода евреев из Египта. Тоже неплохой сюжет для биографии будущего освободителя народа, которого в порыве сионистских восторгов называли современным пророком, новым Моисеем.
Разумеется, веяния ассимиляции, или мендельсоновской болезни, как называли ортодоксы Гаскалу – Просвещение – по имени его основателя Мозеса Мендельсона, коснулись и семьи Герцлей, что выразилось уже не в столь строгом соблюдении традиции.

Деды и внуки
Семейная история хранит такой факт. Будучи в Будапеште в гостях у сына Якоба, дедушка Шимон Лейб, возвращаясь пятничным вечером из синагоги, заметил, что в конторе сына горит свет и, стало быть, идет работа в нарушение правила субботнего отдыха. Это вызвало гнев старика, который у себя в сербском городке Землин был примерным прихожанином, верным учеником и последователем местного раввина Иегуды Алкалая.
В самом деле, что сказал бы раввин по поводу порчи нравов, узнав, что сын столь уважаемого человека, как Шимон Лейб Герцль, которого часто вызывают к чтению Торы, а на Новый год – к трублению в шофар, преступает ради деловых интересов заповедь царицы-субботы?
Можно продлить этот сюжет и задаться другим вопросом: что сказал бы раввин, если бы дожил до времен, когда внук его примерного прихожанина стал пророком того дела, провозвестником которого он, Алкалай, был еще задолго до рождения этого внука? Дело в том, что землинский раввин был настоящим провозвестником политического сионизма, а это требовало от ортодоксального законоучителя, в мировоззрение которого должна входить вера в избавление народа лишь с приходом Мессии, немалой смелости. Поражает, однако, не только личная духовная связь Герцлей с этим человеком, который почти полвека был раввином в Землине, этом родовом гнезде семьи, сколько общность политических концепций двух людей, один из которых был более чем на 60 лет старше другого.
При всей разности способов выражения (Алкалай, будучи каббалистом, проповедовал языком духовных текстов, размышляя подчас в мистических категориях) раввин как бы предрекал все то, что полвека спустя станет говорить и писать внук его прихожанина. И импульсы были схожие. К мысли о возвращении евреев в Эрец-Исраэль, к избавлению народа собственными силами, не ожидая прихода Мессии, Алкалай так же, как и Теодор Герцль, пришел под влиянием взрыва антисемитизма, вызванного так называемым Дамасским делом – очередным «кровавым наветом», обвинением в 1840 г. евреев в ритуальном убийстве. Это знаменитое дело убедило раввина, что его народ может обрести безопасность и свободу, лишь ведя независимую жизнь на земле предков, и сделало его горячим проповедником этой идеи. Его брошюра «Шма Исраэль», так же как и «Еврейское государство» Герцля, несет в себе конкретный план: предложение о выкупе Святой земли у турок подобно тому, как праотец Авраам выкупил поле с пещерой Махпела, организацию для этой цели национального фонда, подъем сельского хозяйства, создание армии, парламента и других атрибутов еврейского государства.
Подобно Герцлю, Алкалай не ограничивался высказыванием идей, а стремился проводить их в жизнь: ездил по европейским столицам, пытаясь вдохновить евреев на осуществление своих планов, создавал небольшие палестинофильские кружки, которые, впрочем, существовали недолго. В конце жизни рабби Иегуда переехал в Иерусалим, где вскоре умер и был забыт, пока в 1940-е гг. израильский писатель Иегуда Бурла не написал роман об Алкалае, воссоздав образ этого незаурядного человека. Интересно, что его внучка была делегатом Первого сионистского конгресса, после которого Герцль записал в дневнике свои знаменитые вещие слова: «Сегодня я основал еврейское государство».
Как все опять сошлось: в зале базельского казино, где проходил конгресс, сидела внучка землинского раввина, а на трибуне выступал внук его прихожанина Шимона Лейба Герцля. Внучка впоследствии писала в своих воспоминаниях: «Я думала о моем деде, рабби Иегуде Хай Алкалае, чья жизнь была посвящена мечте о возвращении в землю Израиля. Я вспоминала мою бабушку, его жену, которая с радостным самоотвержением продала драгоценности, чтобы дать деду возможность публиковать свои книги, где он проповедовал идею возвращения в землю Израиля». Продажа драгоценностей самоотверженной бабушки не помогла. Видно, для реализации любой глобальной идеи нужно оказаться в нужном месте в нужное время. А время для реализации планов Алкалая в середине XIX в. еще не приспело.

Конфронтация культур
Что же это были за времена, когда Алкалай выступил со своей сионистской проповедью, а Герцль только родился? Европа приходила в себя после революционной волны 1848 г., прокатившейся по Франции, Германии, Австро-Венгрии. До очередного передела мира, принесенного Первой мировой войной, было еще далеко, и одни великие империи находились в поре зрелого могущества или формировались, как Германия, а другие, такие как Оттоманская Порта и Австро-Венгерская монархия, шли к своему распаду.
Предки Теодора Герцля – ремесленники, мелкие торговцы, поденщики – скитались в поисках лучшей доли по провинциям этих империй – по городам и весям Моравии, Сербии, Венгрии, – подгоняемые погромами, всевозможными наветами, ограничениями в правах. То же самое можно было сказать и о предках Герцля по материнской линии – Диамантах. Их корни уходили в Моравию и Словакию, а мать Теодора Жаннета родилась в Венгрии в семье состоятельного коммерсанта.
Такая мобильность – особенность жизни любого еврейского рода вплоть до наших времен, приводящая не только к географической смене страны пребывания, но и подчас к переходу в иную цивилизацию. Так, деды нынешних российских евреев несли в своем духовном и внешнем облике культуру идишистского местечка, отцы существовали в условиях советской цивилизации, а внуки сегодня рассеиваются по Израилю, Соединенным Штатам и Европе.

Михаил РУМЕР

Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».

Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь

Социальные сети