Каждое последующее поколение россиян не может понять, как жило предшествующее – их отцы и деды. Я спрашивал отца – журналиста 1930-х, – как можно было работать и вообще существовать в обстановке тотального террора с массовыми арестами, с призывами на митингах уничтожить троцкистско-бухаринских отщепенцев, которых еще вчера считали любимыми вождями партии и народа? Как можно было писать, жить, любить, заводить семью, воспитывать детей?
Но и меня – журналиста 1960–1970-х гг. – в 1990-е спрашивали, что это была за жизнь в мертвящей обстановке застоя, вселенской лжи, контроля мыслей и настроений, сокрытия религиозного чувства, коль скоро оно у тебя имелось, в невозможности свободно поехать за рубеж. О чем будут спрашивать нас последующие поколения, поймут ли, как мы жили в 2000-е, во что мы верили, о чем спорили, как любили и страдали?
Новый роман Александра Нежного называется «Вожделение» (Москва, изд-во «Центр книги Рудомино», 2015). Он о российской жизни в 2000-е, о горечи этой жизни, о ее страстях и слабом мерцании света надежды его героев на счастье. Здесь две сюжетные линии, то расходящиеся, то соприкасающиеся и объединенные фигурой главного героя – редактора православного издательства Дмитрия Авдеева.
Его сжигает страстная любовь к юной девушке, дочери его любовницы и сослуживицы Елены Викторовны, образ которой обрисован с предельной выпуклостью. Издательство, в котором они оба работают, готовит к выпуску редактируемое Авдеевым сочинение некоего православного автора, посвященное житию святой мученицы Прасковьи, объекту народного культа. И это создает коллизию, открывающую путь к размышлениям о религиозном чувстве современных россиян, о вере и безверии, о власти веры и вере власти.
Этот тематический пласт не нов для Александра Нежного. Достаточно вспомнить его последние книги – «Изгнание Бога», роман «Там, где престол сатаны», повесть о докторе Гаазе «Nimbus», – чтобы понять, насколько волнует писателя судьба Церкви, ее место в жизни российского общества, корни и традиции веры. Причем особенностью творческого почерка писателя является страстность и искренность переживания этих проблем нашего бытия. На фоне постмодернистских сочинений, представляющих собой продукт интеллектуальных игр с их смесью фантастики, виртуальной реальности и модных восточных философских доктрин – от дзен-буддизма до каббалы, страстный писательский монолог Нежного, пронизанный глубоким религиозным чувством, воспринимается как проявление истинной, не показной, не заимствованной духовности.
При всей страстности и горестности повествования в нем порой пробивается ирония, та гоголевско-булгаковская ирония, которая помогает воспринять безумие некоторых поступков героев – поступков, рожденных отталкиванием невозможной действительности с ее вызывающим алогизмом. Так, друг и сослуживец Авдеева Лева Сапронкин, подобно булгаковскому Ивану Бездомному находясь на грани безумия, отправляется на кладбище раскапывать могилы в поисках урим и тумим – священных камней иудейских первосвященников, с помощью которых они общались с небесами. Весь строй его мыслей, весь трагический иронизм этой ситуации отражает безумие и фантасмагоричность российской жизни.

Михаил РУМЕР

Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».

Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь