«Комната» его жизни
Город был соткан из синего моря, голубого неба и особого, присущему только ему, юмора и напоминал Ноев ковчег: кто только не жил в Одессе – и русские, и евреи, и украинцы, и греки. В общем, каждой твари по паре.
Арье Файнзильберг влюбился в черноволосую красавицу Миндл, женился, как полагается, с хупой и брахот, и через некоторое время супруга принесла ему первенца, затем второго младенца. Муж был рад, но очень хотел дочь. Он вознес свои мольбы к Всевышнему, но Господь его просьб не услышал, и в назначенный срок Миндл вновь разрешилась сыном. Младенец был хил и мал, но счастливо улыбался этому миру. Арье решил оставить Бога в покое, не отвлекать его от более важных дел и положиться только на собственные силы, но и здесь ничего не вышло: четвертый младенец при ближайшем рассмотрении тоже оказался мужеского пола. Тогда он утешился тем, что есть, и, как каждый любящий еврейский отец, возмечтал о счастье детей. Прекрасно понимая, что быть еврею счастливым в России сложно. Сложно, но можно. Вот он и решил сделать так, чтобы дети хотя бы ни в чем не нуждались и превзошли отца. Двоих он отдал по торговой части, но оба стали художниками. Оставалась надежда на третьего, но ремесленником после ремесленного училища он не стал – стал писателем. Через много-много лет Илья Ильф (а это был именно он) с присущим ему юмором напишет: «Закройте дверь. Я скажу вам всю правду. Я родился в бедной еврейской семье и учился на медные деньги». Деньги были действительно медные, потому что отец выше мелкого клерка в местном банке карьеры не сделал. Отцовские надежды оправдал самый младший: выучился топографии, так топографом и остался и, в отличие от трех братьев, взявших псевдонимы (между прочим, под ними и прославившихся – один из них известен как французский художник-кубист и фотограф Сандро Фазини, второй – как советский художник-график и фотограф Маф и Ми-фа, ну и третий – как писатель Илья Ильф), сохранил родовое имя.
Окончив трехгодичную школу ремесленных учеников, Илья получил диплом подмастерья, но подмастерьем не стал – стал мастером. Но не в ремесленном деле, а в литературе. Хотя и литература в каком-то смысле тоже есть ремесло. Одно время средний Файнзильберг разъезжал по Одессе – служил разъездным статистиком. Но отчеты писал так, что все удивлялись – он статистик или писатель?
Когда до Одессы докатились революция и Гражданская война, Илья ушел на фронт, где впервые узнал, что такое страх – страх смерти. В письме к любимой Марии Тарасенко он напишет: «Мне было очень страшно, я узнал страх смерти, и мне стало страшно жить». Но жить было нужно – что в боях с Деникиным, что в мирной жизни. Оставалось ответить на вопрос – как? Когда город освободили, Илья начал считать чужие деньги (устроился бухгалтером), но занятие показалось скучным, и бывший статистик ушел в журналистику. Вскоре от коротких заметок перешел к сочинительству – начал писать стихи. Когда понял, что, кроме литературы, другого пути для него нет, пришел с ними в «Коллектив поэтов», в котором состояли Багрицкий, Олеша, Катаев (вскоре они начнут писать великолепную прозу). Нина Гернет (она станет драматургом) вспоминала: «…Худой, высокий Ильф обыкновенно садился на низкий подоконник, за спинами всех. Медленно, отчетливо произносил он странные, ни на кого не похожие стихи:
Комнату моей жизни
Я оклеил воспоминаниями о ней...»
Стихи, показавшиеся Нине странными, были о любви к той самой девушке, которой он писал с фронта в 1919-м и которая в 1924-м станет его женой.

От ИФ до Ильфа
Ильф никогда не скрывал своего еврейства, он любил повторять: «Все равно про меня напишут: „Он родился в бедной еврейской семье“». Когда Илья работал журналистом, то часто подписывался «Илья Ф.», «ИФ» или «Фальберг». Когда начал писать прозу, взял псевдоним – короткий, звучный и запоминающийся. Сложил первые буквы своего имени и фамилии – Иехиел–Лейб Файнзильберг – и смягчил для звучности твердое «л». Получилось Ильф.
Олеша уже в Москве вспоминал: «Он был чрезвычайно сдержан и никогда не говорил о себе. Эту повадку он усвоил на всю жизнь. Он придумал себе псевдоним – Ильф. Это эксцентрическое слово получалось из комбинации начальных букв его имени и фамилии. При своем возникновении оно всех рассмешило. И самого Ильфа. Он относился к себе иронически…»
Добавлю то, о чем мог не знать приятель Ильфа: в традиционной еврейской литературе первыми тремя буквами имени и фамилии было принято подписывать литературные произведения. Традиция брала начало еще в раннем Средневековье и была особенно широко распространена среди раввинов. Знал ли об этой традиции сам Ильф, сказать трудно, но один из своих рассказов 1930-х гг. – «Блудный сын возвращается домой» – начал так: «Иногда мне снится, что я сын раввина». Что наводит на определенные размышления. Так или иначе, под псевдонимом Ильф он вошел в советскую литературу. Псевдоним стал именем, имя – судьбой.

Одесса – Москва
Евгений Катаев родился в интеллигентной одесской семье (отец был преподавателем, мать – пианисткой). В семье было двое сыновей, в 1930-е гг. оба станут знаменитыми писателями. До этого – в начале 1920-х – обоих арестуют за «участие в антисоветском заговоре». Но обоим несказанно повезло: чекист Яков Бельский знал старшего, Валентина, и пришел на помощь – через полгода отсидки оба брата вдохнули морской пьянящий воздух свободы.

Геннадий ЕВГРАФОВ

Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».

Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь