Апрель 27, 2018 – 12 Iyyar 5778
«Искусство должно быть понятным»

image

К 110-летию со дня рождения Яна Фрида  

Когда мы познакомились, Яну Борисовичу шел 92-й год... Их осталось немного – людей той эпохи, которая зовется «советским киноискусством». Кинорежиссер Ян Фрид (Ян Борухович Фридланд) был один из них. Более того, стройный элегантный человек, убеленный сединой мэтр в феллиниевских очках, вышедший мне навстречу, был ее ровесником. Естественно, что возможность общения со старейшим и популярным режиссером сама по себе вызывала легкий трепет. Впрочем, со временем он растворился в атмосфере доброжелательности, царившей в семье Фридов. Из искреннего дружеского общения, из рассказов мастера родился очерк – как дань памяти этому прекрасному художнику и человеку.
***
Писать о Фриде легко: он необычайно колоритен, и, если себя не сдерживать, рассказ может растянуться на множество страниц. Но и трудно, потому что творчество и жизнь этого художника описаны столь подробно, что невольно теряешься, что же еще осталось неохваченным. Может, привычки его знаменитого кота, который ест цветы и является пассивным курильщиком, поскольку всегда слоняется там, где курят. А может, вон та тяжелая старая пепельница, о которой, как обо всех в этом доме вещах «с историей», можно что-нибудь написать. Например: «В нее стряхивали пепел народная артистка республики такая-то, писатель такой-то...» Эта шутка тем не менее наводила на справедливую мысль: первооткрывателем его биографии быть не удастся. Неотделимое от культуры, из которой мы все вышли, имя Яна Борисовича Фрида известно всем. А кому неизвестно, стоит лишь напомнить «Собаку на сене», «Сильву» или «Двенадцатую ночь», как брови собеседника взлетают вверх: «Так это он!?» Да, это он.
И еще 20 фильмов, многие из которых до сих пор показывают по телевидению, тоже его. И целая армия выпускников театрального института и консерватории в Ленинграде, учившихся режиссуре у профессора Фрида, – тоже его. Однако погреться в лучах его славы не получилось бы, потому что Мастер вежливо и спокойно разрушает любую попытку комплиментарности в свой адрес, отвечая вниманием только на понятия «искусство», «профессионализм», «музыка», «жизнь». Можно было лишь, отбросив клишированные журналистские вопросы, просто беседовать с режиссером, а лучше – его слушать.
***
Рассказы о времени, в котором жил и творил Фрид, были удивительно кинематографичны. Ощущение такое, будто сидишь в маленьком просмотровом зале и смотришь «фильму» из старого потрескивающего киноаппарата – хорошее черно-белое кино, которое, впрочем, часто становится цветным и озаряется весельем и музыкой. Честное кино, как будто снятое мудрым режиссером по сценарию, написанному историей его родины. Словно оживали на экране бегущие по рельсам вагоны-теплушки, забитые людьми; 13-летний «брат милосердия», стоящий у санитарной палатки в потертой гимназической шинели с красным крестом на рукаве; улыбчивые лики «вождей революции»; синеблузники, хором читающие на улицах стихи Маяковского; лица актеров, изображающие «счастье»; человек с кинокамерой; каналы и дворцы Питера; война... Картинки из музея памяти старого кинематографиста как бы воссоздают атмосферу событий, о которых мы знаем только по кинофильмам или учебникам истории.
Из океана впечатлений меня вылавливает голос рассказчика: «А знаете, кто был первой знаменитостью, с которой я столкнулся в своей жизни? Ленин». Экран гаснет. Включается свет. Но «фильм» продолжается. «Он обрушился на меня, 14-летнего мальчишку, в совершенно прозаической ситуации. В 1922-м я приехал в Москву поступать на рабфак. Иду по Воздвиженке. Промозглая, сырая погода. Вдруг, резко вильнув на повороте к Спасским воротам, у тротуара останавливается большое черное авто. Спереди открылись обе дверцы, и выскочили двое в кожаном. Один бросился к спущенному колесу, другой, с маузером, обошел авто, нагнулся к заднему окну и что-то сказал внутрь. Затем открыл дверцу. Вышел невысокий человек в пальто и кепке – Ленин. На лице застыла улыбка. За ним вышла женщина с добрыми, бесцветными, навыкате глазами – Крупская. Ленин, щурясь, приложил руку к кепке. Крупская улыбнулась и „сделала ручкой“. Люди заголосили, часто и энергично махая в ответ. Я тоже кричал: „Ильич! Ильич!“ Шофер на корточках менял колесо, охранник расхаживал взад-вперед, все дверцы авто были открыты. Два человека – вся охрана... Подумать!»
Фрид помнил выступление Троцкого на 3-м съезде комсомола, помнил, как восторженно аплодировал Бухарину, помнил Сталина... «Собрали как-то нас, рабфаковцев МГУ, в большой аудитории на лекцию. Объявили Сталина. Особого впечатления это не произвело, мы вертелись, громыхали книжками, почти вслух переговаривались о своем. Не обращая внимания на шум, человек в кителе стал что-то говорить, почти не поднимая глаз. Я отметил в нем скрытность и волю, но разглядеть в невысоком, рябом и угрюмом комиссаре ВЦИК по делам Востока будущего „отца народов“ было трудно. Говорил он тихо, но все умолкли. Он умел манипулировать людьми. После ухода Сталина было общее чувство подавленности».
Кто бы мог поверить, что через 15 лет после той встречи молодой режиссер Ян Фрид, учившийся у других гениев эпохи – Эйзенштейна, Кедрова, Мейерхольда, снявший к тому времени три художественных фильма с выдающимися актерами Ильинским, Москвиным, Николаем Симоновым, выскочит из окопа отряда ополчения под град пуль с криком «За Сталина!»? Таким было время.
***

Анатолий СИГАЛОВ

Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».

Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь

Социальные сети