Когда потенциальная опасность поселяется по соседству…  


Новый министр здравоохранения Йенс Шпан видит свою роль гораздо шире, чем забота о здоровье сограждан. Будучи одним из немногих и, пожалуй, самым известным представителем консервативного крыла ХДС во власти, он стремится позиционировать себя в качестве определенного противовеса слишком левой политике канцлера, делая порой заявления, которые, казалось бы, направлены против нее. Вот и недавно в интервью Neue Zürcher Zeitung, когда журналист вспомнил о намерении политика вернуть его партии утраченное в последние годы доверие граждан, Йенс Шпан произнес фразу, моментально растиражированную немецкоязычными СМИ: «Иммиграционный кризис привел к массовой утрате доверия, но не только он. Задача государства – заботиться о законности и правопорядке. В последние годы оно не всегда в достаточной мере справляется с этой своей обязанностью. Административные органы в Германии функционируют очень четко, когда речь идет о том, чтобы граждане вовремя получали требование об уплате налогов. А вот когда дело касается торговцев наркотиками, которые уже 20 раз безнаказанно уходили от полиции, наши власти кажутся абсолютно беспомощными… Взгляните на рабочие кварталы Эссена, Дуйсбурга или Берлина. Такое впечатление, что государство не хочет или не может поддерживать законность».
Не успела просохнуть типографская краска, как точь-в-точь в соответствии с принципом «А что Косой? Чуть что – сразу Косой!» возмутился социал-демократический обер-бургомистр Дуйсбурга Зёрен Линк, заявивший, что считает «наглостью и безответственностью обвинять полицию в том, что она не решается посещать определенные районы города» (и это при том, что дуйсбургский район Марксло известен в качестве подобного «запретного» района далеко за пределами Германии).
А вот в Эссене зампредседателя одной из районных организаций СДПГ Карлхайнц Эндрушат и ранее говорил то, что нынче провозгласил Йенс Шпан, и предупреждал о последствиях «мусульманизации» района, где уже работают четыре мечети, за что впал в немилость у однопартийцев и, вероятно, вскоре лишится своего партийного поста.
Полиция тоже обиделась. Председатель Полицейского профсоюза (GdP) Оливер Малхов напомнил Шпану о том, что федеральным политикам, которые годами имели возможность изменить ситуацию, не престало после стольких лет бездействия критиковать недостатки в работе правоохранительных органов (хотя никаких упреков в адрес полицейских министр здравоохранения и не делал). А вот коллега Малхова Бодо Пфальцграф, возглавляющий берлинское отделение того же профсоюза, признает: «Существуют районы, где правовое государство не функционирует. К их числу относятся такие социально неблагополучные районы Берлина, как Веддинг или Нойкёльн». Он поясняет, что полиции для борьбы с правонарушителями не хватает персонала. А даже если ей и удалось справиться со своей задачей, наказание правонарушителей упирается в перегруженные суды.
И если бы только перегруженные… Похоже, многие из судей в принципе махнули рукой на свою главную задачу. Так, председатель Германского союза судей Йенс Гниза недавно в газетном интервью призвал не перекладывать проблемы общества на органы юстиции. По его словам, многие беженцы травматизированы войной, да и вообще происходят из иной культурной среды, так что конфликты на межкультурной почве весьма вероятны. Беженцы, полагает он, являются в Германии политической реальностью, с которой нужно смириться. А надеяться на то, что юстиция сможет быстро справиться с проблемой, значит питать иллюзии. «Как мы должны с ней справиться, если у человека совсем иная картина мира, иное представление о функционировании общества?» – разводит руками судья. Это, по его мнению, вопрос интеграции и задача на многие поколения, которую неверно было бы перекладывать на плечи и без того задыхающихся от нагрузки судей. Уже сегодня в стране не хватает более 2000 судей и прокуроров, а потребность в них лишь растет. В целом же представитель судебного сословия признает существование проблемы, о которой говорит министр Шпан. Гниза и сам, по его словам, регулярно получает письма от граждан, обеспокоенных растущим бессилием правового государства.
Столь откровенны, однако, не все. Многие политики и журналисты пытаются доказать нам, что на самом деле всё в порядке, а все проблемы – лишь кажущиеся. Мол, ситуация с безопасностью хуже не стала, просто граждане сами себя накручивают, запугивают друг друга…
Кое-кто, прочитав «откровение» министра здравоохранения, возрадовался и узрел в Шпане чуть ли не внутрипартийную оппозицию Ангеле Меркель, надежду нации. Поспешим разочаровать оптимистов. Во-первых, министр не сказал ничего такого, что до него не признала бы сама Меркель (26 февраля в интервью новостному телеканалу n-tv она, хотя и весьма неохотно, после многолетнего отрицания, подтвердила наличие в стране так называемых No-Go-Area – районов, живущих по своим законам, куда германская полиция предпочитает не совать свой нос). А во-вторых, весьма вероятно, что и сам «демарш» произошел не без участия канцлера, которой он весьма выгоден: и видимость внутрипартийной демократии можно соблюсти, и важнейшую для избирателей тему внутренней безопасности не отдавать на откуп не только «Альтернативе для Германии», но и номинальному соратнику Хорсту Зеехоферу. А поскольку тот, получив под свое начало МВД, начал делать громкие заявления, обещая «навести в стране порядок», то и ХДС нужно было что-нибудь предпринять, чтобы, не дай бог, не зародилась мысль: прежде 12 лет во главе МВД стоял представитель ХДС – и что имеем в итоге? Ведь нынче не проходит и пары дней без очередного происшествия, заставляющего бюргеров все серьезнее задумываться о собственной безопасности. И, похоже, не без оснований. Достоверной общефедеральной статистики на сей счет пока нет, но в конце минувшего года большой резонанс вызвали итоги исследования, проведенного известным криминологом и бывшим министром юстиции Нижней Саксонии профессором Кристианом Пфайффером. На основе земельной полицейской статистики он показал, что с 2014 по 2016 г. в Нижней Саксонии число насильственных преступлений выросло на 10,4%, причем 92,1% этого прироста – на совести «беженцев».
Более свежие цифры – земельную криминальную статистику за 2017 г. – представил в конце марта глава МВД Баварии Йоахим Херрман. Комментаторы тут же обратили внимание на то обстоятельство, что формальное снижение числа зарегистрированных правонарушений на 4,6% по сравнению с 2016 г. находится в разительном противоречии с ощущениями граждан, все более чувствующих себя беззащитными. Одно из возможных объяснений этого феномена читатель найдет ниже, пока же со ссылкой на представленную министром статистику подчеркнем: на долю иммигрантов приходится 34,9% всех неспецифических правонарушений, в то время как их доля в общем составе населения Баварии составляет 12,1%. Особо впечатляет динамика последних лет: если в 2014 г. иммигрантами было совершено 13 203 правонарушения, а в 2015-м – 23 271, то в 2016 г. соответствующий показатель достиг 36 027 преступлений, а год спустя – 40 109.
Еще один примечательный блок статистики: количество нападений, совершенных с использованием ножей. Не все федеральные земли сообщают эту информацию, но имеющаяся свидетельствует о том, что с 2014 г. этот показатель вырос в Берлине на 13%, а в Гессене – даже на 29%. Лишь четыре федеральные земли учитывают при этом национальность правонарушителя, и во всех четырех иммигранты были «лидерами».
По полицейской статистике за первые девять месяцев 2017 г., иммигранты совершили в ФРГ 3466 сексуальных преступлений – в среднем 13 в день. За весь 2016 г. этот показатель составил 3404 правонарушения (девять в день). В то же время до начала неконтролируемого массового притока «беженцев» эти цифры были существенно ниже: в 2014 г. – 949 (три в день), в 2013-м – 599 (менее двух в день). Но серьезнейшая проблема состоит в том, что официальная статистика не отражает реального положения дел. Так, по мнению директора Союза работников германской уголовной полиции Андрэ Шульца, до 90% сексуальных преступлений не отражено в полицейских документах. Не только потому, что жертвы не всегда обращаются в полицию, но и потому, что политики давят на нее с указаниями «не нагнетать обстановку», в частности не упоминать мусульман. Ну, а если о происшествии стало известно, то на помощь нередко приходит сердобольный судья, в результате чего нередко преступник вскоре вновь оказывается на свободе, чтобы через короткое время сломать жизнь очередной жертве.
Перечислять эти «кажущиеся» проблемы можно еще очень долго. Но особо понятными они становятся человеку лишь после того, как, не дай бог, коснутся его лично. О том, насколько призрачными сделала канцлер представления своих сограждан о спокойной жизни, а также о том, что и в Баварии, где до недавних пор «царствовал» Зеехофер, с безопасностью хотя и лучше, чем в других местах, но все же не все гладко, свидетельствует приведенная ниже история, произошедшая с жительницей казалось бы вполне благополучного Мюнхена Иегудит де Толедо-Грубер. Читателям «ЕП» она знакома по интервью, опубликованному в декабре 2016 г.

Район, где я живу, с некоторых пор изменился не в лучшую сторону, хотя городское жилищное товарищество, у которого мы снимаем квартиры, естественно, имеет на сей счет иное мнение. Старые здания и не слишком современные инженерные сети 1940-х гг. удерживают молодые семьи от желания селиться здесь, поэтому в освобождающиеся квартиры все чаще заезжают иммигранты. Нередко – семьи с детьми, имеющие совсем иной ритм жизни, привычки и правила, чем былые жильцы. И почти все новые соседи – мусульмане.
Полтора года назад субботним утром я, как и обычно, собиралась на службу в синагогу. Все было как обычно: шаббатные часы заведены, дверной звонок отключен, шаббатный пояс надет… И вдруг в дверь постучали. Сперва осторожно, затем настойчивее. Это было весьма необычно, так что я не сразу сообразила, стоит ли открывать дверь. Но поскольку стук продолжался и становился все более нетерпеливым, я решила, что это, вероятно, важно.
На пороге стоял молодой худощавый африканец. Сомалиец, как выяснилось позже. Он схватил меня за руку и на странном подобии немецкого языка сообщил, что нуждается в моей помощи. Это не очень соответствовало моим планам, поскольку я очень хотела попасть в синагогу, где в то утро должно было состояться представление нового кантора. Нехотя поднялась я с молодым человеком на чердак, где некоторое время назад были устроены два маленьких дополнительных «социальных» жилища. Мы оказались в квартире с голыми стенами, без мебели и какого-либо скарба, без горячей воды и отопления. Поскольку я очень торопилась, я спустилась с новым соседом в подвал, дала ему раскладной стол, стулья, одеяло и старую кофеварку (вместе с кофе и фильтрами), а также на пальцах, чтобы он понял, пообещала, что по возвращении постараюсь организовать для него более существенную помощь через «горячую линию» нашего домоуправления.
То обстоятельство, что я, несмотря на Субботу, воспользовалась телефоном, позже мне еще аукнется. Но в тот день все же удалось вызвать техника, который подключил горячую воду, отремонтировал отопление и даже включил лампочку под потолок единственного в этой квартире крохотного жилого помещения. В последующие дни я собрала по соседям вполне пригодную старую мебель, которой довольный сомалиец обставил свое жилье.
В последующие месяцы он нередко возникал перед моей дверью. Иногда – с документами, которых он не понимал. Иногда – с требованиями об оплате счетов, которые вызывали у него недоумение и непонимание того, что с ними делать. Иногда ему нужны были деньги, которые я ему одалживала (суммы хотя и небольшие, но для не слишком обеспеченной пенсионерки все же не пустячные).
Поскольку проблемы нарастали, как снежный ком, мы оформили доверенность, которая позволяла мне общаться с ведомствами от имени соседа. Я завела папки для его документов, ходила с ним в социальное ведомство. Это был интересный опыт: получение номера, бесконечное ожидание, знакомство с замотанным делопроизводителем, а также с правами и обязанностями беженца и его помощника. Еще один – более поздний, но менее интересный – опыт состоял в том, что мой сомалийский сосед пил. Когда на улице потеплело и он стал регулярно появляться на лавочке перед домом – всегда с сигаретой и многочисленными бутылками пива, я заметила, как от него шарахаются соседи. Его остекленевший взгляд и качающаяся походка не предвещали ничего хорошего. Да и я постепенно, снедаемая нехорошими предчувствиями, старалась ограничить наши контакты.
Однажды он в очередной раз сидел у меня на кухне со своими бумагами. Рядом – рюкзак, наполненный только что купленными бутылками с пивом. Приходить ко мне с его неразлучной сигаретой я запретила давно, а вот его осоловевший взгляд и шаткую походку заметила слишком поздно. Я пыталась как можно скорее завершить телефонные беседы по его делам, когда он угрожающе придвинулся ко мне и положил свою руку мне на колено. Я отстранила его руку, встала и кое-как выпроводила его из квартиры. В тот раз я отделалась малым испугом, но для себя решила африканского соседа больше в квартиру не пускать.
Поэтому через несколько дней он встретил меня в маленьком садике, который я разбила возле дома, и сообщил, что у него есть подруга, которая вскоре должна родить ему ребенка. Она, правда, живет в Мангейме, и ему постоянно приходится туда ездить. В ходе этой беседы я сообщила соседу, что он не вправе в свое отсутствие оставлять ключ от квартиры своим африканским друзьям, которые устраивают там такой невообразимый шум, что мне приходится вызывать полицию. Домоуправление, куда я также пожаловалось, так и не удосужилось каким-либо образом отреагировать на это.
Прошлой осенью, к моему удивлению, в крошечную квартирку моего соседа вселилась его подруга (по его словам – жена) с их младенцем и ее дочкой от прошлой связи. На этом мой домашний покой закончился. Крик, стук и шум были невыносимыми. Ни мои просьбы, ни ссылки на правила совместного проживания не помогли. Тем не менее вскоре и жена моего сомалийского соседа уже стояла у забора моего садика, жаловалась на жизнь («Квартира дерьмо, муж плохой – много пьет…») и, тыча мне под нос свои бумаги, просила о помощи. Из сочувствия я все же связалась с социальным ведомством и помогла оформить заявления на выделение двух мест в детском саду. Ведь условия жизни в этой квартире были невыносимыми, от чего страдали в первую очередь дети. Дальше ведомственные шестеренки как-то заработали, но подробности мне неизвестны: ведомство отказалось меня информировать «из соображений защиты персональных данных».
Так прошли еще несколько недель, пока однажды в 11 часов вечера раздался стук в мою дверь. Решив, что это моя соседка, я чуть приоткрыла дверь и увидела в просвет нетвердо стоящего на ногах сомалийца. С недобрым взглядом он процедил сквозь зубы: «Оставь в покое мою жену!» – и попытался открыть мою дверь. К счастью, мне удалось оттолкнуть его, чтобы захлопнуть дверь. Я чуть не пережила сердечный приступ и была даже не в состоянии позвонить в полицию. Одна лишь мысль о том, что мне и впредь придется сталкиваться с этим сомалийцем, вызывала у меня панические атаки (что мне как многолетней пациентке кардиолога категорически противопоказано).
В ночь с 26 на 27 января я проснулась от страшного шума. Сомалиец, грязно ругаясь, ломился в мою дверь. Я вскочила с постели, схватилась за телефон и позвонила в полицию. Два полицейских прибыли довольно быстро и увели буйного соседа в его квартиру. Затем они попытались успокоить меня: мол, ничего страшного, выпил мужик лишку, теперь он у себя дома…
Но меня это почему-то не успокоило. Уже наутро я отправилась в полицейский участок с намерением написать заявление. Моя попытка была отклонена железной аргументацией: «Вы живы, никто не ранен, и ваша дверь на месте – чего же вы хотите?» Мне вручили листовку з заглавием «Правовая информация относительно домашнего насилия» и дали соответствующий телефонный номер. Не найдя понимания у местной полиции, я, вернувшись домой, позвонила по этому номеру. Голос на том конце провода вежливо объяснил мне, что ничем не может мне помочь, признавшись: «К сожалению, наше государство больше не в состоянии защитить своих граждан». С тех пор ни один чиновник ни одного ведомства не поинтересовался дальнейшим развитием событий несмотря на то, что я специально указала, что чувствую себя в опасности не только как пожилая одинокая женщина, но и как еврейка. Разве что домоуправление пообещало организовать нам с соседом «примирительную беседу», но организация, видно, очень затянулась…
С тех пор у меня из головы не выходит фраза, сказанная баварским министром внутренних дел Йоахимом Херрманом: «Нулевая толерантность даже при незначительных правонарушениях!» А еще у меня в голове засела мысль о том, что было бы неплохо увидеть статью об этом происшествии в газете Bild. Однако потом я подумала, что читатели «Еврейской газеты» и Jüdische Rundschau скорее поймут мою проблему.

Иегудит де ТОЛЕДО-ГРУБЕР

«Зеленые» против полиции

Новый баварский Закон о полиции будет рассмотрен ландтагом лишь в мае, но уже сейчас баварские «зеленые» обещают оспорить его в судебном порядке. В пасхальное воскресенье на демонстрацию в Регенсбурге собрались сотни людей, протестовавших против того, чтобы полиция получила «самые широкие с 1945 г. права по контролю за жизнью и приватной сферой граждан». Что же в новом законе вызвало такое беспокойство у представителей левых сил?
Законопроект и правда наделяет органы охраны правопорядка значительно большими возможностями, чем они имеют ныне. Главное новшество заключено в использовании понятия «грозящая опасность». Именно она должна в будущем позволять полиции определенные действия, в то время как до сих пор это было возможно лишь при наличии так называемой конкретной угрозы. Например, полиция могла знать о том, что некто планирует теракт. Но до тех пор, пока у нее не было доказательств конкретной реализации подобного плана (например, данных о покупке химикатов, необходимых для создания самодельной бомбы), она не могла предпринимать многих эффективных следственных мер (например, прослушивать телефон подозреваемого). Новый законопроект, в частности, позволяет уже при наличии грозящей опасности прослушивать телефон и анализировать онлайн-коммуникации подозреваемого, конфисковывать принадлежащие ему предметы, объявлять его в розыск и приглашать для дознания, устанавливать за ним скрытое наблюдение и обмениваться информацией о подозреваемом с другими ведомствами. Документ также предусматривает превентивную люстрацию корреспонденции, превентивное использование образцов ДНК для установления примет (например, пола, цвета кожи, волос и глаз), возможность использования полицейскими нательных видеорегистраторов при работе в условиях массового скопления людей, а также видеозаписывающей аппаратуры в помещениях (не с целью видеонаблюдения, а лишь в случае наличия угрозы жизни и здоровью граждан). Также в случае грозящей опасности он позволяет раньше, чем действующее законодательство, применять ослепляющие гранаты и гранаты со слезоточивым газом.
Многие пункты нового закона выглядят угрожающе и уже объявлены в Сети «покушением на демократию и свободу», что не соответствует действительности. Во-первых, наличие грозящей опасности полиция также должна обосновывать. А во-вторых, на проведение многих из вышеупомянутых оперативных мероприятий она по-прежнему должна будет получать разрешение суда. В целом эксперты-правоведы и практические специалисты в области безопасности одобряют законопроект, приводящий возможности полиции в соответствие с возросшими требованиями и современным состоянием техники. К планам же «зеленых» оспорить закон в суде они относятся скептически, поскольку понятие «грозящая опасность» было разъяснено в решениях Федерального конституционного суда и не является проявлением произвола, как это пытаются представить противники законопроекта.

Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном или электронном выпуске газеты «Еврейская панорама».

Подписаться на газету в печатном виде вы можете здесь, в электронном виде здесь, купить актуальный номер газеты с доставкой по почте здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь

Социальные сети