– Уважаемый раввин, Оксана – это ведь типичное украинское имя...

– У меня папа украинец, а мама – еврейка. По Галахе, по еврейскому закону, я еврейка. Но моя еврейская мама дала мне это имя, потому что ей понравился какой-то старый фильм, где героиню звали Оксаной. Кстати, что касается фамилии, то никакого отношения к россиянке Анне Чапман я не имею (смеется).

– Когда и откуда вы приехали в США?

– В 1989 г. из Ленинграда, где я родилась. Когда мы приехали в США, мне было 26 лет.

– Как вы пришли к мысли стать раввином?

– Это был долгий путь... Когда мы приехали в Америку, естественно, никаких знаний по иудаизму у меня не было. В Ленинграде я профессионально училась музыке. Когда я впервые пришла в синагогу, которая нас спонсировала, то сразу же влюбилась в звучавшую там музыку, в кантора – она так красиво пела! Мне нравилась атмосфера синагоги, звучавшая в ней музыка, находившиеся там люди. На следующий день я позвонила маме в Ленинград и сказала, что хочу быть кантором. А мама вспомнила о том, что мой прадедушка был раввином города Шклова в Белоруссии. Так как я не говорила ни слова ни по-английски, ни на иврите, мне пришлось изучать оба языка одновременно. В голове была сплошная каша. Это был долгий путь. Через четыре года я поступила в реформистскую школу канторов. В первый год я училась в Иерусалиме. Полгода со мной была моя дочка Настенька, и мы с ней плакали каждый день. Мы по утрам шли по Иерусалиму, и у светофора ей нужно было сворачивать в свою школу, а мне – в свою. Она ни слова не знала на иврите, а в школе никто не говорил на английском. Начинали с нуля. Я плакала, потому что вся учеба была на английском, а я в английском была еще слаба. Плюс музыка, которая была мне совершенно непонятна. Я сама не знаю, как я это всё выдержала. Потом три года я жила и училась в Нью-Йорке, а дочка жила с моими родителями в Бостоне. Что бы я делала без их помощи! Каждые выходные я приезжала к ним в Бостон. Окончив учебу, стала кантором. Но работала неполный рабочий день, чтобы продолжать учиться. Я могла пойти в мою прежнюю школу и за три года получить раввинское образование. Но я выбрала более сложный путь – школу, где обучения длилось пять лет, потому что в ней учили тому, что евреям не нужно разделяться по направлениям иудаизма.

– К какому направлению относится эта школа?

– Ни к какому. Бог один, иудаизм один. И я считаю, что это – будущее. Как в старые времена, когда был просто иудаизм. Мы возвращаемся к тому, что было до возникновения реформистского иудаизма в Германии в начале XIX в.

– Есть ли другие раввины, разделяющие ваши взгляды о едином иудаизме?

– Да, конечно. Я не знаю, как в Германии, где зародился реформизм, но здесь, в США, от того реформистского направления иудаизма, которое было тогда, мало что осталось. По примеру протестантской церкви и в погоне за модерном того времени в синагогу пришел орган, с мужчин сняли кипы, женщины сели вместе с мужчинами, многие перестали соблюдать законы кашрута, люди стали одеваться в соответствии с актуальной модой. В общем, они хотели не отличаться ни своим внешним видом, ни обрядами от неевреев. Сегодня многое из этого осталось в реформистском движении, но кое-что и изменилось

Беседовал Григорий НЕМИРОВСКИЙ

Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном выпуске газеты «Еврейская панорама».

Подписаться на газету вы можете здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь

Написать письмо в редакцию