Софья Моисеевна Пятова (в девичестве Сухман) родилась в Пуховичах под Минском. Скорее всего – в 1933 г., но наверняка этого никто не знает: война слизнула все документы и записи. Но до войны она все же успела окончить первый класс.

Пуховичи тогда – это полудеревня, полуместечко; во всяком случае, евреи с белорусами уживались хорошо. Дом Сухманов стоял в самом центре, возле церкви.
Когда грянула война, отца призвали в армию, но мобилизоваться он не успел и вместе со старшим братом ушел в лес, став тем самым едва ли не первым партизаном в округе. А вот маме как заведующей сберкассой даже эвакуироваться было нельзя: пока стоявшая в Пуховичах летная часть не была рассчитана, любая попытка уехать приравнивалась к вредительству. А когда все летчики были обслужены и мать решилась наконец уехать, было уже поздно. Через несколько километров их подводу догнали немецкие мотоциклисты и развернули обратно. В Пуховичах их ждал сюрприз: замок был взломан и дом полностью разграблен.
Так началась жизнь под немецкой оккупацией, и мародерство вчерашних соседей – далеко не самое страшное из того, что предстояло евреям. Их первым делом пометили: заставили носить на верхней одежде желтые заплатки – спереди и сзади.
Врезалась в память и первая акция. Немцы выстроились в два ряда, и через этот строй пропускали евреев-мужчин – несколько сот человек. Потом их отвезли на Попову горку возле кладбища, заставили выкопать могилы, расстреляли и засыпали землей, по другим рассказам – закопали живьем.
В конце июля или начале августа всех оставшихся евреев согнали в гетто, в которое превратили бывший дом отдыха в конце Пуховичей. Сухманы – дедушка, мать и трое детей – разместились впятером в одной комнате. Рано утром в один из сентябрьских дней под Рош ха-Шана гетто окружили немцы и всех стали выгонять на плац. Вдруг раздалось несколько выстрелов, и, словно подкошенный, упал дедушка.
Увидев это, мама быстро натянула на старшую дочь зимнее пальтишко и валенки и спрятала ее за печку в углу комнаты. Там, за печкой, лежало все их имущество, увязанное в простыни. Подняв Соню на руки, мама посадила ее на самый верх, на все эти узлы.
Того, что происходило на плацу, девочка не видела – только слышала шум, гам и крики. Потом все стихло, а в комнату стали заходить люди и вытаскивать из-за печки вещи. Вскоре Соня оказалась на полу, вещей под ней больше не было, но не было и мародеров.
Когда стало совсем тихо, Соня вышла во двор и пошла по дороге в сторону станции Пуховичи и поселка Марьина Горка. Навстречу ей шла незнакомая женщина: «Ты евреечка? Там же ваших убивают, куда ты идешь?..» И Соня пошла обратно, в Пуховичи. Куда, к кому? Из неевреев она хорошо знала только одного человека, работавшего с мамой в сберкассе, по фамилии Маевский. Но не знала, где он живет. Расспросив об этом, пришла к нему домой. Вечером, когда он пришел, то первым делом спросил: «А ты спрашивала, где я живу?» – «Да!» – «Уже доложили, что я прячу евреечку!.. Утром ты должна уйти, а то заберут и меня».
Но ночью раздался стук в дверь – это пришли отец с братом. И, не дожидаясь утра, уже втроем они ушли в лес, не отказавшись от хлеба, который им дали с собой…

Павел ПОЛЯН

Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном выпуске газеты «Еврейская панорама».

Подписаться на газету вы можете здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь

Написать письмо в редакцию