Июнь 30, 2017 – 6 Tammuz 5777
Возвышенное и земное

image

Судьбы музыкального наследия наших предков  

Когда в Йом-Кипур или на Рош ха-Шана в каждой из девяти берлинских синагог хор из сотен голосов молящихся гремит древнюю покаянную молитву «Авину малкейну» – «Отец наш небесный, услышь этот голос, отец наш небесный, грешны мы пред тобою», – невольно сжимается еврейское сердце от сознания, что жив наш народ, несмотря на столетия странствий и пламя Холокоста, жив и един. «Отец наш небесный, отец наш небесный, ты запиши нас в книгу жизни», – поют, покрыв головы и плечи талитами, страховые агенты и биржевые маклеры, пенсионеры и бизнесмены, ученые и журналисты, поют выходцы из России и Украины, Польши и Румынии.

«При реках Вавилонских, там сидели мы и плакали…»
Этот молитвенный хор уносит мыслью в давние времена, когда царь-псалмопевец, по библейскому свидетельству, при переносе в Иерусалим Ковчега Завета собрал для музыкального сопровождения 4000 левитов, среди которых была группа певцов.
3000 лет спустя российский композитор Владимир Дашкевич, автор популярных киномелодий, сын русского дворянина и еврейки из знаменитого рода Шнеерсонов, рассказывает ведущей израильского телеканала о том, что написал оперу «Царь Давид». Давида он считает центральной фигурой Ветхого Завета. И тут же, аккомпанируя себе на фортепьяно, композитор исполняет под написанную им мелодию 136-й псалом: «При реках Вавилонских, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе; на вербах, посреди его, повесили мы наши арфы». И далее знаменитое, сказанное Герцлем на сионистском конгрессе, расколовшемся из-за угандийского проекта: «Если я забуду тебя, Иерусалим, – забудь меня, десница моя».

Пиюты и хазанут
Судьба хорового пения в еврейской традиции сложна и противоречива. После разрушения Второго храма мудрецы Талмуда в знак траура запретили духовное пение и игру на инструментах. Но мелос рвался из глубины души молящихся в синагоге, жил в молитвенном экстазе.
Возникает особый жанр духовного музыкального творчества – пиюты, гимны религиозного характера. Имена их сочинителей и исполнителей – пайтанов – широко известны в средневековом еврейском мире.
Затем приходит пора хазанута – системы канторского пения как постоянного элемента синагогальной литургии. В синагоге появляется должность хазана, или кантора, – певца-исполнителя, а иногда и импровизатора молитвы, воссылающего ее Творцу от имени общины. Он обладает достоинствами профессионального артиста, хорошим голосом, дикцией, сценическим обаянием. Характерные черты такого пения – напряженная эмоциональность, пафос, богатство орнаментики, некоторая театральность интерпретации.
В молитвенных напевах, создававшихся хазанами, постепенно проявлялись черты мелодики в современном значении этого слова. Одна из первых молитв, распетая хазанами, – Амида (X в.), в дальнейшем музыкальной интерпретации подвергались и другие молитвы – «Нишмат кол хай», «Барух ше-амар», наконец, знаменитая «Кол нидрей», глубоко трогающая своей мелодией и словами молящихся в Йом-Кипур.

Сплав традиций
Уже в XIX в. берлинский хазан Л. Левандовский опубликовал несколько сборников литургических напевов, снабдив их собственным органным аккомпанементом. В его исполнительском творчестве европейская музыкальная культура органически сочеталась с национальной традицией. Столь же удачно европейские заимствования соединялись с еврейской духовностью в пении кантора венской синагоги Ш. Зульцера. Ференц Лист, побывав в синагоге, где служил Зульцер, писал: «Мне довелось видеть и слышать, что может развиться из еврейского искусства, когда израильтяне воплощают все великолепие фантазии и воображения в формах, присущих их азиатскому гению».
Глубокое влияние на духовное музыкальное творчество евреев оказал хасидизм – религиозно-мистическое движение, возникшее в 1730-х гг. в Украине и распространившееся в России, Польше и Австро-Венгрии. Важной частью ритуала стал танец, исполняемый под инструментальную музыку или пение. Поскольку хасиды танцевали чаще всего в субботу и праздники, когда игра на инструментах была запрещена, выработалась особая «инструментальная» манера пения: мелодия звучала при повторении междометий, имитирующих звучание ударных инструментов – «тара-тири-дам», «бам-бада-ям», «ярл-дири-дам» и т. п.
Характерные особенности хасидских мелодий – симметричность и повторность мотивов, синкопированный ритм, постепенно нисходящее движение мелодии. Кроме танцев хасидская музыка породила и культивировала жанр песни без слов, так называемый нигун. Это обычно строгая, подчас суровая мелодия, отражающая страдания народа в диаспоре, но всегда пронизанная своеобразным еврейским оптимизмом.

Хор в синагоге
Важным этапом в развитии духовной музыкальной культуры сыграло возвращение к синагогальному хоровому пению. Современный синагогальный хор возник под воздействием итальянского Возрождения. В 1632 г. в синагоге в Венеции раввин Л. Модена впервые в еврейской литургии учредил профессиональный хор на шесть-восемь голосов. Нововведение вызвало протесты ряда раввинов, однако Модена заручился поддержкой раввинского съезда.
Выдающимся еврейским хоровым композитором своего времени был друг Модены Саломоне деи Росси, который предпринял попытку расширить репертуар синагогальной музыки. Он включил в него песни на слова псалмов, молитвы для хора и солиста.
Хоровое пение, ставшее со временем обязательным элементом богослужения во многих ортодоксальных, консервативных и реформистских синагогах, до настоящего времени служит предметом споров. Хасиды, например, для которых музыка – важная форма общения с Богом, не признали организованного хорового пения. Реформисты между тем активно способствовали его развитию, ввели в хор женские голоса, органное сопровождение. Ортодоксальные круги вначале возражали против распространения хорового пения в службе, значительное сопротивление вызвало появление в XIX в. хоральных синагог с органами. Однако со временем хоровое пение стало распространенной и повсеместно признанной частью ритуала.

Вызов Гершома Сироты
В новейшее время постепенно начал происходить выход канторского и хорового пения на концертные площадки, что нередко сопровождалось конфликтами в еврейской духовной среде.
Когда выдающийся кантор конца XIX – первой половины XX в. Гершом Сирота решил с хором выступить в Вильно с религиозными произведениями и еврейскими народными песнями на концертной площадке, это было расценено руководством общины как неслыханная дерзость. Как можно исполнять священные молитвы для нееврейской аудитории в танцевальном зале? Но концерт имел такой оглушительный успех, что Сирота сделал серию аналогичных выступлений в Минске, Гродно, Белостоке, Варшаве и других крупных центрах еврейской культуры. Дошло до того, что Сирота (его называли еврейским Карузо) по инициативе виленского губернатора князя Святополк-Мирского получил приглашение выступить в Царском Селе. Отзывы императорской четы были восторженные. Видимо, эстетическое наслаждение от религиозных иудейских песнопений в исполнении великого кантора переселило у Николая Второго присущий ему антисемитизм.

Возрождение
А теперь перенесемся из начала XX в., когда руководство виленской общины возмущалось исполнением религиозных песнопений на концертной площадке, в конец того же столетия, когда в России за советские годы почти полностью исчезла духовная еврейская музыкальная традиция. Московская хоральная синагога давно перестала быть хоральной, к тому же сам этот молитвенный дом стал не только местом молитв и священных ритуалов, но и политической площадкой для сбора сионистов, демонстрирующих здесь, на улице Архипова, свое единство в намерении совершить алию в Израиль.

Михаил РУМЕР

Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».

Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь

Социальные сети