Судья: Чем вы занимаетесь?
Бродский: Пишу стихи. Перевожу. Я полагаю…
Судья: Никаких «я полагаю». Стойте как следует! Не прислоняйтесь к стенам! Смотрите на суд! Отвечайте суду как следует!.. Ваш трудовой стаж?
Бродский: Примерно…
Судья: Нас не интересует «примерно»!
Бродский: Пять лет.
Судья: Где вы работали?
Бродский: На заводе. В геологических партиях…
Судья: Сколько вы работали на заводе?
Бродский: Год.
Судья: Кем?
Бродский: Фрезеровщиком.
Судья: А вообще какая ваша специальность?
Бродский: Поэт. Поэт-переводчик.
Судья: А кто это признал, что вы поэт? Кто причислил вас к поэтам?
Бродский: Никто. (Без вызова.) А кто причислил меня к роду человеческому?
Судья: А вы учились этому?
Бродский: Чему?
Судья: Чтобы быть поэтом? Не пытались кончить вуз, где готовят… где учат…
Бродский: Я не думал, что это дается образованием.
Судья: А чем же?
Бродский: Я думаю, это… (растерянно)… от Бога…
Судья: У вас есть ходатайства к суду?
Бродский: Я хотел бы знать, за что меня арестовали.
Судья: Это вопрос, а не ходатайство.
Бродский: Тогда у меня ходатайства нет…
(Заседание суда Дзержинского района г. Ленинграда, 18.02.1964 г.)
***
После суда Бродский был этапирован по железной дороге в Архангельск, откуда его направили для отбытия ссылки в деревню Норинская, что в 24 км от райцентра Коноша. Ныне когда-то большая деревня, состоящая в основном из рубленых деревянных домов, на грани исчезновения. Тогда же в ней были магазин и почта. Деревня окружена болотами и лесами, богатыми летом грибами и ягодами.
В Норинской Бродский прожил с 25 марта 1964 г. по 4 сентября 1965 г. Сперва его поселили в избу Таисии Ивановны Пестеревой, срубленную в позапрошлом веке прадедом Таисии Ивановны и с тех пор ни разу не перестраивавшуюся. Правда, прожил Бродский здесь всего три дня: март был холодный, а с печкой что-то случилось. Пришлось переселиться в избу напротив, тоже к Пестеревым – Константину Борисовичу и Анастасии Михайловне. У них поэт и прожил полтора года. Об этой он вспоминал: «Я помню, как сидел в маленькой избе, глядя через квадратное, размером с иллюминатор, окно на мокрую, топкую дорогу с бродящими по ней курами, наполовину веря тому, что я только что прочел... Я просто отказывался верить, что еще в 1939 г. английский поэт сказал: „Время... боготворит язык“, а мир остался прежним».
В одном из стихотворений Бродский продолжает о жизни в деревне:
В деревне никто не сходит с ума.
По темным полям здесь проходит труд.
Вдоль круглых деревьев стоят дома,
В которых живут, рожают и мрут.
В деревне крепко сожми виски...
В деревне никто не сходит с ума.
С белой часовни на склоне холма,
С белой часовни, аляповат и суров,
Смотрит в поле Иоанн Богослов.
Спускаясь в деревню, посмотришь вниз –
Пылит почтальон-велосипедист,
А ниже шумит река,
Паром чернеет издалека.
***
Его зачислили разнорабочим в совхоз «Даниловский». В стихотворении, написанном в августе – сентябре 1964 г., когда на севере сеют озимые, упоминается совхозный тракторист Александр Буров, вместе с которым работал Бродский:
А. Буров – тракторист – и я,
Сельскохозяйственный рабочий Бродский.
Мы сеяли озимые – шесть га.
Я созерцал лесистые края
И небо с реактивною полоской,
И мой сапог касался рычага.
Топорщилось зерно под бороной,
И двигатель окрестность оглашал.
Пилот меж туч закручивал свой почерк.
Лицом в поля, к движению спиной,
Я сеялку собою укрощал,
Припудренный землицею как Моцарт.
Старожилы Норинской вспоминали, что работник из Бродского был плохой. В деревне его считали чудаком и работу поручали попроще. За неоднократные прогулы приказом по совхозу «Даниловский» поэту объявили выговор и предупредили, что при повторении будут приняты более строгие меры вплоть до увольнения.
Буров, о котором говорится в стихотворении (на самом деле Александр Кузьмич Булов), как тогда, так и впоследствии вспоминал: «Выработка на тракторе была 10 га, а при работе с таким напарником выходило шесть. Соответственно ползарплаты мне начисляли и нельзя было получить премию. И все через него, лентяя. Пока он с Норинской до работы дойдет 3 км – опоздает. Потом, если сеялку на поле заклинит, от Иосифа пользы никакой. И все время перекурить звал. Мерзнуть будет, лишь бы не вспотеть. Мешки поворочает, сеялку кое-как затарит зерном, а больше ни-ни... С ним с год я всего проработал, да и то старался, если можно было, не брать его... Получал Иосиф в совхозе рублей 15 в месяц – за что больше, если не работал?»
У Булова в то же время зарплата была более 200. Правда, иногда он снисходил к своему помощнику: «Жаль вообще мужика было. Придет на работу, с собой – три пряника, и вся еда. Брал Иосифа с собой домой, подкармливал. Не пили, нет».
Вспоминал Булов и о том, как к ним домой «госбезопасность приезжала»: «Мою хозяйку с самого начала предупредили, чтобы я с ним не снюхался. Я и не снюхивался...» О стихах, в которых он упоминается, Булов услышал от знакомого работника милиции, который надзирал за ссыльными «на предмет режима». Своего места в мировой литературе не признает: «Иосиф мне стих не читал, а я не вникал и не вникаю. По мне, чем сюда было высылать, лучше бы сразу за бугор. Там ему место: и душой закрытый, и стихи у него муть какая-то. И которые про меня – тоже. Зря ему Нобелевскую дали. Подозреваю, политика в этом замешана». Булов во всем видел политику. Через несколько лет уехал из совхоза в Коношу и устроился водителем в КГБ, где и проработал 11 лет.
***
Но есть и другое мнение о Бродском. Бывший в то время секретарем парткома, а позднее ставший директором совхоза Д. Ф. Марышев вспоминает: «Мы с ним оказались в одной паре. Женщины затаривали выкопанные трактором клубни в мешки, а мы грузили мешки на тракторную тележку. Беремся вдвоем с Бродским за мешок и забрасываем на тележку. Говорите, был он сердечником? Не знал. При мне Бродский работал на совесть. В редких перерывах курил „Беломор“. Работали почти без отдыха. В обед я пошел к своему тезке Пашкову, а Бродского увела к себе Анастасия Пестерева. После обеда опять кидали тяжелые мешки, и так весь день. Бродский был в осеннем пальто и полуботинках. Я спросил: „Что же не одел фуфайку и сапоги?“ Он промолчал. А что тут скажешь? Он понимал ведь, что грязная работа предстоит. Видно, просто молодая беспечность».

Яков ГОЛЬНИК

Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».