Архив еврейской памяти 

Август 29, 2014 – 3 Elul 5774
Нам и внукам

Приближается 25-летие официальной еврейской иммиграции в Германию из постсоветского пространства. История этой эмиграционной волны еще не написана. Документальная база такого исследования должна быть разнообразной и комплексной. И наряду с официальными и неофициальными документами и статистикой, наряду с социологическими разработками и публикациями в СМИ, достойное место в этой базе могут и должны занять дневники, воспоминания и интервью еврейских эмигрантов.
Сама идея собирания еврейской памяти носится в воздухе. Более того, оказалось, что она отчасти реализовалась, ибо многие, не дожидаясь звонка интервьюера, уже записали и обнародовали свои воспоминания – по просьбе детей и внуков или по внутреннему зову. Еще несколько человек выпустили в свет небольшие книги-брошюры тиражом в несколько десятков или сотен экземпляров.

Во многих городах Германии выходят профессиональные издания, посвященные юбилеям еврейских общин или синагог. В них, как правило, приводятся рассказы о разных судьбах, в том числе и русскоговорящих иммигрантов.

Павел ПОЛЯН

Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном выпуске газеты «Еврейская панорама».

Подписаться на газету вы можете здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь.



Нелли Евгеньевна Познер

(родилась в 1934 г. в Ленинграде)

Моя фамилия Познер. В течение жизни мне неоднократно предлагали ее сменить, но я никогда не соглашалась: отказаться от папиной фамилии – всё равно что его предать. А мой отец этого не заслужил. Никогда не забуду, как он во время бомбежки закрывал меня своим телом…

Папа поступил в Технологический институт на радиотехническое отделение. А потом, когда в Ленинграде был конкурс артистов эстрады, он занял на нем первое место, стал лауреатом, и ему предложили работать в Ленгосэстраде конферансье. Тогда он бросил институт, ушел на эстраду, а дед… выгнал его из дому!

Папа женился на маме, певице, – его семья не приняла и ее. И только когда появилась я, приехала бабушка, посмотрела на мой курносый нос и сказала: «Наша!»
Папа сотрудничал с Райкиным. Аркадий Исаакович, часто бывая в нашем доме, меня называл «гвоздь программы». Мне было пять-шесть лет, я забиралась на стул, а если папа играл на пианино, то у меня только бант один торчал над клавишами, такая я тогда была.

Во время войны у папы была бронь как у артиста эстрады. Но, как патриот, он пошел добровольцем на фронт. Вообще же война началась для меня очень интересно. Папа в 1941 г. поехал на гастроли в Кисловодск и взял меня. 22 июня он обещал отвести меня в кино на «Василису Прекрасную». Я была в замечательном настроении в ожидании фильма, и вдруг идет папа по дорожке, берет меня на руки (мне было семь лет) и говорит: «Доченька, началась война». И я вижу, как у моего папы, веселого, обаятельного, остроумного, текут слезы. Я не понимала, что такое война. Я считала, что война – это то, во что играют мальчишки. Но то, что папа плачет, это меня, конечно, смутило. Я всплеснула руками и сказала: «Я так и знала! Значит, мы не пойдем в кино».

Мы бросились из Кисловодска в Ленинград. Это было очень трудно, потому что эшелоны шли с востока на запад. А нам надо было ехать с юга на север, поперек. И мы ехали... Если в Кисловодск ехали два дня, то обратно мы возвращались 20 дней. Мы ехали и на открытых платформах, и в товарных вагонах, и уже под Ленинградом нас начали бомбить и обстреливать фашистские самолеты. В таких случаях папа, а он был очень сильный и ловкий, выхватывал меня с подножки, клал на землю около шпал и ложился сверху. Я скандалила, потому что мне было душно и тяжело, и только потом я поняла, что это папа меня закрывал своим телом.

Мы приехали в Ленинград, и нас встретил совершенно другой город. Везде были надолбы, все окна крест-накрест обклеены белой бумагой, в небе – аэростаты. Папа пошел в военкомат, и когда он вернулся, я была потрясена, потому что от моего папы, от которого всегда пахло хорошим мужским одеколоном, от его шинели теперь пахло потом и махоркой. Это были совершенно не папины запахи, и тут в первый раз в жизни, первый раз за войну я заплакала. Папа уехал на Карельский фронт, а мы остались в блокаду в Ленинграде. Мама выступала на фронте, а я жила с тетей и бабушкой.

О блокаде могу рассказать еще такой эпизод. Мы с мамой однажды пошли вместе за хлебом. Ну а хлеб ужасный был: там и жмых, и глина, непропеченный, мокрый, тяжелый. И нам дали на четырех человек – тетя Лиза, бабушка, мама и я – по 125 г, итого 500 г. Это было полбуханки и довесок такой. Мама держит хлеб, прижав к себе. В этот момент к ней подскочил мальчишка-ремесленник, схватил наш хлеб и ну удирать.

Беседовал Павел ПОЛЯН

Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном выпуске газеты «Еврейская панорама».

Подписаться на газету вы можете здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь.

Написать письмо в редакцию

Социальные сети