Сентябрь 26, 2014 – 2 Tishri 5775
Подновленные времена

image

Как жили, как уезжали… 

История страны – это не только чередование правителей, войн, политических режимов, но и событий жизни отдельных людей, мир, увиденный через призму их обыденного существования. Профессор Ариэльского университета Эдуард Бормашенко – физик и в то же время глубоко и оригинально мыслящий публицист, пишущий о философии иудаизма, соотношении гуманитарного и научного знания и ведущий религиозный образ жизни. Он родился в Харькове, прожил там до 35 лет, после чего уехал в Израиль. Предлагаемый читателям «Еврейской панорамы» его автобиографический рассказ о жизни в Украине первой половины 1990-х открывает, на наш взгляд, интересные и достоверные реалии истории этой страны.

М. Р.

А поутру они проснулись
Итак, Леонид Макарович Кравчук провозгласил независимость Украины. Над обкомом партии заполоскался желто-голубой флаг. Евреи съежились и втянули головы в шеи: всякая перемена власти в наших широтах легко опровергала трезвый прогноз «хуже не будет». Кравчук, однако, обращаясь к гражданам Украины, произнес несколько фраз на идише, навеки покорив сердца евреев, в большинстве своем не понявших ни слова из речи ушлого президента. На идише говорили евреи-динозавры, недовымершие в Бердичеве и Житомире. Харьковские, породистые, интеллигентные евреи с жалостью, приправленной презрением, глядели на своих местечковых родственников-дворняжек, уморительно жестикулировавших и дурно говоривших по-русски. Те не читали Достоевского и не посещали концертов классической музыки. В предчувствии погрома, однако, и уши, привычные к Моцарту и Шнитке, отверзлись к бесхитростной мелодии кравчуковского идиша; стало ясно: бить не будут.

Августовским утром 1991 г. мы проснулись гражданами независимой Украины. Газеты обещали народу уровень жизни пониже скандинавского, но уж точно повыше американского. Куда там штатникам до украинских угольных рек в стальных берегах! А чернозем, а пшеница, а сало, а харьковские танки, а киевские самолеты? Новые власти, кажется, и сами верили в то, что проклятые москали веками беспардонно грабили наивных, доверчивых хохлов.
Дело было за малым: переболеть детскими болезнями переходного периода. Выпустили украинские деньги – «купоны», прикрывавшие щедрый, но не безразмерный украинский рынок от алчных российских соседей, говорящих на забавном диалекте украинского языка, на котором парасольку обзывают зонтиком. Листы неразрезанных купюр были отпечатаны на цветной бумаге, в магазине их кроили портняжными ножницами. Наиболее сообразительные копировали их на ксероксе.
Началась головокружительная инфляция. Получив утром жалованье, следовало немедленно нестись в магазин. Сотрудники предпочитали получать зарплату зубровкой, макаронами, сахаром, подсолнечным маслом и прочими радостями бартера. Очень скоро выяснилось, что танковый завод не может собрать ни одного бронированного носорога без российских деталюшек, а американские косные, недалекие фермеры предпочитают «Джон Дир» харьковским тракторам. Промышленный и финансовый коллапс не рассеивался заклинаниями, лившимися из телевизоров на реабилитированном украинском языке, для харьковского уха непривычном.
Летчики-испытатели говорят, что в критической ситуации, если не знаешь, что делать, – не делай ничего. Это может спасти жизнь. Не надо давить одновременно на все кнопки панели управления. Киевские власти не вняли этому мудрому совету, а нажали на языковую педаль, пропихивая в распадающейся стране тотальную украинизацию. Было велено перевести делопроизводство на государственный язык. Из комсомольских закромов мы выудили немецкую пишущую машинку с украинским шрифтом. По возрасту она могла стоять в харьковском гестапо, где на ней печатали объявления, стоившие жизни десяткам тысяч. Мерцанова (директор созданной автором частной инженерной фирмы «Технопласт». – Ред.) попыталась тыкать в клавиши. И тут выяснилось, что ни директриса, ни юристка не в состоянии состряпать и простенького письмеца по-украински. Единственным, кому это удалось, был чистых кровей иудей Эдуард Юрьевич Бормашенко.

Харьков – русский город, на его улицах никогда не звучала украинская речь. В школе без труда можно было получить освобождение от изучения украинского языка, однако мама настояла на том, чтобы я им овладел. Моя способность зубрить почти не ограниченна, и я залопотал на сносном украинском, в мертвенности не отличавшемся от латыни.

Эдуард БОРМАШЕНКО

Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном выпуске газеты «Еврейская панорама».

Подписаться на газету вы можете здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь

Написать письмо в редакцию

Социальные сети