Теодор Герцль был на земле, на которую по его плану должны были переселиться евреи диаспоры, создав свое национальное государство, лишь однажды. Он отправился туда отнюдь не с туристическими целями, а для того, чтобы встретиться с путешествовавшим по Палестине германским кайзером в надежде на его содействие в реализации сионисткой идеи. Встреча состоялась в Иерусалиме, эффекта никакого не дала, но Землю обетованную пророк сионизма повидал. И впечатление это осело в его душе, породив написанный четыре года спустя утопический роман «Altneuland» – «Старая новая земля» (в русском переводе он назывался «Обновленная земля»).
Книга была написана по-немецки и издана в октябре 1902 г. в Лейпциге. Это роман, который изображает процветающую Палестину через 20 лет после получения чартера от турецких властей – события, отнесенного в романе на 1903 г.
Действие начинается в 1902 г. Главный герой – Фридрих Левенберг, молодой адвокат из кругов ассимилированной еврейской интеллигенции в Вене, который разочарован образом жизни своей среды и вообще отчаялся в жизни. В таком душевном состоянии он знакомится с Кингскуртом – богатым немцем-христианином, бывшим офицером, также разочаровавшимся в жизни и в обществе. Оба решают уединиться на маленьком тихоокеанском островке. По пути к острову на своей частной яхте они ненадолго заглядывают в Палестину. Их глазам представляется то, что Герцль увидал там в конце 1898 г.
Оттуда они отплывают на остров, где проводят 20 лет, живя уединенной, здоровой и безмятежной жизнью вдали от цивилизованного общества. По прошествии двух десятилетий друзья прекращают свое затворничество, дабы увидеть мир, который они покинули. В Египте они узнают, что Палестина тем временем изменилась, превратившись в чудесно обновленный, цветущий край, и решают посетить ее.
Их яхта бросает якорь в Хайфском порту, они сходят на берег, и взорам их открывается современный портовый город обновленной Палестины, которая и есть «альтнойланд». За тот исторически короткий промежуток времени, что они провели на далеком острове, в Палестине сложилось еврейское «новое общество», существующее на этой земле по праву дарованного турецкими властями чартера. Евреи массами переселились в страну и возделали ее средствами современной техники. Они воздвигли села и города, университет, академию искусств, театры, оперу и т. д. Образование в еврейском обществе для всех бесплатное, от детского сада и до университета в Иерусалиме. «Новое общество» построено на основах кооперации, при соблюдении свободы личности. В нем царит терпимость по отношению ко всем религиям и народам: здесь все равны, без различия веры, расы и пола, и все жители – евреи, арабы и люди других национальностей – живут в мире, братстве и дружбе.
Мы представляем вниманию читателей «ЕП» несколько фрагментов из романа, заметив, что в первом отрывке действие происходит в 1903 г., а в двух других – 20 лет спустя, в 1923-м.

Они пробыли несколько дней в древней стране евреев. Яффа произвела на них тяжелое впечатление. При всей красоте местоположения, общий вид города был удручающий. Жалкая гавань, неудобная высадка. Узенькие грязные улицы, в которых спирало дыхание от вони и какого-то тленного могильного запаха. На каждом шагу пестрая восточная нищета. Оборванные турки, грязные арабы, робкие, забитые нуждой евреи вяло, безнадежно бродили по городу, вымаливая подаяние…
Кингскурт и Левенберг поспешили уехать дальше. Они отправились по отвратительной железной дороге в Иерусалим. Но и на этом пути все говорило о страшном упадке страны.
Плоская, местами песчаная, местами болотистая равнина. Темные нивы, точно спаленные огнем или солнцем. Черные деревушки арабов. Угрюмые туземцы с хищными разбойническими лицами. На улицах, в кучах мусора копошились голые грязные ребятишки.
Вдали, на горизонте, засерели холмы Иудеи. Поезд въехал в долину, закованную в темные обнаженный горы. Ни малейшего следа былой или современной культуры…
– Если это наша страна, – с грустью заметил Фридрих, – то она в таком же страшном упадке, как и наш народ.
– Да, это ужасно, это прямо гнусно… – горячился Кингскурт. – А между тем здесь много можно сделать! Первым делом надо насадить леса. Какой-нибудь миллион молодых елей: они быстро растут – как спаржа. Стране нужна только вода и леса – и перед ней откроется будущность, и кто знает, какая великая будущность.
– Что же вода и лес дадут этой стране?
– Евреев! Черт возьми! Вода и лес приведут сюда евреев.
Была уже ночь, когда они приехали в Иерусалим, дивная лунная ночь…
– Тысяча чертей! Как хорошо! – воскликнул Кингскурт.
Он велел остановить экипаж, который вез их с вокзала в отель и сказал комиссионеру:
– Оставайтесь на козлах и скажите вашему кучеру, чтобы ехал за нами шагом. Мы пойдем немного пешком. Доктор, хотите?.. Как называется эта местность?
Комиссионер почтительно ответил:
– Долина Иосафата, господин.
– Да черт меня побери, так она действительно существует! А я думал это так только… в Библии… По этим самым местам ходил Спаситель!.. Доктор! Доктор! Что вы скажете на это!.. Ах да!.. Но вам… но вашему сердцу эти места тоже что-нибудь говорят. Эти старые стены, эта долина…
– Иерусалим! – произнес Фридрих тихим дрожащим голосом. Он совершенно не мог объяснить себе, почему его так волнуют эти смутные очертания незнакомого города… Быть может, воспоминанья о словах, слышанных в раннем детстве? О молитвах, которые шептал его отец? Картина вечернего пасхального служения вспыхнула в его памяти. Одна из немногих древнееврейских фраз, которые он помнил еще, прозвенела в его душе: «Лешуна або Берушалаим»… Через год в Иерусалиме!.. И он увидел себя маленьким мальчиком, идущим в синагогу со своим отцом. Ах! Нет больше веры, нет юности, нет отца…
Перед ним в сказочном лунном сиянье стояли стены Иерусалима. Глаза его подернулись влагой, и сердце обожгла горячая волна. Слезы медленно покатились по его щекам. Он остановился. Кингскурт выразительным жестом приказал кучеру остановиться и беззвучно отошел на несколько шагов от Фридриха, чтобы не мешать его скорбно благоговейному раздумью…
Фридрих глубоко вздохнул и очнулся от грез.
– Простите, мистер Кингскурт, – сказал он, – я заставил вас ждать. Я был… я так странно чувствую себя… Я не понимаю даже, что со мной происходит…
Но Кингскурт взял его под руку и сказал необычным мягким тоном:
– Слушайте, Фридрих Левенберг, я вас очень люблю!..
И в великом безмолвии лунной ночи христианин и еврей шли рука об руку к древнему священному Иерусалиму…
Днем вид города был менее привлекателен.
Крики, вонь, мелькание пестрых грязных тканей, суета, беготня оборванных людей в тесных душных улицах, нищие, больные, голодные плачущие дети, визгливые голоса женщин, резкие крики разносчиков. Некогда царственный Иерусалим глубже пасть не мог!
Кингскурт и Фридрих осматривали знаменитые площади, здания, развалины. Пришли они и в грустную улицу со скорбной стеной древнего иудейского храма. Группа нищих, деловито и назойливо вымаливавших подачки у священных развалин, производила отталкивающее впечатление…
– Вы видите, мистер Кингскурт, – сказал Фридрих, – еврейство, действительно, погибло, и мечтать о возрождении – безумие. От еврейской нации остались только развалины древнего храма. И сколько бы я ни копался в своей душе, с этими жалкими, несчастными, торгующими национальной скорбью – я ничего общего иметь не могу…
Он говорил довольно громко, полагая, что, кроме Кингскурта, его здесь никто не поймет. Но кроме нищих и проводников перед скорбной стеной стоял еще один человек в европейском платье. На слова Фридриха он обернулся и сказал вполне литературным немецким языком, но с заметным иностранным акцентом:
– Судя по вашим словам, вы еврей или еврейского происхождения.
– Да, – с удивлением ответил Фридрих.
– В таком случай позвольте мне заметить вам, что вы очень ошибаетесь, – продолжал незнакомец. – От еврейства остались не одни только старые плиты и несчастные попрошайки. В настоящее время еврейскую нацию нельзя судить ни по ее нищим, ни по богачам.
– Я не богач, – сказал Фридрих.
– Я вижу, кто вы: вы чужой своему народу. Если бы вы приехали к нам, в Россию, вы убедились бы, что еврейский народ еще существует. Для нас жива еще легенда нашего могущества, мы сохранили еще любовь к прошлому и верим в будущее. У нас самые лучшие евреи, самые образованные остались верны еврейству как нации. Мы не желаем принадлежать ни к какой другой. Мы остались тем, чем были наши отцы.
– Это очень хорошо! – горячо одобрил мистер Кингскурт.
Фридрих слегка пожал плечами, но сказал еще несколько вежливых слов незнакомцу и пошел с Кингскуртом дальше.
Когда они были на другом конце улицы и огибали угол, они оглянулись. Русский еврей стоял еще перед скорбной стеной, погруженный в беззвучную молитву.
Вечером они опять увидели его в английском отеле, в котором остановились. Он сидел за столом с молодой женщиной, очевидно, дочерью. После обеда они встретились в общей гостиной.
Предобеденный разговор тотчас же возобновился. Русский назвался: доктор Айхенштам.
– Я по профессии врач, – сообщил он. – Моя дочь тоже.
– Как? Ваша дочь врач? – заинтересовался Кингскурт.
– Да, она изучала медицину в Париже. Это целая бездна премудрости, моя Саша.
Девушка вспыхнула до ушей.
– Что ты, папа! – скромно отклонила она похвалу.
Доктор Айхенштам провел рукой по длинной седеющей бороде:
– Отчего же не сказать правду… Но мы здесь не удовольствия ради живем. Мы лечим глазные болезни. К прискорбию, здесь тьма больных. Грязь и запущенность мстят за себя. А как хорошо могло бы быть здесь! Ведь эта страна – золотая страна.
– Эта страна? – недоверчиво спросил Фридрих. – Но ведь сказка о медовых реках и кисельных берегах – не больше как сказка.
– Нет, это правда! – горячо воскликнул Айхенштам. – Здесь только люди нужны, и тогда все будет здесь.
– Ну! От людей добра ждать нельзя! – решительно вставил Кингскурт.
Саша обратилась к отцу:
– Ты бы посоветовал им посмотреть колонии.
– Какие колонии? – спросил Фридрих.
– Наши еврейские поселения, – ответил врач. – Вы и про это ничего не знаете? Ведь это одно из самых замечательных явлений в современной жизни евреев. В разных городах Европы и Америки образовались общества, так называемые «Почитатели Сиона», с целью создать из евреев здесь, в нашем старом отечестве, земледельцев. В настоящее время есть уже множество таких еврейских деревень. Некоторые богатые жертвователи ассигновали на это дело довольно крупные суммы. Непременно посетите эти колонии, прежде чем оставите Палестину.
Кингскурт сказал:
– Можем осмотреть их, если вам угодно, Левенберг.
Фридрих поспешил согласиться.
На следующий день они отправились в сопровождении Айхенштама и Саши на оливковую гору. В нескольких саженях от вершины они проезжали мимо нарядной виллы одной английской дамы.
– Видите, – сказал русский еврей, – на старой земле можно, очевидно, воздвигать современные дворцы. Чудесная мысль – поселиться здесь. Это и моя мечта!
– Или, по крайней мере, глазную лечебницу построить здесь, – сказала Саша с милой улыбкой.
С оливковой горы они любовались видом холмистого города и каменными волнами горного хребта, который тянулся до самого моря.
Фридрих стал задумчив.
– Как хорош, вероятно, был когда-то Иерусалим! Быть может, потому отцы наши и не могли его забыть. Быть может, оттого в них и не умирало желание вернуться сюда?
Айхенштам мечтательно заметил:
– Мне этот вид напоминает Рим. На холмах можно было бы выстроить мировой город, нечто поразительное по величие и красоте! Представьте себе картину, которая открывалась бы отсюда! Ах, если бы мои старые глаза еще увидели это!..
– Мы не доживем до этого, – печально сказала Саша.

Михаил РУМЕР

Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».

Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь