Наума Финкельштейна судьба бабахнула по голове в начале декабря. Что-то в его ослабленном организме сдвинулось, и Наум понял: ходить как прежде, легко опираясь на палочку, больше не сможет. Вставать без посторонней поддержки тоже. Сиделка Люба, курировавшая старика последние три года, скептически подвела неутешительный итог своей работы в этом доме:
– Больше я с вами напрягаться не смогу. Вы мужчина, несмотря на 80 лет, основательный, а мне таскать тяжести противопоказано. У меня пупочная грыжа.
– Да, папа, – почесал в голове сын Игаль Финк (Игорь Финкельштейн в доизраильском «девичестве»). – Теперь у нас с тобой проблемы. Мы с Ирой на работе заняты, Фимка в университете. Надо что-то придумать…
Что он собирается придумать, Игаль не сказал, но его недосказанность расстраивала – сын был себе на уме, и от него можно было ждать чего угодно. А уж о невестке и говорить нечего: она Наума чуть ли не со времен свадьбы невзлюбила.
Мирьям, хозяйка фирмы, «патронирующей» Финкельштейна, пришла к нему утром следующего дня вместе со своей социальной работницей, рыжей голенастой девицей лет 25, и суровым, низкорослым мужчиной весьма плотного телосложения.
– Как ваше самочувствие? – спросила Мирьям.
– Всё в порядке, – ответил Наум. В роли переводчика выступал Игаль.
– Она говорит, что, так как от тебя отказалась Люба, ее сменит вот этот человек, Юджин. А там посмотрим…
–А Юджин понимает по-русски? – поинтересовался Наум.
– Понимает, – ответил Игаль. – А еще Мирьям сказала, что, так как твое состояние наглядно ухудшилось, то они будут подавать прошение в службу национального страхования для увеличения количества часов в неделю. Для этого сюда социальный работник и пришла.
Игаль вышел вместе с Мирьям и социальным работником, они о чем-то беседовали вполголоса в салоне, а Финкельштейн остался один на один с новым «сидельцем».
– Так вы говорите на русском, Юджин? – с беспокойством осведомился старик, так как мужчина за всё время пребывания в комнате не проронил ни слова.
– Говорю, Наум Яковлевич, – ответил тот. – Неужели вы меня не узнали?
– Манишев... – присмотреввшись, выдохнул хозяин, – Евгений...
***
Впервые с Манишевым Финкельштейн познакомился лет 30 назад, когда его, редактора издательства «Радуга», вызвал к себе главный редактор и немного виновато сказал:
– Вчера направил к тебе одного молодого поэта. Пишет для детей. Талант у него не очень большой, говоря проще, никакой и не талант, но парень – племянник одного из секретарей обкома. Стало быть, с ним надо работать...
Финкельштейн лишь горестно вздохнул. Молодой поэт появился в десять часов. На пороге возник весьма упитанный кряжистый юноша с двойным подбородком и могучей шеей. Радостно улыбнувшись, он представился:
– Евгений Манишев.
– Садитесь, – указал ему на стул рядом со своим столом Наум. – У вас стихи? Давайте посмотрим.
Манишев протянул ему несколько машинописных листков:
Гордо голову задрав,
Едет маленький удав.
А навстречу бегемот,
Укусил удава в рот…
Финкельштейн машинально прочел стихи вслух, после чего две дамы-редакторши, стиснув зубы, стали что-то усиленно искать у себя под столом, а третья, не выдержав, бросилась в коридор, откуда донесся ее гомерический хохот.
– Ну... – начал Наум, припоминая вчерашний разговор с главным редактором, – основа, несомненно, есть. Будем работать.
Работа заключалась в том, что Финкельштейн старательно переписывал стихи Манишева. Бегемот (так стали называть молодого литератора в издательстве), показывая невиданную трудоспособность, приносил каждую неделю стопку рифмованных опусов. Через месяц Манишева потянуло на военно-патриотическую тему:
Десант уходит в небо,
Чтоб встретиться с землей,
Десант уходит в небо
С машины боевой…
Десант уходит в небо,
Чтоб умереть во ржи.
Молебен по десанту,
Священник, отслужи.
– Прыгали с парашютом? – с сочувствием осведомился Финкельштейн, порядком устав от производительности труда молодого автора. – Служили в ВДВ?
– Не приходилось, – признался Бегемот, – зато не раз присутствовал при прыжках других. По телевизору показывали.
– Так пишите то, о чём лично знаете! – не выдержал Наум. – У вас что ни строчка, то какое-то заимствование и штампы... А причем тут священник? Насколько мне известно, священников в Советской армии пока нет!
– А должны были быть, – зло парировал автор. – По крайней мере, в десанте. Ведь туда не идут ни евреи, ни азербайджанцы, ни армяне, и служат там только русские, украинцы и белорусы – одни православные!
На это Финкельштейн ему ничего не ответил, но при первой же возможности перепоручил подающего надежды поэта к другому редактору. Дальнейшая судьба его подопечного Наума интересовала мало.
Алиса ГРИН
Уважаемые читатели!
Свои литературные произведения для публикации в рубрике «Творчество читателей» присылайте по адресу электронной почты redaktion@evrejskaja-panorama.de. Принимаются тексты размером до 10 тыс. печатных знаков с пробелами. Редакция не рецензирует присланные материалы и оставляет за собой решение об их публикации.
Полностью эту статью вы можете прочесть в печатном выпуске газеты «Еврейская панорама».
Подписаться на газету вы можете здесь, заказать ознакомительный экземпляр здесь.